Жизнь Маркоса де Обрегон - Висенте Эспинель
- Дата:21.10.2024
- Категория: Старинная литература / Европейская старинная литература
- Название: Жизнь Маркоса де Обрегон
- Автор: Висенте Эспинель
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Говоря это и многое другое, она, закрыв лицо платком, заплакала столь горько, что немного не хватало, чтобы кто-нибудь утешал нас обоих. И если велики были упреки, какие я делал за ее гордость, еще больше было утешение, каким я успокаивал ее в печали; но, побуждая себя к тому, что было более разумно, и повинуясь моей обязанности, ее утешению и чести ее дома, я сказал ей, стараясь быть как можно убедительнее:
– Возможно ли, чтобы в таком необыкновенном характере могла произойти такая перемена и чтобы из глаз, столь полных красоты и презрения, потекли столь смиренные слезы, чтобы по таким стыдливым щекам бежала эта драгоценная влага, которая, будучи способной смягчить сердце самого Бога, проливается и растрачивается из-за какого-то жалкого человека? И если уж подвергать себя опасности, и бросаться очертя голову, и отрекаться от самой себя, то почему вы не выбрали человека лучших качеств и достоинств? И если уж сдается та, которая не могла быть побежденной, так неужели этим победителем должен быть такой несчастный червяк? Ведь здесь красота покоряется безобразию, чистота – грязи и нечистоплотности, и я не знаю, что вы мне можете сказать о таком выборе и столь отвратительном вкусе.
– О, в каком заблуждении, – сказала она, – находятся мужчины, думая, что женщины влюбляются по выбору, или из-за изящества фигуры или красоты лица, или из-за больших или меньших природных качеств, знатности рода, высоты положения, богатства! Я говорю о том, что действительно является любовью… Так вот, чтобы открыть мужчинам глаза, пусть они знают, что у женщин любовь – это продолжающееся желание, рождающееся от взгляда и благодаря взгляду растущее, – в общении оно зарождается и сохраняется, не делая выбора между тем или другим, и та, которая не поостережется этого, падет, без всякого сомнения; из этой постоянности желания родилось мое пламя и благодаря ей разрослось, пока не стало таким огромным, что сделало мои глаза слепыми для всего другого, уши закрытыми для упреков, а волю не способной ни к чему другому. И чем больше вы его черните и унижаете, тем сильнее разгорается любовь и желание. Разве цирюльники из иного теста, чем остальные мужчины, что вы так принижаете занятие, оказывающее столь большую услугу мужчинам, превращая их из стариков в юношей? Вы называете его паршивым из-за нескольких похожих на листья гвоздики царапинок на руках? Разве вы не видите скромности этого лица, кротости его глаз, изящества, с каким он владеет своим голосом? Не унижайте его передо мной, не упрекайте меня за мой вкус, так как бесполезно противоречить этому или стараться не допустить этого.
– Если бы, – сказал я, – это было мячом, который я мог бы задержать и отбросить! Но раз это зашло так далеко, то я поступлю с вашей милостью так же, как поступаю со своими друзьями, а именно – при выборе советуя им лучшее, что я знаю, а когда выбор сделан, всеми силами помогая им.
Я сказал ей это, чтобы не доводить ее до отчаянья, чтобы постепенно прошло увлечение, которое могло бы привести ее к оскорблению Бога и ее мужа, и с этим я ушел от нее в тот вечер, пораженный зрелищем могущества любви и думая о том, как дурно поступают мужчины, которые, имея дома сокровище, заставляющее их страдать, допускают частые посещения или длительные связи; и насколько хуже поступают отцы, дающие своим дочерям учителей танцев, музыки или пения, если им приходится при этом отсутствовать, и даже меньше будет вреда, если они этого не будут иметь: ведь если они выйдут замуж, с них достаточно доставлять удовольствие своим мужьям, воспитывать своих детей и управлять домом, а если они сделаются монахинями, они научатся этому в монастыре, так что основание для некоторых быть недовольными, возможно, заключается в том, что они уже имели на стороне общения по склонности, которые, как бы скромны они ни были, и у мужчин и у женщин подчиняются общему закону природы.
Глава III
На следующий день юноша пришел раньше, чем обыкновенно, надев воротник по моде, как человек, заметивший благосклонность к себе такой изящной женщины. Через три или четыре дня случилось, что пришли позвать доктора Сагредо, ее мужа и моего хозяина, лечить одного иностранного кабальеро, лежавшего больным в Караманчеле,[50] предлагая ему большое вознаграждение за лечение, чем он был очень обрадован из-за выгоды, а она еще больше из-за своего удовольствия. Он взял своего мула и лакея и всегда сопровождавшую его легавую собаку и в четыре часа дня отправился в Караманчель.
Она, видя удобный случай, велела мне приготовить как можно лучше ужин, поощряя меня словами и обещая мне подарки, не думая, что я помешал бы выполнению ее дурного намерения. В сумерки пришел юноша, и когда он начал петь, как обычно, она ему сказала, что петь у двери, когда ее мужа нет дома, неприлично и это не понравится соседям, и велела ему войти в дом. Она приказала юноше сесть за стол, желая, чтобы ужин был коротким, а вечер долгим. Но едва начался ужин, как вбежала собака и принялась ласкаться к хозяйке, тыкаясь носом и виляя хвостом.
– Идет доктор, – сказала она, – ах, я несчастная! Что нам делать? Ведь он не может быть далеко, раз прибежала собака.
Я схватил юношу и спрятал его в угол зала, прикрыв доской, которая, вероятно, служила полкой для книг, так что его нельзя было заметить, когда в дверь вошел доктор, говоря:
– Видано ли подобное мошенничество, посылают за таким человеком, как я, и в то же время зовут другого врача? Ей-богу, если бы это случилось несколько лет тому назад, они не стали бы шутить со мной.
– Неужели, супруг мой, – сказала она, – это вас огорчает? Разве не лучше спокойно спать на своей постели, чем провести бессонную ночь, дежуря около больного? Разве у вас есть дети, которые просят хлеба? Вы пришли в очень добрый час, потому что, хотя я и думала провести вечер совсем иначе, мне все же пришло на ум, что так может случиться, и на всякий случай для вас был приготовлен ужин.
– Разве найдется еще такая женщина на свете? – сказал доктор. – Вы уже лишили меня всего раздражения, с каким я пришел. Пусть они убираются к дьяволу со своими деньгами, потому что для меня видеть вас довольной гораздо дороже всех денег в мире.
«Сколько таких обманов, – сказал я про себя, – существует в мире, и сколько женщин, благодаря хитрости и притворной доброте, делаются главами своих домов, хотя они заслуживают, чтобы их собственные головы были сняты с плеч!»
Доктор спешился, а лакей, отведя мула в стойло, пошел с женой в свое жилье, так как он получал на руки свой паек и жалованье. Доктор сел ужинать без всякой досады, восхваляя заботливость своей жены. Но чертова собака, благодаря силе обоняния, свойственной этим животным, только и делала, что обнюхивала доску, скрывавшую паренька, царапаясь и ворча, так что доктор заметил и спросил, что такое находится за доской.
Я проворно ответил:
– Там, вероятно, лежит кусок мяса.
Собака опять принялась скрести и ворчать и даже лаять немножко громче; мой хозяин посмотрел туда более внимательно, чем раньше. Я видел, какая беда может произойти, если в это не вмешаться, и, зная характер доктора, я напал на хороший способ предотвратить это. Я сказал, что иду за севильскими оливками, большими любителями которых оба они были, и остановился внизу у лесенки, выжидая, на что он решится.
Собака не переставала скрести и лаять, так что мой хозяин сказал, что он хочет посмотреть, почему так упорно лает собака. Тогда я подошел к двери и начал кричать:
– Сеньор, у меня отнимают плащ! Сеньор доктор Сагредо, разбойники срывают с меня плащ![51]
Он, с обычной своей яростью и естественной поспешностью, вскочил, схватил на бегу шпагу и, в два прыжка очутившись у двери, спросил о разбойниках; я ему ответил, что лишь только они услышали произнесенное мной имя доктора Сагредо, как бросились бежать с быстротой молнии вверх по улице. Он тотчас же бросился их преследовать, а она выпустила из дома юношу без плаща и без шляпы, положив за доску кусок мяса, как я уже подсказал ей. До сих пор дело шло хорошо, но паренек был так взволнован, так преисполнен страха и трепета, что не мог дойти до двери на улицу настолько быстро, чтобы мой хозяин, возвращаясь, не столкнулся с ним. Здесь необходимо было прибегнуть к быстроте, чтобы предотвратить эту вторую беду, которая была более явной, чем первая, и поэтому, прежде чем доктор спросил что-нибудь, я ему сказал:
– С этого бедного мальчика тоже стащили плащ и хотели убить его, поэтому он, убегая, проскользнул сюда в дом и от страха не решается идти к себе домой; видите, ваша милость, какое несчастье.
И так как сочувствие очень свойственно вспыльчивым, мой хозяин выказал его к юноше, сказав:
– Не бойтесь, вы находитесь в доме доктора Сагредо, где никто не осмелится вас обидеть.
– Обидеть? – сказал я. – Да когда они только услыхали имя доктора Сагредо, у них словно крылья на ногах выросли.
- Антирак груди - Джейн Плант - Научная Фантастика
- Оковы - Валентин Маэстро - Русская современная проза
- Опасные добродетели - Элейн Барбьери - Исторические любовные романы
- Четвертая мировая война - Маркос - Контркультура
- Маэстро - Волкодав Юлия - Современная проза