Кирилл и Мефодий - СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Современная проза
- Название: Кирилл и Мефодий
- Автор: СЛАВ ХРИСТОВ KAPACЛABOB
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ последовал немедленно, и василевс широко улыбнулся:
— Я очень рад, что Константинополь воспитал сына великого князя болгарской земли Михаила. Слушая его, я понимаю, что плодородная нива Болгарии даст хороший урожай при наличии такого ученого и умного молодого человека, которого знатные люди в Константинополе называют за его познания полувизантийцем. Эта встреча убедила меня в правильности молвы.
Слова о «полувизантийце» возмутили Симеона, но было не место доказывать, какая кровь течет в его жилах. Если бы ему удалось когда-нибудь занять трон василевса, он не постеснялся бы прибавить к своему титулу что-нибудь касающееся византийцев, но это произойдет после того, как он выведет своих на первое место.
Впечатлениями о встрече, однако без своих тайных мечтаний о византийском троне, Симеон поделился с отцом сразу же по прибытии в Плиску. Борис-Михаил ничего не сказал, не, удивился и не разгневался. Он хорошо знал, что и этот византийский правитель угомонится и станет искать дружбы с ним, ибо сарацины продолжают как меч висеть над Византией. И только ли они? Врагов у империи — словно песчинок на дне морском. Да и болгары тоже... Если бы их не связывала единая вера, старая ненависть давно уже выползла бы из своего логова. Но Борис считал, что христиане должны уважать христиан. Одно дело — пренебрежительная улыбка, которая завтра может стать почтительной и кроткой, и другое — пойти с оружием в руках на единоверцев. И он, Борис-Михаил, слушая о поведении нового византийского василевса, тоже снисходительно улыбался, так как хорошо знал, с какими великими идеями и намерениями восходит на престол каждый новый властелин, пока жизнь не пообтешет его и не заставит ходить по твердой земле. А не заставит — горе ему! Или недолго удержится на троне, или все, что станет делать, обернется против него. Борис-Михаил испытал это на себе, а человек, опирающийся на свой опыт, не ошибается...
На Великом совете Борис-Михаил говорил последним, и каждое десятое слово его речи было призывом к миру. Земля нуждается в трудолюбивых сеятелях, книжная нива — в умных людях, чтобы можно было созидать и радоваться этому.
После Великого совета князь пригласил Климента и Наума и долго разговаривал с ними. Присутствовали кавхан Петр, Докс и Ирдиш-Илия. Речь шла о письменности. Занятия в двух школах, которые намеревался создать князь, должны идти на славяно-болгарском. Решено было не поднимать излишнего шума до того момента, когда можно будет заменить всех византийских священнослужителей.
Климент медленно встал и, устремив взор к небу, торжественно перекрестился. Это было долгожданное начало. Свершилось...
8
Все меньше и меньше времени оставалось для Брегалы. Борис Михаил, утонувший в каждодневных заботах, с тоской вспоминал о тенистых лесах и белостенных монастырях, об уединении и тишине, столь благотворных для души. Вспоминалась молодость, мечты о спокойной жизни. Борис-Михаил был в том возрасте, когда человек снова начинает обдумывать свою жизнь. Подобно реке, огибающей скалы, он уклонялся от того, что не могло принести утешения и духовного наслаждения. Свои ошибки он знал, и ему надоело все время вспоминать о них. В отличие от Пресияна, своего отца, князь шел по жизни, не имея времени, чтобы оглядеться. Может, скоро пробьет и его последний час, душа отделится от тела и попросит защиты у небесного судии. А с чем уйдет он туда? Что предъявит? Ошибки были, но он делал и добро! Зачтется ли? Князь тяжело вздохнул. Никому не мог он сказать о своей боли, ибо ее истолковали бы как слабость. Можно бы поговорить с Расате-Владимиром, но поймет ли он его? А Гавриил? Задрожит, как лист, и слезы польются ручьем... Борис-Михаил боялся о нем думать. Что он за человек? Странная пылинка, увлекаемая даже самым легким дуновением ветра. Гавриил был полной противоположностью своему брату Расате-Владимиру — болезненно чувствителен. Иногда Борису-Михаилу хотелось позвать его к себе и молча долго прижимать к груди, словно малое дитя. У Гавриила была душа чистого, непорочного ребенка, который глядит на мир глазами страха и вечной укоризны. Как мог я создать сына таким? — спрашивал себя князь, и сердце его наполнялось тревогой и болью. Гавриил совсем не подготовлен к жизни, таким, наверно, и уйдет из нее. Хорошо это или плохо, Борис-Михаил не мог сказать. Когда вскоре после смерти Ангелария умирала его жена, последней ее просьбой было не оставлять Гавриила, заботиться о нем, поскольку он очень ранимый. До ее смерти Борис-Михаил не задумывался об этом юноше-ребенке, но сейчас он не выходил из головы. Гавриил жил в просторном дворце как тень, а отсутствие матери и сестры Анны сделало его таким одиноким и замкнутым, что слуги опасались за его жизнь. Борис-Михаил, выезжая из города, стал брать его с собой и увидел, что поездки наполняли душу сына впечатлениями и он долго жил ими. Гавриил любил полевые цветы, разнотравье полян, но не смел сорвать и былинку — каждый сорванный цветок вызывал у него слезы. Он опускался в траве на колени и весь сиял от счастья. Однажды Борис-Михаил застал его за разговором с синим васильком. В первый миг отец стал озираться по сторонам, чтобы понять, с кем говорит сын, но поняв, медленно вернулся к свите и послал одного из сопровождающих позвать сына. Самому не хотелось прерывать его радость. Иногда Борис-Михаил подолгу беседовал с Гавриилом, пытаясь уяснить: может, он глуп или ненормален? И все больше убеждался: что сын и неглуп, и вполне нормален, но не похож на других — безгранично чувствителен и раним. Гавриил знал свою изнеженность и жил в постоянном страхе, что попадет в грубые руки жизни. Если бы он преодолел этот страх, то был бы добрым и скромным юношей, которым отец мог бы гордиться, а так, сам того не желая, князь тяготился его присутствием. Сын не был создан для этой жизни, где душевная чистота не считается ценностью. Он будет страдать от обид и насмешек. Анна, хотя и хромая от рождения, была сильнее брата, она смогла преодолеть желание иметь семью и посвятила себя богу, но могла бы столь же решительно отказаться и от этой идеи. А Гавриил вовсе не принимал самостоятельных решений. Раньше его останавливала боязнь огорчить мать, а теперь он внезапно привязался к отцу... Борис-Михаил не мог ему надивиться.
В последнее время Гавриил стал искать дружбы с братом Симеоном. Молодой священнослужитель привлекал его строгой внешностью, благородной красотой и умением рассказывать. Симеон описывал Константинополь: великолепие моря, роскошные дворцы знати, рынки рабов... Последнее Гавриил воспринимал особенно болезненно. Но когда речь шла о море, о больших кораблях, лицо его, чистое и невинное, сияло и рука Симеона невольно тянулась погладить мягкие волосы брата. В этой ласке для Гавриила было что-то невероятно теплое и трогательное. «Если я отправлюсь туда, возьму и тебя», — говорил Симеон, и в его словах звучали искренность и любовь. Мать перед смертью и ему наказывала не оставлять Гавриила, беречь от беды и злых языков. «Он — наше искупление! — сказала она тогда. — Вся святая человеческая доброта собрана в нем. Не позволяй злым людям обижать его...»
Симеон воспринял слова матери так, как подобает сыну, и с того дня вглядывался в брата с растущим интересом. Борис-Михаил испытывал настоящую радость, наблюдая за отношениями сыновей. О Симеоне он слышал лишь хорошие слова и знал: это не лесть людей, желающих ему понравиться, нет! Симеон был уравновешен, приветлив, красив. Его продолговатое лицо с прямым носом и необычайно высоким лбом производило поразительное впечатление. Он был умен, и этого никто не мог отрицать. Учение в Магнавре закончил лучше всех. На двух диспутах выступал против иностранных богословов и победил. А победить умом — не то что бросать копье или махать мечом. Мечом владеть могут многие, тут нужны лишь сила и страх, страх — чтобы не позволить другому опередить тебя. Героизм, о котором слагаются сказки для смелых юнаков, — это сочетание страха и дерзости. Дерзость не позволяет тебе бежать, а страх заставляет нападать, чтобы самому не стать жертвой. Борис-Михаил знал это по себе. Так было, когда он повел голодные войска на византийцев, так было и в другой раз... Но об этом не хотелось вспоминать. На своем жизненном пути он встречался со многими истинами, удивлявшими и сбивавшими его с толку. Например, и по сей день он не может объяснить себе, что такое дружба. Должна ли она приносить выгоду одному или другому или обоим — за счет остальных? Он считал так: дружба, за которую приходится платить, — не дружба, тогда ее может перекупить любой, кто даст больше. Как же определить искреннюю дружбу? Тех, кто помогал ему в разных ситуациях, он отмечал наградами, и ни один еще не отказался от наград — все принимали их как должное; но в таком случае были ли они искренними друзьями? Борис-Михаил уверен: не награди он их — затаят обиду. Значит, они бы поняли его неправильно. Попробуй-ка во всем этом разобраться. Столько сложных вопросов ставит жизнь, и у него не всегда есть время подумать над ними.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Жития святых на русском языке, изложенные по руководству Четьих-Миней святого Димитрия Ростовского. Книга одиннадцатая. Июль - Святитель Димитрий Ростовский - Православие / Прочая религиозная литература / Религия: христианство
- Город Гарольда (СИ) - Михаил Lё - Научная Фантастика
- Рожденные волшебницами (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна - Фэнтези
- Слова. Том II. Духовное пробуждение - Паисий Святогорец - Религия