Трикстер, Гермес, Джокер - Джим Додж
- Дата:09.09.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Трикстер, Гермес, Джокер
- Автор: Джим Додж
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Самый памятный урок Семь Лун дал Дэниелу и Эннели одним теплым майским днем. Все трое драили кладовку для продуктов (пункт номер девять в списке весенних дел), когда небо внезапно скрылось за кучевыми облаками. Через минуту пошел дождь. Джонни Семь Лун вышел на крыльцо, сделал глубокий вдох и начал стаскивать одежду. Эннели с Дэниелом обменялись недоуменными взглядами.
— Ты купаться собрался? — пошутил Дэниел.
— Нет, — Семь Лун стянул джинсы и бросил их в сторону. — Иду гулять под теплым весенним дождем. Хотите, давайте со мной. Гулять под теплым весенним дождем в чем мать родила — одно из высших духовных удовольствий, доступных человеку.
Эннели уже расстегивала джинсы, но Дэниел все-таки спросил:
— Даже лучше, чем взрывать плотины?
Семь Лун прикрыл глаза и тут же открыл.
— Трудно сказать. Думаю, примерно одинаково. Понимаешь, если бы я не взрывал плотины, не давал рекам течь так, как они должны течь, довольно скоро у нас не стало бы теплых весенних дождей, под которыми можно гулять голышом.
Это было потрясающе. Взявшись за руки с Дэниелом посередине, они прошли голышом по лугу и забрались на холм с дубом, где, мокрые, спели светлеющему небу «Старушку Миссисипи». Через несколько минут вышло солнце. Когда они вернулись к дому сквозь струйки пара, поднимающиеся от мокрой травы, то уже совсем высохли, только волосы и ступни были влажные.
Эннели и Дэниел часто вспоминали эту прогулку под дождем с Семь Лун, но никогда не говорили о самых глубоких своих впечатлениях. Эннели ошеломила щекотка барабанящих по коже капель — она даже испугалась, что сейчас кончит, упадет в сладких судорогах на мокрую траву. Приходилось сдерживаться. Было трудно отвлечь внимание от своего тела, посмотреть на Дэниела и Семь Лун, хотя это тоже была большая радость.
А Дэниел вспоминал те секунды, когда они начали взбираться на холм — он смотрел на маму, такую красивую, всю блестящую от дождя, и на Джонни Семь Лун, сильного, храброго и мудрого. Дэниел держался за их большие ладони, а дождь падал на плечи, на спину, и секунду весь мир казался Дэниелу совершенством.
И оба помнили, что сказал Джонни Семь Лун, когда они поднялись на вершину холма, хотя никогда не говорили об этом. Он запрокинул голову и выдохнул:
— О-оо, взрывать плотины — это огромный, гигантский, величайший долг! — И рассмеялся, как дурачок, эхо прокатилось по лугу и растворилось в шуме дождя. Потом сжал руку Дэниела и улыбнулся Эннели. — Только в такие минуты я бываю рад, что мы все умрем.
В первый свой приезд Семь Лун жил у них больше полугода, а потом приезжал три-четыре раза в году на неделю или две. Когда он пропал на целых восемь месяцев, Дэниел забеспокоился.
Прошел еще месяц, приехал на Рождество Улыбчивый Джек, и Дэниел спросил, не попал ли Семь Лун еще раз в тюрьму. Улыбчивый Джек ничего об этом не знал, но обещал выяснить, как только сможет. Только это может быть не скоро, предупредил он Дэниела, — Семь Лун странствует где хочет, без адреса и телефона. Дэниел и не ждал быстрого ответа, зная, что чудовищные опоздания Улыбчивого Джека были следствием его характера. Однако через неделю после его отъезда, когда они выбрались в город за продуктами, в почтовом ящике оказалось письмо. Улыбчивый Джек сообщал, что Семь Лун живет в Индонезии, ухаживая за матерью — та серьезно болела, теперь ей лучше, но Семь Лун вряд ли сможет навестить их до осени. Дэниел почему-то решил, что больше никогда не увидит Семь Лун. Эннели, встревоженная его внезапной хандрой, вскоре упросила сына поделиться тайной тревогой и предложила ему самому весной навестить Семь Лун.
Она была рада помочь Дэниелу устроить эту поездку, надеясь, что он прогостит у друга все лето. Если Семь Лун согласится, она попросит Улыбчивого Джека дать ей три месяца каникул. Ей нужно было отдохнуть. Забота о надежном доме никогда не была в тягость Эннели, но постепенно превращалась в рутину. Дэниел с его невероятной жаждой знания и действия очень радовал ее, однако и утомлял не меньше. Чем реже приезжали гости, тем труднее ей становилось находить время для себя, поддерживать собственный внутренний ритм, ощущать себя собой. Особенно беспокоил Эннели недавний прилив чувственного влечения к сыну. То ли это был просто единственный выход для возросшей после прогулки под дождем чувственности, то ли какая-то особенная черта их отношений, а может быть, так бывает со всеми матерями, у которых есть сыновья в подростковом возрасте, в этом облаке превращения из мальчика в мужчину. Дэниел был высокий долговязый мальчишка, голубоглазый и жизнерадостный, но это не помогало. Недавно Эннели увидела его голым. Это зрелище взволновало и смутило ее. Эннели знала, что никогда не даст волю желанию, и ее беспокоил не страх поддаться ему, а постоянное напряжение, необходимость все время сдерживать себя. Она так хотела отправить сына к Семь Лун, что оставила Улыбчивому Джеку телефонное сообщение с просьбой связаться с ней как можно скорее.
Могла бы и не оставлять. Вечером, когда они с Дэниелом вернулись из Сан-Франциско, Улыбчивый Джек уже улыбался им из-за кухонного стола. С ним был новый гость, первый, кого Джек привез лично, — красивый мужчина лет тридцати пяти по имени Шеймус Мэллой. И все тотчас же изменилось.
Шеймус Мэллой был профессиональный контрабандист, алхимик-металлург, вор-новатор и — боже ты мой — поэт с далеко не скромными достижениями. При своих шести футах двух дюймах он был чуть выше Эннели и на десять лет старше. Непослушные волосы песочного цвета, ярко-голубые глаза с прямым открытым взглядом, звучный баритон, ласкающий длинные гласные и слегка катающий «р». Была в его привлекательном облике и одна необычная деталь — черная перчатка на левой руке.
Эннели он сразил.
Дэниела заинтересовал и немного испугал своей таинственной притягательностью, но не настолько, чтобы прогнать любопытство насчет черной перчатки. Эннели не раз говорила ему: если ты хочешь что-то узнать, не бойся спросить, но сейчас он видел по ее поведению — откровенно глупому — что прямой вопрос про перчатку ее расстроит. Надо быть умнее. Дэниел дождался, когда Улыбчивый Джек вышел, а Эннели, без конца отбрасывая волосы с лица, ушла на кухню готовить чай, который никогда не пила. Тогда он как бы между прочим спросил Шеймуса:
— Вы давно увлекаетесь соколиной охотой?
И тут же пожалел об этом. В него уперся твердый прямой взгляд пронзительных голубых глаз. На кухне засвистел чайник, сперва тоненько, словно чей-то дух в дымоходе, потом все громче, переходя в резкий свист. Повисла неловкая пауза.
— Дэниел, ты о чем? — спросил Шеймус. Тон был вполне доброжелательный, но в нем слышались раздраженные, вызывающие нотки.
— О соколах, — Дэниел знал, что Эннели их слушает. — Мы с мамой целый год изучали хищных птиц. Этот класс так и называется — raptors, хищники. Интересное слово, да? Похоже на «восхищение».
Не сработало.
— Да, слово забавное. От латинского raptor, что значит «похититель», происходит из корня rapto, «хватать». Оттуда пошли слова rapt и rape, «восхищение» и «насилие», два разных типа захвата — один участник охоты охвачен радостью, другой подвергается нападению. Но скажи мне, Дэниел, какое отношение этот этимологический экскурс имеет к моей соколиной охоте?
Из кухни вернулась Эннели с чаем. Чашки уже стояли на блюдцах. Дэниел явно влип.
— Ну, — сказал он, изображая детскую непосредственность, — это же перчатка для охотничьего сокола, разве нет?
— Нет, Дэниел, — голос Шеймуса стал холодным и ровным, как замерзшее озеро. — Перчатку я ношу, потому что рука изуродована. Шрамы от ожогов.
— Как вы ее обожгли?
— Опрокинул колбу с расплавленным серебром.
— Вы всегда ее носите?
— Да. Без перчатки она вызывает у людей нездоровое любопытство, а потом отвращение или жалость — куда более отвратительную, чем мои шрамы.
— А вы ее снимаете, когда…
— Дэниел! — взвилась Эннели. — Хватит. Начал с бестактных вопросов, теперь прямая грубость…
Дэниел снова вернулся к невинному тону, в котором звучал теперь испуг и раскаяние.
— Я вам нагрубил?
— Да, нагрубил. Но, по-моему, скорее из-за неумеренной любознательности, а не душевной черствости.
— Обязательно ему надо все знать, — улыбнулась Эннели, и Дэниел с облегчением понял, что она не сердится.
— Простите, — сказал он Шеймусу. — Семь Лун говорил мне: трудно угадать, когда лучше высунуться со своим интересом.
Шеймус улыбнулся. В свете лампы блеснули голубые глаза.
— Изящные извинения с радостью приняты, — он протянул мальчику раскрытую ладонь в перчатке. — Пойми, Дэниел. Рука у меня вся в уродливых шрамах. Черная перчатка производит впечатление чего-то таинственного. Лучше вызывать любопытство, чем ужас в людских глазах, в сердце, в душе. Это мой выбор. Если ты не уважаешь его, ты мне не друг.
- Дождь на реке. Избранные стихотворения и миниатюры - Джим Додж - Современная проза
- Трикстер - Вячеслав Букур - Научная Фантастика
- Трикстер - Дж. С. Андрижески - Любовно-фантастические романы
- Ангелы / черти - Варвара Лунная - Любовно-фантастические романы
- Серебряный ключ - Говард Лавкрафт - Фэнтези