Матросы - Аркадий Первенцев
- Дата:25.10.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Матросы
- Автор: Аркадий Первенцев
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Матросы" от Аркадия Первенцева
🌊 В аудиокниге "Матросы" вы окунетесь в захватывающий мир морских приключений и суровой жизни матросов. Главный герой, молодой матрос *Иван*, отправляется в далекое плавание на военном корабле, где его ждут испытания, опасности и неожиданные повороты судьбы.
🚢 *Иван* - храбрый и решительный парень, который готов пройти через огонь и воду, чтобы защитить свою страну и своих товарищей. Его сила воли и верность принципам делают его настоящим героем и лидером среди матросов.
🎧 Сайт knigi-online.info предоставляет возможность слушать аудиокниги онлайн бесплатно и без регистрации на русском языке. Здесь собраны бестселлеры и лучшие произведения, включая "Матросов" от Аркадия Первенцева.
Об авторе
Аркадий Первенцев - талантливый писатель, чьи произведения покоряют сердца читателей своей глубокой философией и яркими образами. Его книги всегда отличаются оригинальным стилем и захватывающим сюжетом.
Не пропустите возможность окунуться в увлекательный мир "Матросов" и почувствовать атмосферу морских приключений на себе. Слушайте аудиокниги на сайте knigi-online.info и погрузитесь в мир литературы вместе с нами!
📚 Погрузитесь в атмосферу советской классической прозы, прослушав аудиокнигу "Матросы" от Аркадия Первенцева прямо сейчас!
Советская классическая проза
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы он ругал и поносил Петра, нашлись бы защитники, а тут никто не мог решиться на спор. Под такие речи не подкопаешься.
— Видите ли, товарищи, — с фальшивой ласковостью говорил Латышев, — нельзя строго относиться к товарищу Архипенко. Он долгое время служил на флоте, на всем готовеньком, получал хлеб, сливочное масло, шерстяные вещи, красивые воротники, да и зарплату получал. И ему могло, естественно, показаться, что такой же порядок следует вводить везде, на всем континенте. — Латышев вздохнул с притворным соболезнованием. — Нам надо разъяснить товарищу Архипенко, строго с него спросить…
— Не надо ничего мне разъяснять, товарищ Латышев, — грубовато проговорил Архипенко, — не утруждайте себя.
— Слышали? — Латышев остановился, отпил глоток воды. — Можно продолжать или…
— Продолжай, Иван Сергеевич, — сказал Камышев.
— Мне казалось, что на флоте приучают к дисциплине, — теперь Латышев не щадил Архипенко. — Я думал, он ошибается по несознанию, а он упорствует. Поэтому, товарищи, я вынужден говорить по-другому. Для нас опасны выступления людей, подобных Петру Архипенко. Ведь он не рядовой колхозник. Он уже руководитель. Его точка зрения может внести разлад в наши отношения с членами артели. Вы помните, как он предлагал отказаться от авансирования, требовал увеличить выдачи на трудодень?..
Латышев неумолимо продолжал свою атаку. Если сегодня удастся сломить, завтра будет как шелковый. Закончив свою речь, Латышев допил стакан воды и потребовал немедленно покончить с «семейной идиллией», разобрав «надоевшее всем сутяжничество вдовы Кабаковой».
Матрена Ильинична все слышала через тонкие двери и не верила своим ушам. Дело оборачивалось совсем не так, как она предполагала. Нетвердыми шагами она переступила порог, поклонилась и только после вторичного приглашения присела на скамейку у самых дверей. В комнате было душно. Матрена Ильинична положила на колени свои бумажки, развязала и сняла платок и только тогда осмотрелась и сумела различить людей, каждого в отдельности. От Латышева она отвернулась. Его розовая кожа покраснела и на щеках, и на стриженом затылке. Сердобольно смотревшему на нее Татарченко вдова поклонилась отдельно, сурово поглядела на Камышева, заметила Никодима Белявского, когда-то тесно дружившего с ее мужем, но ничего не сказала ему своим взглядом.
У окошка, невдалеке от зятя, сидел Хорьков в армейской гимнастерке с расстегнутым воротом. Темная щетинка еще больше смуглила его цыгановатое лицо. Были еще многие, кого Матрена Кабакова знала по фамилии, по их значению в колхозе, но хлеба-соли с ними не водила.
— Поступило заявление от члена артели Матрены Ильиничны Кабаковой, — невнятно доложил Камышев.
На сердце у него будто кошки скребли. Стыдно поглядеть на Петра. «Вот небось костит меня в душе. И поделом». Латышев умел не только все прибирать к своим рукам, он и советчиком был неплохим. Работал крепко. Нужно — и до петухов будет сидеть. Объехать? Объездит. Доходы артели повышались. Скоро на счетах косточек не хватит. Об артели писали книжки, приезжали стремительные, как молнии, кинооператоры. Колхозный клуб снимали вдоль и поперек. Бухгалтеру приходилось скрепя сердце, входя в сделку со своей молодой совестью, выводить в графе расходов не одного порося или индейку, а яиц и сметаны и того больше.
Год на год не приходился. Иногда все обстояло благополучно. Играли свадьбы в звонкие осенние дни. Колхозники засыпали хаты зерном по оконца. Накатывали во дворы кавуны и отливающие латунью тыквы. На крышах золотисто сохли кукурузные початки. Завозно было на маслобойках и мельницах. Вкусно пахло олией — подсолнечным и горчичным маслом. Пышки и пирожки воздушно вздувались на сковородках. Вербовщики не могли соблазнить в отход ни одного человека, какие бы золотые горы ни сулили.
А стоило пошалить погоде, и уже по-другому перестукивали счеты. «Что? — хрипела телефонная трубка. — Рассчитали по восемь? Не дадим. Проголосуйте сверхплановую! Вы вышли, а на остальных наплевать?»
Положение изменилось. Люди уходили в приусадьбы, что-то хмуро выгадывали. Чаще сыпались заявления: отпустите в город, в совхоз. А в этом году недобрали и зерна, и корма по всему району. Обрывали листья, косили молодой камыш. А ежели дойдут до небывалого позора, полезут с вилами на крыши за соломой-старюкой, пропитанной пылью, потраченной дождями и снегом?.. Становилось жарко. Хоть пуговки расстегивай.
Вот Кабакова. Раньше поговорил бы с ней ладком, успокоил бы, провел на правлении телку — и глядишь, довольна вдова, веселей посматривают на свою артель и остальные колхозники: в беде, мол, не оставят. Так было, пока не влез Латышев.
— Я прошу правление отдать мое заявление обратно, — глухо попросила Матрена Ильинична. — Раз нельзя и я не вправе, зачем же? Перенесу на своих плечах. Привычные мы.
— Нет, нет, Матрена Ильинична, — подчеркнуто ласково сказал Латышев, — мы должны выслушать вас, побеспокоиться, отнестись со всем уважением… Я же с вами беседовал.
Матрена посмотрела на него крайне отчужденным взглядом.
— Расскажи просьбу, Матрена Ильинична, — мягко попросил Камышев.
— Там все написано.
— Следует огласить заявление, — предложил Латышев, — дело заслуживает внимания.
Камышев надел очки.
— Я прочитаю, что ли? — И, получив разрешительный кивок Латышева, поднял к глазам бумагу: — «Находясь на пастбище, моя корова не возвратилась, так как упала в колодец, находящийся в степи открытым, без сруба, в бурьянах. Труп коровы был найден пастухом Кондратом Гвоздем».
Матрена Ильинична вслушивалась в каждое слово, вновь переживала свое горе.
— «Пошла я в правление, — читал Камышев, — отказали возместить мне корову. Иди, мол, по линии. Пошла по линии, к судье, и стала ему рассказывать за корову. Что мне делать, корова моя пропала, упала в колодец. Ну, судья дал совет: пишите заявление и подавайте на колхоз, вам корову вернет колхоз. В этом деле виноват колхоз».
— Видите, какая незрелость, колхоз для нее нечто чужое, — сказал Латышев. — Она себя еще не нашла в колхозе.
— Нашла, товарищ Латышев. Вы новый у нас человек. Тогда других спросите. За колхоз мой муж голову положил на Сапун-горе, под Севастополем.
— А трудодней маловато, — весело заявил Латышев.
— Больная, дети, выбилась из сил, думаю…
— Надо дело заканчивать, Ильинична, погодя выскажешься, — остановил ее Камышев. — «Потом от судьи пошла я к районному прокурору, спросила еще и прокурора, что мне делать. Прокурор сказал: «Подавайте на пастуха. Пастух ее пас, пастух пускай и отвечает». И закрутили меня. Я тогда взяла и подала в суд на пастуха. Нескоро вышел суд. Разбирали мое заявление на суду и сказали, что пастух не виноват, потому что корова в колодец упала. И вы, гражданка Кабакова, подавайте в суд на колхоз. Я сразу пришла домой, села и написала через моих детей заявление на колхоз, как мне сказал судья, и отнесла и отдала судье в руки. Судья сказал: ожидайте суда. Я ждала-ждала, уж много времени прошло, а суда нет. Я взяла и пошла к судье. Он сказал, что числа 22-го будет суд. Я ожидала-ожидала, нет суда и долго не было. Я опять ждала и не дождалась и опять пошла к судье…»
— Ну что тут читать, — сказал Татарченко и покусал бороденку, прихватив ее в кулак, — роман какой-то…
— Надо так надо, — остановил его Камышев и перевернул страничку. — «Судья сказал мне, что выедет на место и будет других судить и во всем разберется. Выезжали, других судили, а мое заявление не разобрали, и не было мне повестки. Судья сказал мне: «Мы поспешили выехать и забыли взять ваше заявление, ну ничего, вот мы еще выедем судить и разберем ваше заявление». Я ждала-ждала и решила, что его и не будет, суда, они внимание не обращают как на женщин… — Камышев покачал головой, неодобрительно причмокнул. — Но все же судья сказал, суд будет, ожидайте. И так откладал с числа на число. Я еще пошла к судье и стала ему говорить: «Сколько раз я к вам буду ходить, мне уж стыдно к вам ходить». Я ему стала говорить, если суда не будет, то давайте документы, что я вам давала заявление. Я заявление не взяла, и наконец был суд. Разобрали мое дело и присудили взыскать за корову с пастуха Гвоздя. А что у пастуха — одни портки. Сказала судье, а он мне — дело ваше. Я тогда пошла к председателю. — В этом месте Камышев покряхтел. — Стала я говорить, что мне делать? Помогите мне, Михаил Тимофеевич, в моем деле, вы же всегда говорите, колхоз — крыша. «Что ты хочешь?» — спросил меня председатель…» — Камышев прервал чтение и пытался объяснить, как было дело, своими словами. Зашумели. Потребовали читать по заявлению. — «Я просила у него хотя бы телку, только стельную, а он мне оказал, что у нас нет такого права, чтобы давать. А я ему говорю, а что же я буду делать, ее никогда не наживу. Я ведь в этом деле не виновата, а виноват колхозный колодец, что она могла упасть в него. Она-то нигде не шаталась, а была в стаде. Председатель мне ничего не сказал ясно. Я при том и осталась… Я живу в нужде. Дети босы и раздеты, им надо ходить в школу, а не во что их ни обуть, ни одеть, а также не всегда есть чем накормить. Я же хочу их выучить, чтобы с них люди были. А прокормить телку могу — осталось нетронуто сено, почти два воза». Тут дальше просьба все та же, товарищи.
- Над Кубанью. Книга вторая - Аркадий Первенцев - О войне
- Александрийский театр. Щепкин на петербургской сцене - Виссарион Белинский - Критика
- Легенда о морском параде - Михаил Веллер - Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- На флоте менингитом не болеют, или Нептуна расстрелять, русалку – утопить - Андрей Рискин - Юмористическая проза