Баблия. Книга о бабле и Боге - Александр Староверов
- Дата:30.06.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Баблия. Книга о бабле и Боге
- Автор: Александр Староверов
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из дома теперь Алик отлучался только для того, чтобы поговорить с молчаливыми фантомами жены и детей на скалистом острове. Иногда он им доказывал, что он бог и они должны это учитывать. Что у настоящего бога на первом месте его призвание. Что они должны быть счастливы, раз их принесли в жертву ради мира и процветания Либеркиберии. Потому что большинство людей подыхают просто так, без смысла. А они со смыслом… Через пару дней он, наоборот, каялся в грехах, катался по острым камням, рвал волосы и кричал, что он виноват перед ними. Что он мразь и нет ему прощения. Сменил их, живых, родных, любимых, на бабу выдуманную и на выдуманный мир. Но пусть они не волнуются, он сейчас пойдет, превратит ее в бога и вернется к ним. Он ради них в кого угодно ее превратит, хоть в жабу, хоть в змею подколодную.
Достигнув апогея самокритики, он вдруг запинался на полуслове, становился злым и надменным и начинал обвинять во всех грехах Ленку, Сашку и близнецов. Это они во всем виноваты. Всю жизнь его эксплуатировали. Им от него только деньги нужны были и защита. А что он испытывал при добыче этих денег, их не интересовало никогда. Вот и доигрались, сошел он с ума. Но пускай не думают, не надеются, даже с ума сошедший, он подонком не станет. Не предаст любовь свою единственную, Аечку неземную, не переложит беду свою на ее хрупкие плечи…
Алик балансировал на грани потери разума. К чему это могло привести в этом мире, даже представить было страшно.
В очередной раз вернувшись со скалистого острова, он застал дома удивительную картину. В оранжерее горели ароматические свечи, играла приторная музыка с гриппозными всхлипами саксофона, замечательная травка была устлана шкурами неизвестных животных. На шкурах в отблесках свечей стояла полуголая Ая. Ее белье можно было бы назвать эротическим, но слово «порнографическое» к нему подходило гораздо больше. Она медленно извивалась в такт музыке. От всего натюрморта веяло такой пошлостью, что Алик чуть не проблевался.
– Ты что, совсем сбрендила? – сдерживая рвотные позывы, спросил он. – Журналов бабских начиталась? Так врут там все. Я специально бабам в утешение это фуфло выдумал. Мужик либо хочет, либо нет, и никакие девайсы тут не помогут.
Ая съежилась, стала выглядеть жалко и нелепо. Изо всех сил стараясь не заплакать, она пролепетала:
– Но милый, я тебе сюрприз хотела сделать. Развлечь немного. Я же вижу, ты страдаешь.
– Да, страдаю! Страдаю, потому что из-за такой дуры, как ты, семью свою предал. Жизнь свою поломал. И вообще у тебя сегодня месячные вроде?
– Правильно, сегодня месячные, но я ради тебя… чтобы тебе… я же мессия, я все могу, вот я и попробовала… перекрыла краник на два часа. И получилось. Ради тебя…
Алика переклинило. Мессия?! Краник перекрыла?! Ради него?! Он ей… дар такой, а она… краник?! Помогать она, значит, не может. Людей спасать и к свету вести не может. А краник может. Внутри злость смешалась с обидой, в ярость превратилась булькающую. В глазах потемнело и… Он оказался в своей квартире.
Сперва он обрадовался. Вот и разрешилось все само собой. Не надо подлость совершать, выбор делать. А потом понял, что рано радуется. Не может же он быть во всех комнатах одновременно. Дома, в Москве Алик присутствовал скорее как виртуальный персонаж, беспомощно наблюдающий за действием со стороны… Непонятные, чужие люди заполнили комнаты. Врачи, менты, понятые-соседи хаотично и растерянно перемещались по квартире. В детской не по-детски орали близнецы.
– К папке, хотим к папке, пусти, к папке хотим!
Они колотили в запертую дверь, а няня никак не могла их успокоить. В его кабинете врач со «Скорой» заполнял бумаги и звонил по телефону. На кухне медсестра вкалывала Ленке успокоительное. Над женой склонился усатый мент и ласково шептал ей на ухо:
– Вот видите, как удачно получилось. И милицию вызывать не надо. Мы сами все зафиксируем, что смерть по естественным причинам произошла. Вам мороки меньше будет.
– Да, удачно, – голосом робота отвечала Ленка. – Это очень удачно.
– А вы, случайно, не знаете, где покойный хранил бумаги? Может, тайник какой или ключи от банковской ячейки? – спрашивал мент.
– Покойный, покойный, по… – Ленкино лицо сморщилось, и из глаз хлынули слезы.
– Чщ-чщ-чщ. Все не волнуйтесь, никаких вопросов. Что ж мы, не люди? Вы, главное не волнуйтесь. Мы с вами до конца побудем.
– До конца-а-а-а-а-а-а…
– Успокойтесь, все, ухожу. А может, у родителей? Вы, случайно, не знаете телефон родителей? Я в смысле, что родителям сообщить надо.
– До конца-а-а-а-а-а-а…
В спальне на своем необъятном, два на два, ложе лежал он, Алик. Он был мертвый и некрасивый. Лицо расплылось и пожелтело. Рубашка расстегнута, на груди виднелся след от укола с застывшей серо-бурого цвета капелькой крови. Рядом с ним, уткнувшись ему в плечо, лежала, причитала и плакала Сашка.
– Папка, ты зачем, хватит, ну вставай, папка. Не надо так прикалываться. Я уже не маленькая. Это маленькая я верила, а сейчас нет. Не обманешь. Я тебя пощекочу, как в детстве, и ты оживешь. Правда ведь оживешь? Ты же не предатель, ты не бросишь меня? Вы с мамкой ругались часто. Я не говорила тебе, но я всю жизнь боялась, что ты уйдешь. Я сильно боялась. А ты вот как ушел… Дура я. Папка, прости меня, не уходи. Ты же не предатель? Ты меня не оставишь? Па-пу-леч-к-а-а-а-а-а!!!
…Алик снова стоял в оранжерее. Ароматические свечи противно воняли. Гриппозно всхлипывал саксофон, Ая в порнографическом белье переминалась с ноги на ногу на шкурах непонятных животных.
– Мне домой надо, – сказал он тихо. Помолчал и добавил: – Очень.
– Так иди. Я тебя не держу и никогда не держала.
– Держишь.
– Не держу. Ты сам себя держишь.
– Я тебя люблю. Правда. Но мне надо домой.
– Иди.
– Помоги мне.
– Как?
– Ты знаешь как.
– Так не могу. Извини.
– Значит, ты лучше меня знаешь, что мне нужно? Думаешь, ты мудрая? Думаешь, ты понимаешь, что такое боль? Ты так думаешь, да?
– Да, – просто ответила Ая.
Ярость закончилась, боль закончилась, Алик стал пустым, как звонкий пионерский барабан. Но из этой пустоты появилась вдруг такая решимость, такая воля, что…
– Я последний раз спрашиваю, ты будешь мне помогать? Ты будешь следить за этим проклятым миром, пока я не вернусь? Да или нет?
– Нет, любимый, не буду, – прошептала она, закрывая изумрудные глаза, полные травяных зеленых слез.
Он вскинул руки к небу, парящему над оранжереей, взглянул на нее, как совсем старый, смертельно больной человек, и сказал:
– Любовь моя единственная. Жизнь моя и дыхание мое. Лучшее, что было когда-либо у меня. Я бог и человек, проклинаю тебя и предаю. Будь ты проклята, как я проклят. И будут твои страдания, как мои страдания. И будет твоя боль, как моя боль. И будешь ты богом, как я. И никто не отменит этого приговора. Да будет так.
На секунду показалось, что Ая превратилась в фантом мертвый, как жена и дети на скалистом острове. Оболочка пустая, иллюзия, не человек. А потом она ожила, и Алик все понял. Он подбежал к ней, рухнул на шкуры у ее ног, уткнулся лицом ей в ступни и завыл:
– Что я наделал! Прости меня, Аечка. Прости, я не хотел, я не думал. Я люблю тебя. Прости. Я все исправлю. Сейчас, сейчас…
Он встал на ноги и начал поднимать дрожащие руки к небу.
– Поздно, любимый. Свершилось, и исправить ничего нельзя.
Алик поверил ей сразу. После его проклятия она сильно изменилась. На лбу появилась вертикальная морщина, изумрудные глаза потемнели и стали цвета лесного болота, исчезла детская округлость лица… Вместо Аи на него смотрел… Демон… Гордый, много страдавший демон… Вдруг она улыбнулась, и из демона наполовину проступила прежняя Ая – рыбка золотая. До Алика окончательно дошло, что он натворил. Он закрыл ладонями лицо и заплакал.
– Ну что ты, милый, не надо, – улыбаясь говорила Ая. – Не надо, у нас мало времени, я должна успеть. Ты знай, я тебя любила. Сильно, по-настоящему. И любить тебя всегда буду. Помни об этом, милый. А за мир свой не переживай. Я присмотрю, я все сделаю. Другой у тебя путь. Иди, я отпускаю тебя.
– Нет, неееееееееееет!!!
Он заорал и бросился к Ае. Прижался к ее огрубевшему, жесткому и сухому лицу, стал целовать ее, как будто мрамор стесывать, чтобы отошла, оттаяла. На мгновение ему показалось, что еще чуть-чуть, и получится, вернется прежняя Ая, умрет демон страдающий. Но она оттолкнула его, и силы в ее руках было так много, что он упал на мягкие шкуры.
– Нам нельзя, любимый. – Она опять улыбнулась, и, как солнышко из-за туч, появилась прежняя Аечка. – Очень хочется, но нельзя. Давай просто посмотрим, запомним друг друга. Ты себя не вини ни в чем, пожалуйста. Я только сейчас тебя поняла, когда сама… Страшно это, богом быть. Нет добра и зла, нет дьявола. Есть бог, и в нем все. Страшно. Но ты не виноват. Такая судьба. И у тебя, и у меня. Зато мы любили… Любовь стоит ужаса.
– Нет, нет, я никуда не уйду. Я передумал. Я не хочу. Все будет как раньше. Мы будем вместе. Мы будем летать, и караоке, и любить. Я обещаю, я клянусь. Прости меня. Ты слышишь, я клянусь…
- Онтология телесности. Смыслы, парадоксы, абсурд - Владимир Никитин - Психология
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- 100 оттенков ванили (СИ) - Гриин Эппле - Современные любовные романы
- «Ничего особенного», – сказал кот (сборник) - Майкл Суэнвик - Научная Фантастика
- Белый Волк - Алексей Прозоров - Боевая фантастика