Человеческий фактор - Грэм Грин
- Дата:08.08.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Человеческий фактор
- Автор: Грэм Грин
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я об этом не слышал.
Кэсл подошел к буфету и снова налил себе двойную порцию виски. Если добавить достаточно содовой, двойная порция «Джи-энд-Би» будет выглядеть, как обычная.
– Вам не нравится этот портвейн? – спросил Мюллер. – Мы получали замечательный портвейн из Лоренсу-Маркиша. Увы, те времена прошли.
– А от чего он умер?
– От воспаления легких, – сказал Мюллер. И добавил: – В общем, это спасло его от долгого суда.
– Мне нравился Карсон, – сказал Кэсл. – Да. Так жаль, что он считал африканцами только людей определенного цвета кожи. Это ошибка, обычно свойственная людям второго поколения. Не желают признавать, что белый может быть таким же африканцем, как и черный. Моя семья, к примеру, прибыла в Африку в тысяча семисотом году. Мы были среди первых поселенцев. – Он взглянул на свои часы. – Бог ты мой, как я у вас задержался. Шофер ждет меня, должно быть, уже целый час. Придется вам меня извинить. Я вынужден проститься.
Кэсл сказал:
– Наверное, нам все-таки следовало бы немного поговорить о «Дядюшке Римусе», а потом уж вам ехать.
– Это может подождать до нашей встречи на работе, – сказал Мюллер. У порога он обернулся. И сказал: – Мне, право, жаль, как у меня вышло насчет Карсона. Если бы я знал, что вы не слышали об этом, я бы так неожиданно вам этого не сообщил.
Буллер без всякой дискриминации дружелюбно лизнул край его брюк.
– Хорошая собака, – сказал Мюллер. – Хорошая собака. Ничто не сравнится с собачьей преданностью.
В час ночи Сара прервала долгое молчание.
– Ты ведь еще не спишь. Только притворяешься. Это так на тебя повлияла встреча с Мюллером? Он же был вполне вежлив.
– О да. В Англии он ведет себя по-английски. Он очень быстро адаптируется.
– Дать тебе таблетку могадона?
– Нет. Я скоро засну. Вот только… я должен тебе кое-что сказать. Карсон умер. В тюрьме.
– Его убили?
– По словам Мюллера, он умер от воспаления легких.
Она просунула голову ему под руку и уткнулась лицом в подушку. По-видимому, заплакала. Он сказал:
– Я невольно вспомнил сегодня последнюю записку, которую от него получил. Она лежала в посольстве, когда я вернулся после встречи с Мюллером и Ван Донком. «Не волнуйся насчет Сары. Садись на первый же самолет, вылетающий в Л.-М., и жди ее в „Полане“. Она в надежных руках».
– Да. Я тоже помню эту записку. Я была с ним, когда он писал ее.
– А я так и не смог его поблагодарить – разве что семью годами молчания и…
– И?
– Сам не знаю, что я хотел сказать. – И он повторил то, что сказал Мюллеру: – Мне нравился Карсон.
– Да. Я доверяла ему. Куда больше, чем его друзьям. В течение той недели, пока ты ждал меня в Лоренсу-Маркише, у нас было достаточно времени для разговоров. Я говорила Карсону, что он не настоящий коммунист.
– Почему? Он же был членом партии. Одним из старейших членов партии среди тех, что остались в Трансваале.
– Конечно. Я это знаю. Но есть ведь члены партии и члены партии, верно? Я рассказала ему про Сэма еще до того, как рассказала тебе.
– Был у него этот дар – располагать к себе людей.
– А большинство коммунистов, которых я знала, – командовали, но не располагали к себе.
– И тем не менее, Сара, он был настоящим коммунистом. Он пережил Сталина, как римские католики пережили Борджиа [имеется в виду Александр Борджиа, Римский папа (1492-1503), известный своим цинизмом, жестокостью и вероломством]. Узнав его, я стал и о партии лучше думать.
– Но тебя-то он в нее не затянул?
– О, что-то всякий раз становилось мне поперек горла. Он, бывало, говорил, что я отцеживаю комара, а проглатываю верблюда. Ты ведь знаешь, я никогда не был верующим – Бог остался у меня в школьной часовне, – но в Африке я встречал священников, которые снова пробуждали во мне веру – пусть на минуту – за стаканом вина. Если бы все священники были похожи на тех и я виделся с ними достаточно часто, я, возможно, проглотил бы и воскресение Христа, и непорочное зачатие, и историю с Лазарем [имеется в виду чудо воскрешения Иисусом Христом Лазаря, жителя Вифании, через четыре дня после его погребения (Евангелие от Иоанна, 11)], и все остальное. Запомнился мне один священник, с которым я встречался дважды: хотел использовать его в качестве агента, как использовал тебя, но его было не подцепить. Звали его Коннолли… а может быть, О'Коннелл? Он работал в трущобах Соуэто. Он сказал мне то же, что и Карсон, – теми же словами: отцеживаете комара, а проглатываете… И одно время я чуть ли не поверил в его Бога, как чуть ли не поверил в Бога Карсона. Возможно, таким уж я рожден – наполовину верующим. Когда при мне говорят о Праге и Будапеште и о том, что коммунисты лишены человеческого лица, – я молчу. Потому что я видел среди них – однажды видел – человеческое лицо. Я говорю себе, что, если бы не Карсон, Сэм родился бы в тюрьме, а ты, по всей вероятности, умерла бы в ней. Так что есть разновидность коммунизма, или, вернее, был такой коммунист, который спас и тебя и Сэма. Ни в Маркса, ни в Ленина я не верю, как не верю в святого Павла, но разве я не имею права быть благодарным?
– Почему это так тебя волнует? Никто не скажет, что ты не прав и не должен чувствовать благодарность, – я ведь тоже ее чувствую. В благодарности нет ничего дурного, если…
– Если?..
– Кажется, я хотела сказать: если она не заводит тебя слишком далеко.
Он еще много часов не спал. Лежал и думал о Карсоне и Корнелиусе Мюллере, о «Дядюшке Римусе» и Праге. Прежде чем заснуть, ему хотелось по ровному дыханию Сары убедиться в том, что она спит. И тогда он позволил себе – подобно герою своего детства Аллану Куотермейну [герой многих романов Г.-Р.Хаггарда] – отдаться на волю медленного подземного течения, которое долго будет нести его в глубь незнакомого материка, где он надеется обрести постоянный дом, в град, чьим гражданином он станет не потому, что во что-то верит, и не потому, что это Град Божий или Марксов, а потому, что это будет град, именуемый Спокойствием Духа.
4
Раз в месяц в свой свободный день Кэсл брал Сару и Сэма на экскурсию в Восточный Суссекс, на дюны, поросшие соснами, где жила его мать. Никто никогда не оспаривал необходимости этой поездки, хотя Кэсл сомневался, что даже его мать получала удовольствие от их приезда, – правда, должен был он признать, она делала все, чтобы им угодить… сообразно своим представлениям о том, что им может нравиться. Всякий раз Сэма ждало в морозильнике ванильное мороженое, – а он предпочитал шоколадное, – и хотя жила мать Кэсла всего в полумиле от станции, она неизменно заказывала для них такси. Кэсл, не хотевший по возвращении в Англию заводить машину, пришел к мысли, что мать, видимо, считает его человеком непреуспевшим и нуждающимся, а Сара сказала ему однажды, что слишком там с ней носятся: она себя чувствует этакой почетной черной гостьей, которую пригласили на прием, устроенный в саду противниками апартеида.
Еще одним источником напряжения был Буллер. Кэсл перестал препираться с Сарой по поводу того, что Буллера следует оставлять дома. Сара была уверена, что без них его наверняка прикончат люди в масках, а Кэсл говорил, что ведь они купили собаку, чтобы она защищала их, а не для того, чтобы защищать ее. В конечном счете все же легче было уступить Саре, хотя его мать терпеть не могла собак, да к тому же у нее была бирманская кошка, которую Буллер поставил себе задачей уничтожить. Перед их приездом миссис Кэсл запирала кошку в спальне и потом на протяжении долгого дня время от времени вздыхала о печальной участи кошки, лишенной человеческого общества. Как-то раз Буллера обнаружили у двери в спальню – он лежал, распластавшись, в ожидании счастливой минуты и тяжело дышал, точно шекспировский убийца. После этого миссис Кэсл написала Саре длинное письмо, полное укоров. Судя по письму, кошка больше недели страдала потом нервным расстройством. Она отказывалась есть кошачьи консервы и, словно объявив своеобразную голодовку, жила на одном молоке.
Мрачное настроение охватывало всех, как только такси въезжало в глубокую тень обсаженной лаврами аллеи, что вела к дому с высокими коньками в эдвардианском стиле, который купил отец Кэсла, выйдя на пенсию, так как дом стоял рядом с полем для гольфа. (Вскоре после этого с отцом случился удар, и он не в состоянии был даже дойти до клуба.)
Миссис Кэсл неизменно встречала их на крыльце, высокая и прямая, в старомодной юбке, позволявшей любоваться ее тонкими щиколотками, и в блузке с высоким воротником, какие носила королева Александра [супруга английского короля Эдуарда VII, правившего с 1901 по 1910 г.], чтобы скрыть морщины. Не желая, чтобы мать заметила, как у него упало настроение, Кэсл выжимал из себя веселость и с излишней восторженностью обнимал ее, на что она еле отвечала. Она считала, что открыто выраженные чувства всегда наигранны. При таком характере ей следовало бы выйти замуж за посла или губернатора колонии, а не за сельского врача.
- Дядюшка Фистус, или Секретные агенты из Волшебной страны - Кристиан Малезье - Сказка
- Организация бухгалтерского учета в государственных (муниципальных) учреждениях - Коллектив авторов - Прочая научная литература
- Выращивание кроликов. Как содержать, разводить, лечить – советы профессионалов. Лучшие породы - Андрей Лапин - Домашние животные
- Путешествие без карты - Грэм Грин - Биографии и Мемуары
- Как начинались великие религии. История духовной культуры человечества - Джозеф Гаер - Культурология