Похищение Луны - Константинэ Гамсахурдиа
- Дата:17.07.2024
- Категория: Проза / Советская классическая проза
- Название: Похищение Луны
- Автор: Константинэ Гамсахурдиа
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лихой лошади нужен и лихой молодец, друг мой!
— А чем не молодец Арзакан, дядя Гвандж?
— Э-э-э! Даже странно, что это говоришь ты. Кто слышал о молодечестве Звамбая? Я в его годы десятками побивал таких молодцов.
Несправедливое унижение друга детства задело Тараша. Но из уважения к старику он не возразил ему и, недовольный, умолк.
Некоторое время ехали молча. Вдруг сзади послышалось победное «ваша!».
Гвандж обернулся.
— Смотри-ка, какие хитрецы, вот змеиное отродье! — прошипел он. — Ведь вон сколько буйволов валяется в грязи, так нет, нарочно не впрягают их. Вцепились сами в трактор и вывозят!
Тараш приостановил лошадь. Видит: Чежиа, Арзакан и несколько молодцов соскочили с лошадей, передали поводья женщинам, подобрали полы чох и шинелей и уперлись спинами в машину. С криками «ваша!» вытаскивали они ее из трясины…
— А почему, дядя Гвандж? Почему они не впрягли буйволов?
— Да потому, что боятся, как бы народ не засмеял тракторы!
Тараш невольно улыбнулся.
— Хорошо бы они сделали, если бы забрали свои чертовы машины и убрались с ними куда-нибудь подальше, — в сердцах произнес Гвандж.
— Поверь мне, голубчик, — убеждал он Тараша, — наши буйволы лучше всяких тракторов управятся с полями.
Тараш поднял на него глаза. Гвандж сидел на коне, точно влитый.
— Сколько вам лет, дядя Гвандж?
— Я никому этого не открываю.
— Отчего, дядя Гвандж?
— Старость, страх и голод становятся ощутимее, когда упоминаешь о них… Лучше не говорить, голубчик!
Опять поехали молча. Слышны были только отдаленный топот и фырканье коней. Порой доносился издалека вой шакалов.
— Видно, много шакалов в этих местах? Старик не ответил.
— Вы не ходите на охоту, дядя Гвандж? — снова спросил Тараш.
— Как не охочусь? Дай бог и тебе и моему Отару столько лет жизни, сколько кабанов, оленей и медведей затравил я на своем веку. Теперь, конечно, не то.
Отсюда до Адлера — километров триста. Не счесть, сколько раз проезжал я по этой местности, охотясь. Видишь, направо мандариновые сады, — раньше там все было покрыто лесом.
А трясины колхидские, а поля Джугеджиани! Вот где была охота!
Сейчас повсюду — совхозы, плантации! Железная дорога, тракторы и автомобили распугали лесного зверя. Наши отцы и деды были поумнее нас с тобой.
Наверное, и ты слыхал, что в старину лесов и болот с умыслом не трогали. А почему? Чтобы отгородиться от нападающего врага, чтобы его заела здешняя лихорадка. Когда соседи, бывало, посылали к нам послов для переговоров, их водили по этим болотам.
От Анаклии до Зугдиди — не более двадцати километров, а послов водили целых пять дней, оставляя ночевать в открытых шатрах, чтобы их посильнее искусали комары. Комары тут водились такие хвостатые, — что твоя саранча… А теперь повсюду дороги, и каждый на перекрестке выставляет свой зад.
Тогда болота и горы были для нашей страны самыми крепкими и неприступными крепостями. В этих непроходимых топях застревали целые стада оленей.
— А медведь тоже водился здесь, дядя Гвандж?
— Медведей и волков было больше, чем зайцев.
— Скажи-ка, дядя Гвандж… — начал Тараш, но в это время заметил у дороги одинокий дворик с низеньким плетнем. В глубине двора к столбику был привязан буйволенок. Он упал и, запутавшись в привязи, беспомощно барахтался.
Тараш соскочил с лошади, попросил Гванджа подержать повод и ловким прыжком перескочил через плетень. Буйволенок, по-видимому, только недавно оторванный от материнских сосцов, лежал на земле обессиленный. Лежал, слабо шевелясь, точно ожидал помощи, и своими прекрасными, как у лани, глазами глядел на Тараша.
Тараш обнял его нежную шею, развязал веревку. Потом приподнял маленькие ножки с гишеровыми копытцами, распустил петли и поставил буйволенка на ноги.
Малыш качнулся, замычал беспомощно и протяжно, попытался шагнуть, но передние ноги изменили ему, и он снова опустился на колени.
Тараш терпеливо помог ему встать, потрепал ему на прощанье яичко, словно говоря: «Ты же мужчина, такая слабость не к лицу тебе!»
Поехали дальше.
— А ты на медведя не охотился? — спросил Гвандж Тараша.
— Из засады, в Джвари.
— А в горах?
— В горах избегал.
— Чего же ты боялся?
— Говорят, он очень свиреп в горах.
— Не верь, голубчик. Я старый охотник, не чета тем, что развелись за последнее время. Я в Верхней Сванетии рос. Ловил медведя на капкан, поднимал его из берлоги, с гончими ходил на него в чащу, с псарями — напрямик, чуть ли не врукопашную. Если охотился за ним, идя в гору, спускал его вниз.
Кроме гепарда и льва, всякий зверь боится человека. Кабан не посмеет на тебя напасть, хоть стань ты ему поперек пути. Это верно, а все остальное — басни новоиспеченных охотников.
Вот послушай, что я расскажу тебе. Только не выдавай меня. Впрочем, если и выдашь, что они еще могут мне сделать? Недавно приходила комиссия, описала дом, — под больницу, говорят, берем.
«Дайте, говорю, хоть неделю сроку, — дочь выдаю замуж». Ну, отстали…
Несколько верховых, скакавших галопом, обогнали Гванджа и Тараша.
Гвандж переждал, пока они проедут, потом продолжал рассказ.
— Усадьба, которую ты увидишь сегодня ночью, принадлежала моим предкам. Мой дед Теймураз был женат на илорской дворянке.
Еще сохранились развалины крепости, в которой жил Теймураз. Он был знаменитый пират и охотник и вел торговлю пленными.
Этот несчастный Лукайя, который живет у Тариэла Шервашидзе, тоже был отбит моим дедом у турок и потом выкуплен Тариэлом.
Крепость была полна дворовых и рабов. Со всех сторон доставляли сюда гурийских, имеретинских, мегрельских красавиц. Днем мой дед преграждал путь вооруженным и безоружным, а ночью нападал на лодки и корабли и грабил их.
Мы живем, голубчик, в такое время, когда каждый должен исповедаться в своих собственных и в отцовских грехах. Конечно, проку от этого мало, но все же утешительно излить душу. Исповедуешься — и точно ржавчину с души снимешь.
Так вот… Я был в ту пору еще безусым юношей. На собственной яхте прибыл в Очамчире какой-то богатый голландский купец. Сопровождали его двадцать четыре молодца, вооруженные до зубов, молодая жена, три сестры, несколько слуг и переводчик.
Ты, наверное, слыхал о том, как русские и грузины у Сухуми разбили турок? Большинство абхазцев тогда снялись с мест, подожгли свои дворы, предали огню всю Абхазию. Да, сами же абхазцы! Во мне тоже есть немного абхазской крови — от бабки моей.
Некоторым беглецам удалось покинуть страну, а кто не смог уехать, — разбрелись по горам и лесам. Грабили без удержу. Ни стару, ни младу не давали спуску. Вот какое было время! Понятно, что все дивились, как этот отчаянный купец отважился приехать к нам. Потом выяснилось, что он решил развести под Очамчире какие-то плантации. А в Очамчире расположены имения моего отца.
Ну, стали торговаться… Знаешь ведь, наше дворянство только и мечтало, что о распродаже своих земель. Первому встречному кланялись в ноги, лишь бы сбыть землю… Мы превратили нашу страну в бойкую лавочку, где иностранцы торговали с куда большим барышом, чем мы. Каждый старался опередить соседа и распродать что только можно.
А наше гостеприимство! Я думаю, гостеприимство наше не что иное, как пережиток рабства.
Ну вот, приехал, стало быть, иностранный гость. Отец послал в Гали гонца, вызвал Хвичия, Гвичия, Алания, Киутов. Всполошились также илорские дворяне: «Может быть, — думают, — и нам удастся кое-что сбыть…» Всегда я недолюбливал этих иностранцев. Я немного знаком с историей; начиная с аргонавтов, все они наезжали к нам только для того, чтобы пограбить. Так и норовили, как бы подешевле купить, урвать, выудить, что возможно и невозможно.
Конечно, и ты читал в истории, что по эту сторону Индии не было страны богаче, чем наша.
Но, видно, наши предки были такие же моты, как и мы, грешные; многое было расхищено, но немало было и раздарено, роздано в приданое.
Попалась мне как-то в руки книжка. Господи! Ну и мотовство! Понадавали же наши сумасбродные цари приданого всем этим багратионовским девицам, приглянувшимся византийцам!
Да… Так я начал с этого окаянного голландца. Понятно, мы не могли ударить в грязь лицом по части гостеприимства… Широко принял его мой покойный отец… Дорогу всадникам преградил небольшой ров. Перемахнув через него, Гвандж продолжал:
— На вертелах жарились целые бычки, в котлах варились молочные телки… Охоту устроили — какой свет не видывал! Двести всадников вошли в илорский лес. Такая пальба поднялась — ну, точно война!
Штуцер тогда только что был изобретен. У спутников этого голландца были новенькие штуцера, красивые, как игрушки. Да что штуцера! Сильнее штуцеров полонила мое сердце жена голландца. Звали ее Ванстер. Знаешь, какого цвета были у нее волосы? У наших не бывает таких. Как первый ус, что выпускает початок кукурузы, — такие же блестящие, золотистые!
- Последняя песня Земли - Дмитрий Колодан - Научная Фантастика
- Солнечная песня - Мэри Картер - Исторические любовные романы
- Свет луны на воде - Хильда Никсон - Короткие любовные романы
- Легенды ночных стражей: Похищение - Кэтрин Ласки - Сказка
- Похищение свободы - Вольфганг Шрайер - Проза