России ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: России ивовая ржавь (сборник)
- Автор: Анатолий Мерзлов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На площадку, откуда некоторое время назад ушла груженная цементом машина, лихо подкатил мерседес под эскортом двух тонированных джипов. Восемь мордоворотов пошли полукольцом в их сторону, в центре их работодатель – кривоногий маломерка Грачик.
– Деньги приехали?
Все почтительно сгрудились перед ними – бригадир Миша чуть впереди. Игривой походкой знающего себе цену человека, Грачик остановился за пять шагов до них.
– Так, внимательно слушать! Вот, десять тысяч рублей – это все, что могу, оторвал от себя, банк в кредитах отказал, больше не будет пока. Хотите – оставайтесь, ждите, когда чехарда пройдет, хотите…, как хотите – не держу. А будете лишнее кашлять – до конца дней не вылечитесь, Вопросы есть?!
– Грачик, побойся аллаха, ты, чито нам обисчал? – попытался призвать к справедливости Миша.
– Тибе не понятна? Останься – остальные сва-бодны.
Он бросил на землю несколько купюр.
Грузин зверски скрипнул зубами, казалось, сейчас плюнет крошевом, но понуро опустив голову, не обернувшись на жалкую подачку, он первым побрел прочь.
Молодчики напружинились, однако, следом за грузином мирно и бессловесно поплелись остальные: молдаванин с украинцем, следом огнедышащий Магомед, последним тронулся убитый горем курд. Отойдя на несколько шагов, он обернулся:
– Разви мы плохо работали? Хорошо, дай, возмлем хоть эта, пацанам жрать чтой-та нада, началник…
Дверцы тупо высекли дробь – джипы рванули с места, ударяя насыпным гравием высохшие, но стойкие еще цветоносы.
Мать
Болящих – исцеляй. Страдающих – утешь!
Мучения земли порой жесточе ада.
Яблоневые сады, раскинувшиеся в долине тишайшей с виду сезонной речушки, обильно одарили в этот год жадного здесь до природных даров селянина. Низко сформированные яблони, подобно трудяге ослику, несли непомерную ношу. Диву даешься – какая силища, сколько потенциала у земельки нашей: и накормит, и напоит, и спать уложит. Красно-желтые сполохи осени, умноженные теплыми еще, отгорающими солнечными лучами, разили печальными красками совершенства. И не могло не возникнуть вопроса: «Почему ты здесь?»
Риторический ответ зависал исподволь: «Все для тебя, для дополнения твоего благородства, для контраста всеобъемлющей радости будущей весны!»
Лес, обрамляющий сады, завис над ним безмолвными исполинами буков и дубов, бесстрастно созерцающих с высоты холмов на мышиную возню карликов.
И действительно, суета множества людей с одной стороны сада, своей незначительностью на фоне огромного, расцвеченного осенью пространства, напоминала пустую бесполезную возню. Но раз за разом наполненные плодовозы освобождали от согбенной ноши очередной плацдарм, и облегченные деревья распрямляли потускневшие ветви навстречу уходящему теплу. Пахота междурядий, успевшая после перепавших дождей покрыться травяным чертополохом, мягко пружинила, сохраняя от травм, падающие при неловкости сборщиков, плоды, продолжая потом долго снабжать деликатесом множественных обитателей лесных чащоб.
При наступлении заморозков сюда находят тропу еноты и шакалы. После варварских набегов диких кабанов остаются лишь мелкие объедки для всякой мелочевки в виде хомячков, полевок, полчков, включая множественных пернатых.
Кусты созревшего шиповника оранжевыми кострами ощетинились по кромке леса, охраняя его сумрачный покой от многочисленных работников, снующих вверх-вниз по стремянкам.
Выпавшее невиданное изобилие подогревало воображение людей – они разгорались желанием освободить от тяжелой ноши очередное деревце, которое казалось еще роскошнее предыдущего.
Суетные бригады наймитов отличались от неспешных размеренных действий постоянно работающего костяка. Кто выращивал дерево, выхаживал от начала беззащитного стержня, формировал крону, регулировал быстро возрастающую нагрузку, подготавливал из года в год к обильному плодоношению, что стало тем следствием – тот снимет плод с осторожностью за каждую плодовую почечку. Это сезонников интересует вал – тонно-деньги, и редко кто из них задумывается о завтрашнем дне, о неизбежной расплате за небрежность.
Сойка, привыкшая к обильному утреннему рациону, встретив на пути непонятную суету, зло зашипела, выхватив едва ли не из рук свое достояние.
Варвара Семеновна – деловитая, степенная женщина 56 лет, с тех пор, как жизнь ее связала с семьей, вставала без будильника в одно и то же время – в половине шестого. А время-то вылилось уже, страшно представить – в 38 лет. Зимой она позволяла себе понежиться несколько дольше, а потом неслышно поднималась и занималась едой. Из тишины убогой кухоньки распространялись запахи, могущие лучше всякого будильника поднять остальных членов семьи: мужа и двух взрослых сыновей – тридцати семи и двадцати семи лет. Млеющим по ночам рукам уже хотелось помощи. Ей давно мечталась молодая, задорная помощница, стоящая рядом плечом к плечу, которая и скрасила бы ее невеселые мысли. Но годы шли, а надежда на лучший удел все больше угасала в ее покорном терпеливом сердце.
Шаркающей походкой прошел к умывальнику муж. Нехотя, со стоном пробуждался старшенький Петруша. Пространство, в котором они обитали ночью с мужем – спаленка, такая же крохотная, как кухня, только без окна; микроскопический санузел и зал, где на двух диванах раскинулись, подобно уставшим воинам-богатырям, сыновья.
Нехитрое убранство, кроме диванов, вмещало телевизор, заштатный буфет, приобретенный в самом начале совместной жизни в комиссионном магазине, когда она еще ходила первенцем, и трехстворчатый платяной шкаф, купленный в прошлом году на ее премию и отпускные, да полированный раздвижной стол со стульями. Молча, снабдив пред работой всем необходимым сыновей, она сама, хлебнув чая со сдобными сухариками, отправлялась в школу, где работала уборщицей. Глядя на резвящихся детей, она вспоминала себя – смешливую шуструю сорвиголову. Помнила себя семнадцатилетней, когда обвешанный наградами, как новогодняя елка, Николай укротил ее природный пыл. Старше на пятнадцать лет, он стал для нее воплощением отца – он погиб в первые дни войны. Мама ее сгинула бесследно, отправившись вскорости с обменным барахлом на хлебную Кубань за провиантом. Николай – небольшого роста, немногословный, но рядом с ней бесконечно мудрый, гасил одним взглядом всякое желание спорить или противоречить. Так и превратилась она из неуемной оторвилы в степенную молчаливую жену. Такой она оставалась всю совместную жизнь, а другой жизни и не было-то.
– Зинуля, давай перекурим, не могу больше, – обратился к своей напарнице мрачноватого вида коренастый мужчина средних лет, больше похожий на повзрослевшего не ко времени мальчика, провожая сойку пустившими слезу глазами.
– Чего расчирикалась, падла, и без тебя голова разваливается.
– Тяжело, Петюня? – отреагировала краснощекая, крепенькая смешливая женщина. Несмотря на природную резвость, явно старше напарника. При всех натяжках ей все равно можно было дать не менее пятидесяти.
– Нельзя, милый, на солнце раскиснешь, потерпи до вечерочка. А пока – вот помидорный рассольчик припасла, хлебни, ей-бо, полегчает…
– Издеваешься?
– В натуре, угомонись, бригадир погонит из бригады!
– А, х… с ним, давай! Где спрятала, говори!
– Сказала, нет – и точка, посмотри на себя!
– Надо было разглядывать, когда выбирала меня, а не сейчас! Где?!
– Знаешь, негодник, что не могу тебе отказать. Вон там, в ерике, сразу за комлем. Оставь чуток, у самой нутро горит.
Он стремглав, даже не озирнувшись, рванул к ручью, матернулся, зацепившись о выступ корня старой черкесской яблони. Через несколько минут, подобревший, окладно охватив пятерней необъятную задницу спасительницы, начал громоздиться на стремянку. На самой вершине, похилившись за красивым плодом на закусь, неуклюже оберегая молодые побеги от залома, не удержал равновесия и рухнул на землю.
Только Варвара Семеновна выплеснула грязную воду из ведра, чтобы присесть и перевести дыхание – ее окликнула из-за изгороди запыхавшаяся соседка в домашнем халате.
– Варвара, беги домой, там Петьку твоего привезли, упал с лестницы.
Она побледнела и закрыла глаза, унимая головокружение.
– Не пугайся, жив! Что с алкашней станется…
Варвара Семеновна перевела дыхание. За последние годы каждый резкий голос она воспринимала как начало конца. Работая кладовщиком, ее муж вскоре после рождения первенца пристрастился к спиртному. Он никогда ее не обижал, но на молчаливое недовольство мог так сурово посмотреть на нее: дескать, что ты смыслишь в моей душе, перед которой все испытания худшие открылись в полной красе. После чего мгновенно проглатывались все зреющие в ней недовольства.
Всякий раз ее пугал призывный голос соседей, когда муж, еще находясь в гипсе после травмы, ломал здоровую конечность, не рассчитав дозу спиртного…
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Перемена - Мариэтта Шагинян - Советская классическая проза
- По Кубе с Константином Тублиным. Авторский путеводитель - Константин Тублин - Гиды, путеводители
- За фасадом строительства советского ВМФ - Почтарев Андрей Николаевич - История