Дивертисмент братьев Лунио - Григорий Ряжский
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Дивертисмент братьев Лунио
- Автор: Григорий Ряжский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ну он, конечно, не выпустил их за территорию, тормознул. И в ряд несунов тех выстроил, у шлагбаума прямо. Ровная дюжина их была, все по головам. Говорит им, открывайте, мол, несуны, предъявляйте изделия ваши и пропуска на вынос. Будем на соответствие проверку делать образа и факта, такая профессия и должностная инструкция.
А те мнутся, не открывают, стоят, не слышат его как будто. А сами все с упаковочного, с того, где сам он работает, Иван, и где должен сейчас стоять на линии, зарабатывая должность мастера-упаковщика шестого разряда, а стоит вместо этого на проходной.
– Ну чего замерли, как идолы? – наезжает на них Иван. – Воды наглотались, что ли, как пеликаны?
Те рот открывают, а оттуда вместо слов бульки одни горловые, как будто и правда, вода в них, а не воздух.
– Открывайте давай! – указывает тогда Иван пальцем на шкатулочный картонаж, на весь выносимый дюжинный комплект. – Чего не выполняем?
А те только головой мотают и на проходную крытку руками показывают. Он оборачивается и обалдевает просто. Выходит оттуда начальник его, Григорий Наумыч, только не на себя, а на водяного похожий, точно как в давешнем кинофильме, хорошем таком, душевном, про Марью-искусницу, где водяной в конце всех дел в жабу обращается, а подлую ворону кот загрызает. Так вот, приближается он к его шлагбауму с улыбочкой, и опять не своей же, а водяной. И этим говорит, несунам шкатулочного картона на серебре:
– Открывайте, ребята, предъявляйте этому. – И рукой на Ивана.
Те распахивают каждый свою упаковку и стоят, ждут дальше. А крышки коробочные те – на обычных железных рояльных петлях, что непорядок, как ему показалось, при применении серебряного материала на углах. Но он не отвлекает себя настолько и видит, что внутри там есть. Не пустая там внутренность, а вполне содержательная. И понимает – конфликт неизбежен, несмотря на присутствие начальника крытки.
– Кто? – спрашивает Иван и кивает на содержимое.
– Твои они, Ваня, – усмехается Григорий Наумыч жабьей улыбкой. – Все твои. Только знать надо какие.
– Какие какие? – не врубается Иван. – Чьи какие? Какие кто? – И глазами на коробки.
А в коробках кольца, человеческие, из живых тел невысокого стандарта. Медленно так расцепляют окружности свои и в полный рост подымаются, голые и босые. Личики сморщенные, красные, волосики слипшиеся, примятые, мокрые как будто. И все меньше метра вверх.
– Карлики! – охнул Иван. – Карлики живые!
– Они, Ваня, они самые, – по-доброму, как будто и не расходились с ним по-плохому, хлопает его по плечу Григорий Наумыч и протягивает в их сторону руку, как Ленин с любого памятника тянул. – Выбирай. Двое твоих, остальные – прах. Фикция. Фуфел.
Последнее слово Гандрабура узнал от Дюки, оно означало натуральную, но похожую на настоящее подделку.
– Для чего? – не понимает он. – Кого выбирать, зачем оно мне?
– Бери, – суровым голосом произносит начальник охраны, – отказаться никогда не поздно, а взять можешь и не успеть.
И тут понимает Иван, что прав начальник-то, брать – оно не давать, брать куда как верней и надёжней. Потом, в крайнем случае, не подойдут если, к Фране можно всегда пристроить, она с ними умеет. Зато обои будут признанные, всё по уму и по закону.
– Только вот чего, – говорит ему водяной, – надо успеть, пока третий раз пожарная сигнализация не провоет. А провоет – исчезнут они, снова – по коробкам и адьё, за шлагбаум, а там уж поминай как звали.
– Мы ж Петром хотели, помните, Григорий Наумыч? – беспокоится Иван. – Как царя Первого. А про другого не говорили тогда, не знали ещё.
– А другой – Карл, – усмехается бывший водяной тесть, – он у Дюки украл коралл и подсадил на затяжку мягкой упаковки, сечёшь?
Иван открывает рот, чтобы реагировать, но в этот момент раздаётся вой сирены и карлики оживают от неподвижности. Рты их, маленькие ушки, глаза, носики, волосы – всё это начинает шевелиться, шмыгать, глядеть, развеваться по ветру и подсыхать. А дюжина стоит по стойке смирно, как в почётном карауле при армейском гвардейском знамени в его бывшей воинской части.
– Время пошло, – угрожающим голосом сообщает водяной. – Делай выбор.
А все, как на одно лицо, хорошенькие и уродливые одновременно. Он и ткнул в первого, что ближе был.
– Этот мой, – говорит Иван, – я так про него знаю.
– Верно знаешь, – отвечает Григорий Наумыч и делает карлику глазами. Тот уныривает в картон, сжимается в кольцо, и крышка за ним захлопывается, скрипнув рояльной петлёй. – Этого карлика зовут Карл. Он твой по счёту второй и есть. Теперь первого ищи, главного, Петра своего, наследника по царской линии.
«У меня б не скрипнула, – думает Иван, – я б её веломашинным масличком прошёл для начала, петлю эту рояльную...»
И снова внезапно взвывает сирена, во второй уже, в самый предпоследний раз. А Петром пока не пахнет, все они Петры, но его Пётр лишь один, и надо не ошибиться. И идет он вдоль карликового строя, вглядываясь и внюхиваясь в сынов своих. «Не пахнут ничем, – думает Иван, – как Дюка при жизни ничем не пахла». А сирена уже наготове, так он кожей всей чувствует и почему-то морщинистым пеликаньим зобом. И идёт, смотрит, медленно данные считывает, внимательно, осторожно, потому что, если промахнётся, главного сына лишится, Петра своего, первенца, и останется со вторым, неглавным, не царского племени, не с Первым. И тут сыны кончаются, шабаш коробкам и конец шлагбауму. Но вдруг... предпоследний из Петров начинает едва заметно шевелиться... и замирает, и принимается медленно воздухом уличным обволакиваться, через слезу как бы, через мягкий фокус, через мокрое и прозрачное двоится и обратно, назад, в единичное своё же возвращается.
И как ударило под дых в ту секунду – он! Петя это, Пётр, сын мой единственный и законный! И кричит что есть сил Иван на шлагбаум:
– Вот мой Пётр, я узнал его, он и есть мой главный и Первый!
Но уже вовсю сигнал раздирающий воет, окончательный и крайний, и воздух фабричный гадит и пожарит, но воя этого Иван не слышит, потому что думает сейчас счастливо для себя, что нашёл и что успел...
– Всё, Ваня, – говорит водяной Лунио, подойдя близко к Ивану, – свободен! – и кивает на единственно закрытый картон. – Забирай Карла своего и вали к себе в упаковочный цех, становись на обёртку и промежуточный загиб. А Петра мы отсюда унесём и в хорошие руки отдадим, в маленькие и добрые. – И приказным порядком машет рукой дюжине. Та, минус один упаковщик, с места снимается, коробки подхватывает с укольцованными по новой остальными карликами и за шлагбаум зашагивает, где Петра, не вовремя Гандрабурой угаданного, уже народ поджидает, маленький и добрый, делить и разбирать.
– Нет! – кричит Иван. – Нет! – И бросается следом за картонными солдатами водяного, но тех уже и след простыл. Как и самого Григория Наумыча. Как и шлагбаума при упаковочной проходной, как и этого мутного, неспокойного и непривычного дневного сна...
Он проснулся, поворочался ещё немного, стирая остатки жути, и пошёл в общую помывочную, натрясти на лицо холодной воды. И почти всё сняло как рукой, намного легче стало.
Через пару часов вышел на воздух, принял две большие пива уличного градуса и окончательно пришёл в себя, успокоился – почувствовал, что потеря Дюки уже стала для него не так ужасна, как было поначалу – в себе, не на людях: потому что теперь он по закону признанный отец её детей, и у обоих будет его отчество. А Григорий Наумыч подымет их, сдюжит, он и войну прошёл, и с лагеря бежал от фашистов, и лес на севере валил восемь с лишним лет, чтобы на этом месте дорогу пролаживать, сам говорил, когда выпивали с ним однажды и он позволил больше нормы. И он маленьких любит, ему не впервой таких подымать, а Ивану бы было впервой. Не говоря про всеобщий позор и надсмеяние.
А что сам жил теперь один, было очень кстати, хотя если сравнить с Франиной, его ладейка чуть проигрывала по площади. Но была зато шире той, хоть и не такая длинная. Этот шанс нельзя было упускать, и потому свою маленькую ювелирно-упаковочную мастерскую он разместил на поперечном, от стены до стены, рабочем столе прямо перед окном на улицу. И сидел там, уперев тридцать восьмые ступни сиятельных ног в батарейный радиатор. Было тепло, упруго и без болтанки. Рабочее место получилось не хуже, чем у командира пилотов авиалайнера первого класса, стоящего на приколе. И плюс ещё обильно светило от оконной панорамы, даже сильней, чем было у Лунио. Теперь можно было светло работать и одновременно исследовать глазами потребительский мир за окном. В редкие минуты творческого передыха Иван смотрел на улицу и представлял себе, какой из каких случайных заоконных прохожих какую из каких его законченных упаковок предпочёл бы на свой оригинальный выбор и вкус. И подо что. Изделие само по себе есть у каждого. А упаковка под него далеко не у всякого. Просто тот, у кого её нет, не знает, что она нужна и даже необходима любому человеку для спокойной уверенной жизни.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Жена на одну ночь (СИ) - Эванс Алисия - Юмористическая фантастика
- Комната старинных ключей - Елена Михалкова - Детектив
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Мечта светлой тьмы - Валентина Савенко - Любовное фэнтези