Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны - Яков Гордин
- Дата:30.10.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Пушкин. Бродский. Империя и судьба. Том 1. Драма великой страны
- Автор: Яков Гордин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Могу вас уверить, что никаким образом не участвовал в составлении глупой рифмованной хроники… о которой изволите мне писать. Европа наводнена печатными глупостями, которые публика великодушно приписывает мне… Жалею, что я не посвятил слабого своего таланта на прославление божиих чудес, вместо того, чтобы трудиться для удовольствия публики – бессмысленной и неблагодарной».
Он снова писал о Вольтере и о себе. И о себе больше, чем о Вольтере.
Пародийная богохульная «Орлеанская девственница» была одним из образцов пушкинской пародийной богохульной «Гавриилиады».
Когда в 1828 году список «Гавриилиады» попал в руки властям и началось следствие, Пушкин, – так же, как и Вольтер в «Последнем из свойственников», – отрекся от своего сочинения. Он писал Вяземскому:
«До правительства дошла наконец Гавриилиада; приписывают ее мне».
Фраза из «письма Вольтера» – «Европа наводнена печатными глупостями, которые публика великодушно приписывает мне» – почти текстуально напоминает жалобы Пушкина по поводу «Гавриилиады» и вообще приписываемых ему неприличных сочинений.
В 1834 году он записал в «Дневнике»:
«Я вообразил, что дело идет о скверных стихах, исполненных отвратительного похабства и которые публика благосклонно и милостиво приписывала мне».
Он писал еще в 1825 году:
«Всякое слово вольное, всякое сочинение возмутительное приписывается мне…»
Теперь, в конце жизни, он с горечью и сарказмом писал об этом бедствии, обвиняя в нем себя самого.
Последняя фраза «письма Вольтера» – о «публике бессмысленной и неблагодарной» – тоже фактически автоцитата. Оба эти эпитета определяют ту же публику в стихотворении «Поэт и толпа».
Он писал о себе.
«Последний из свойственников» заканчивается заметками вымышленного английского журналиста, в которых – помимо всего прочего – «Орлеанская девственница» сравнивалась с поэмой – на тот же сюжет – Соути:
«Поэма лауреата не стоит конечно поэмы Вольтера в отношении силы вымысла, но творение Соути есть подвиг честного человека и плод благородного восторга. Заметим, что Вольтер, окруженный во Франции врагами и завистниками, на каждом своем шагу подвергавшийся самым ядовитым порицаниям, почти не нашел обвинителей, когда явилась его преступная поэма».
«Подвиг Честного человека» – опять-таки автоцитата. Так Пушкин говорил об «Истории» Карамзина.
А последняя фраза очень точно определяет не только обстановку вокруг Вольтера и его поэмы во Франции, но и обстановку вокруг Пушкина и «Гавриилиады» в России начала двадцатых годов. Врагов и клеветников у него тоже было немало, но «Гавриилиада» не подверглась порицаниям. Ф. Ф. Вигель писал, что в то время
«не только молодежь, но и пожилые люди, не понимая ни Спинозы, ни Ламетри, ни Вольтера, щеголяли вольнодумством. Не только в столице, но даже в провинции, в Пензе или Курске раздавались хулы на бога, эпиграммы на богородицу».
Пушкин писал о себе. Шла переоценка ценностей.
Но, как и всегда у него, смысл «Последнего из свойственников» не исчерпывается одним толкованием.
Вольтер был его коллегой-историком. Он тоже напитал историю Петра Великого. «Орлеанская девственница» была поэмой, сочиненной на историческом материале. И в январе 1837 года Пушкин объяснял миру, что история не должна быть игрушкой изобретательного ума. Что в исторических сочинениях важна правда. «Подвигом честного человека» он называл поэму Соути, а не талантливое искажение этой правды, как у Вольтера.
За две недели до смерти Пушкин думал о необходимости серьезности и правдивости в сочинениях исторических.
И есть в «Последнем из свойственников» еще один мотив, который нельзя не заметить, – клевета и дуэль для ее пресечения…
7Денежные дела его зашли окончательно в тупик. Получив в 1835 году ссуду в 30 000 рублей, он отдал половину своих долгов. К концу года у него оставалось около 28 000 частного долга, не считая 20 000 первой ссуды. Но ссуда вторая была ему выдана в счет жалования. Следовательно, в тридцать шестом году жалования он не получал.
Оставались доходы от имения, гонорары и предполагаемые доходы от «Современника».
Доходы от имения он перевел на брата и сестру. Деньги это были ничтожные, а хлопоты хозяйственные отнимали массу времени и сил. И ему все равно приходилось платить долги Льва Сергеевича.
Поскольку у него был теперь свой журнал, то печатать собственные произведения у других издателей было неудобно. Он напечатал в «Современнике» «Капитанскую дочку», «Путешествие в Арзрум» и многое другое. Таким образом гонорары прекратились.
А надежда на «Современник»?
За 1836 год «Современник» принес Пушкину 9000 рублей убытка. Повторялась ситуация «Истории Пугачева».
Первый и второй тома «Современника» вышли тиражом 2400 экземпляров. Третий – тиражом 1200 экземпляров. Четвертый – 900 экземпляров. Да и тот не разошелся. Интерес публики к журналу падал с каждым днем.
Казалось бы – странно. Ведь в «Современнике» печатались, кроме Пушкина, Гоголь, Вяземский, Жуковский, Языков, Баратынский, Тютчев.
Но не их сочинения определяли главное направление журнала. Пушкин в последний раз попытался осуществить свою мечту об издании историко-политическом. Издании, которое просвещало бы Россию в соответствии с его планом. Он старался печатать материалы по русской истории, материалы, анализирующие европейские события. В «Современнике» был напечатан «Джон Теннер». В «Современнике» печатались военно-исторические статьи Дениса Давыдова. К сотрудничеству в «Современнике» настойчиво привлекал Пушкин известного военного историка Сухорукова. В первом номере журнала появилась статья П. Б. Козловского «Разбор парижского математического ежегодника». В статье говорилось:
«Наука должна быть достоянием не только высших, но и низших слоев населения. Только тогда возможно процветание науки».
Речь шла о просвещении, необходимой предпосылке переустройства России.
Пушкин старался обеспечить сотрудничество именно людей ученых.
Софья Карамзина писала брату Андрею:
«Вышел второй номер “Современника”. Говорят, что он бледен…»
В отличие от «Библиотеки для чтения», имевшей тираж 5000 экземпляров, «Современник» не старался развлекать публику. Он был совершенно серьезен. Публике эта высокая серьезность, эта историко-политическая проповедь оказалась не нужна.
Первой попыткой реализации великого плана была «История Пугачева». Последней такой попыткой было издание «Современника».
С «Истории Пугачева» началась финансовая катастрофа Пушкина. «Современником» она завершилась.
В 1836 году Пушкин не имел вообще никаких доходов. Убытки, которые он понес на издании «Современника», сделали его материальное положение безнадежным.
Он жил в долг, не имея никакой надежды с долгами когда-либо расплатиться. 20 октября он писал отцу:
«Лев поступил на службу и просит у меня денег; но я не в состоянии содержать всех; я сам в очень расстроенных обстоятельствах, обременен многочисленной семьей, содержу ее своим трудом и не смею заглядывать в будущее».
«Не смею заглядывать в будущее»… Жить было не на что в буквальном смысле. Он закладывал вещи. Ростовщику Шишкину он заложил лоханку, рукомойник, кофейник, шесть десертных ложек, двенадцать столовых ложек, одиннадцать вилок, двенадцать позолоченных десертных ложек, двенадцать ножей таких же, двенадцать вилок таких же, двенадцать чайных позолоченных ложек, три позолоченные ложки для соли, четыре десертные серебряные ложки, четыре вилки, четыре ножа, три ложки чайные серебряные, одну серебряную солонку, один серебряный соусник, часы брегетовские…
Он закладывал посуду и часы. И на это жил. Потом стал закладывать вещи, предоставленные ему для этого Соболевским. Ложка суповая, ложка рыбная, четыре соусные ложки, двадцать шесть хлебальных ложек, самовар в футляре, ситечко, сахарница… Вещи Соболевского, отданные ростовщику.
Так он жил в конце 1836 года.
Он пытался работать над «Петром». Готовил к переизданию «Историю Пугачева», хотя переиздавать ее было не на что – не было денег, а на доход от этого издания он больше не рассчитывал.
Но вряд ли труды его были успешны. Он осознавал тупик, в который завела его логика деятельности. Он писал отцу в том же октябрьском письме:
«Здесь я ничего не делаю, а только исхожу желчью».
Около Натальи Николаевны давно уже появился Дантес.
8Он писал в 1836 году:
Напрасно я бегу к сионским высотам,Грех алчный гонится за мною по пятам…Так, ноздри пыльные уткнув в песок сыпучий,Голодный лев следит оленя бег пахучий.
Этот «алчный грех» не надо отождествлять с событиями внешними – с преследованиями цензуры, полицейской слежкой, нуждой. О таких – внешних – вещах Пушкин писал иначе. Страшное это четверостишие говорит о муках внутренних, муках душевных. Оно говорит о том тупике, который он осознал в страшные месяцы второй половины 1836 года.
- Русские народные загадки Пермского края - Александр Черных - История
- Деньги делают деньги. От зарплаты до финансовой свободы - Дмитрий Алексеевич Лебедев - Финансы
- Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества - Т. Толычова - Биографии и Мемуары
- Теплоход "Иосиф Бродский" - Александр Проханов - Современная проза
- Правонарушения в финансовой сфере России. Угрозы финансовой безопасности и пути противодействия - Елена Кондрат - Юриспруденция