Персидские юмористические и сатирические рассказы - Голамхосейн Саэди
- Дата:18.07.2024
- Категория: Юмор / Юмористическая проза
- Название: Персидские юмористические и сатирические рассказы
- Автор: Голамхосейн Саэди
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но улыбка, которая пробежала по губам господина директора, дала мне понять, что если он с Эззат оль-Мамалеком и не состоит в родстве, то по крайней мере знаком.
Самым ласковым и любезным тоном — чего уж я никак не ожидал — господин директор переспросил:
— Эззат оль-Мамалек?!
— Да! — подтвердил я. — Вы даже не представляете себе, как он вас расхваливал!
— Вы имеете в виду старшего Эззат оль-Мамалека? — с той же улыбкой, но несколько удивлённо протянул директор.
Чувствую, что старший Эззат оль-Мамалек либо умер, либо живёт в Европе. В висках начинает стучать — ну, думаю, не оплошать бы! Беру себя в руки и уверенно отвечаю:
— Нет, не старший Эззат оль-Мамалек, конечно. Я говорю о его племяннике!
— Ах да!.. Это тот, что сейчас министр этого самого… как его? Напомни, пожалуйста!
Я стал пальцем, как дятел клювом стучать по лбу, всем своим видом показывая, что мучительно вспоминаю, какое же министерство возглавляет Эззат оль-Мамалек. Хорошо, что сам господин доктор вскоре вспомнил:
— Ах да… как же, как же! Он — министр по распределению ветра в Центральных областях!
— Да, да, точно, он самый! — подхватил я.
— Неужели позавчера вы были у него в гостях? — с ещё более любезной улыбкой спросил директор.
— Да, это же один из моих самых близких и лучших друзей. Удивительный человек! Несмотря на свою колоссальную загруженность, он никогда не забывает своих приятелей.
— Да, верно, и мне очень хотелось бы повидаться с ним…
Вот уже давно…
Я восторженно перебил его:
— Да когда вам будет угодно! Только слово молвите — и мы пожалуем к вам в гости!
Господин директор взял со стола свой заграничный портсигар и протянул сперва мне, потом Мортазе.
Мортаза ёрзает на стуле, с уважением смотрит на меня. А я спокойно поддерживаю беседу. Дело идёт на лад, пущенная в темноте стрела попала в цель. Доктор распространяется о высоких моральных качествах, о всяческих достоинствах племянника господина Эззат оль-Мамалека, я ему подпеваю, тоже нахваливаю бесчисленные добродетели господина министра по распределению ветра в Центральных областях.
Директор ударился в воспоминания о ночных бдениях за покерным столом в обществе племянника Эззат оль-Мамалека и припомнил о том, что господин министр любит блефовать и что он, доктор, несколько раз ловил его на этом. Одним словом, самая задушевная беседа пошла.
— Да, так чем же я могу быть вам полезен? — спохватился наконец мой любезный собеседник. — Рад буду оказать любую услугу.
Тут я и представил ему Мортазу: мой старый друг в последнее время пристрастился к «западной цивилизации», вот, мол, привёл его к вам в уповании, что вытащите человека из этого страшного омута.
— Аллах свидетель,— смутился директор, поправляя очки,— мне совестно перед младшим Эззат оль-Мамалеком, что я вынужден отказать вам в такой малости. Но клянусь, если не вашей бессмертной душой, то самим Эззатом (не забудьте, кстати, передать ему моё почтение), что свободных мест у нас нет совершенно. Однако разрешите, я позвоню в другую больницу, на четыреста пять коек. Возможно, там и найдётся местечко.
Он тут же снял трубку, набрал номер, поговорил с директором четырестапятикоечной больницы. Затем написал записку, с которой нам в ту больницу следовало пойти, там обещали заняться Мортазой.
Мы взяли записку, поблагодарили и, учтиво распростившись, покинули кабинет. Директор, провожая нас, все повторял, чтобы я не забыл передать привет младшему Эззат оль-Мамалеку.
Мы быстренько направились в указанную больницу. По дороге я, сам уже уверовав в то, что позавчера был в гостях у младшего Эззат оль-Мамалека, расписывал Мортазе достоинства господина министра.
Являемся мы в четырестапятикоечную больницу, а нам говорят: господин директор уже ушёл, приходите завтра утром. День прошёл, а Мортазу я не пристроил. Пришлось поделиться с ним последними грошами, чтобы, не дай бог, до излечения он не умер с голоду.
На следующее утро, как условились, Мортаза зашёл за мной и мы снова отправились в больницу. После долгих препирательств со сторожем, медсёстрами и санитарками удалось наконец пройти к директору.
Я отрекомендовался, изложил свою просьбу, передал записку директора тритысячидевятикоечной больницы. Здешний директор прочитал её и говорит:
— К сожалению, у нас нет мест.
— Как нет? Почему же вчера, когда директор той больницы звонил вам, вы ничего не сказали?
— Я ещё вчера сказал, что мест у нас нет,— отрезал здешний директор. — А эту записку он написал для отвода глаз, чтоб легче было от вас отделаться!
Я принял серьёзный и внушительный вид.
— Что вы говорите, доктор? Я один из друзей младшего Эззат оль-Мамалека, который является шефом директора той больницы. Как вы можете…
— Послушайте, уважаемый,— перебил меня этот невежа,— я не знаю ни Эззат оль-Мамалека, ни Залил оль-Мамалека[103]! У нас всего тридцать коек для наркоманов. Из этих тридцати десять всегда в резерве, то есть если бы они и были свободны, то все равно без распоряжения сверху мы права не имеем их занять. Остаётся двадцать коек, на которые огромная очередь — на полгода вперёд. Вы тоже можете записаться в эту очередь, через полгода посмотрим, что будет.
— Как это так! — возмутился я. — Что же прикажете делать моему приятелю-наркоману?
— А что он делал до сих пор? — очень спокойно поинтересовался доктор.
— Курил героин!
— Ну пусть и курит, ничего с ним не случится! Я вконец рассвирепел:
— Господин доктор, как же в таком случае быть с постановлением о борьбе с развратом и наркоманией?! Если этого несчастного застукают при покупке или курении героина, его же засадят в тюрьму!
— Это уж нас не касается,— пожал плечами директор.— Надо так покупать и так курить, чтобы не попадаться полиции!
— И это все, что вы мне можете сказать?
— Да, все!
Боже мой, что же делать? Как мне держать ответ перед этим беднягой, который с надеждой следует за мной? Назвать бы ещё. нескольких влиятельных лиц, выдав их за своих ближайших друзей, да что-то ни одной фамилии вспомнить не могу. Ведь вчера имя Эззат оль-Мамалека совершенно случайно пришло мне на ум. Везёт-то не каждый день!
— Господин доктор! — начал я. — Вы ежемесячно выпускаете бюллетень в сто страниц о наркомании и её плачевных последствиях, подробно описываете состояние подверженных ей людей, еженедельно по радио и телевидению проводите беседы о вреде этого пагубного пристрастия… Хоть часть тех денег, что вы тратите на беседы по радио и телевидению и на выпуск бюллетеней, отложили бы на строительство нескольких специализированных больниц, чтобы спасти этих несчастных. Разве с тридцатью койками, из которых десять всегда «в резерве», можно вылечить стольких наркоманов?!
Нимало не смутившись, доктор отрезал:
— Слишком много разглагольствуете, уважаемый! Все это нас с вами не касается! И коли на то пошло, у государства есть правительство, есть глава правительства, есть министры. Адресуйте эту речь им, а не мне. Если же хотите встать на очередь, то я уже вам сказал: идите запишитесь, через полгода посмотрим, может быть, и до вас дойдёт очередь. Вся же эта болтовня гроша ломаного не стоит, и лучше не тратьте времени зря!
Я поднялся и, не глядя на опечаленное лицо Мортазы, пошёл к двери, Мортаза поплёлся вслед за мной. Когда мы переступили порог, директор окликнул:
— Поскольку вы показались мне порядочными людьми, могу обещать: если принесёте записку от какого-нибудь влиятельного лица — из тех, с кем считаются,— мы сможем одну из десяти коек, о которых я упоминал, предоставить вам.
Легко сказать! Целая неделя прошла, пока я с неимоверным трудом, затратив массу времени на беготню и хлопоты, нашёл одного из тех влиятельных людей, о которых говорил директор. Еле-еле выпросил у него нужную бумажку и поместил Мортазу в больницу.
На первых порах нам категорически запретили свидания, и правильно: врачи говорят, что первая неделя для больного — самая тяжёлая. Лишённый наркотиков, он проводит мучительные дни, часы и минуты и, как только увидит посетителей, начинает рыдать, умоляя дать ему хоть капельку этого зелья для облегчения страданий. А посетители, обычно родственники или друзья, безрассудно жалеют больного и, придя к нему в следующий раз, приносят с собой немного героина. В результате весь труд лечащих врачей и обслуживающего персонала идёт насмарку.
Вот так и вышло, что первую неделю я ничего не знал о состоянии бедняги Мортазы, и когда через неделю мне разрешили повидаться с ним, в шести проходных пунктах больницы специальные контролёры обыскивали меня: в проходной, посреди двора, под лестницей, в коридоре, на пороге и, наконец, у койки больного. У меня обшарили все карманы, чтобы случайно не оказалось там каких-нибудь пилюль, порошков, опиума, героина, морфия и т. д.
- Этика пыли - Джон Рёскин - Образовательная литература
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Чокнутый понарошку. Юмористические рассказы - Алексей Зубов - Прочий юмор
- Рассказы, очерки, фельетоны (1924—1932) - Евгений Петров - Классическая проза
- Английский сад. Книга 1. Виктор. - Савански Анна - Современные любовные романы