России ивовая ржавь (сборник) - Анатолий Мерзлов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: России ивовая ржавь (сборник)
- Автор: Анатолий Мерзлов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неопрятный, маленького роста, давно не бритый грузин, с нескрываемым презрением встречал глазами приближающийся вагон.
– Амис деда ватириа, эсли севодня бабки не даст, валью отсюда. Лучше в магазин пайду грузчиком за харч. Эво весь семья гнилой. Сам жрет, как свиня, а эти капейки дать не может. Финансовый кризис? Останавливай работу, да?! Не мути башку, да?! Много схватил – поделись, не жмись, если человек?! У-у, сомехо!
С трудом открывшаяся дверь вагона пыхнула цементной пылью. Один, в аккуратной стопке мешков, оскалился разорванным зевом.
– Теперь, падла, пылить будет всю дорогу, от прошлого раза отхаркаться не могу, в горле свербит, – вторил ему в тон молдаванин из Приднестровья – молодой мужик лет тридцати пяти, с красным от пагубной страсти лицом и выщербиной от свежей болячки на переносице. – Сейчас бы винца нашего – враз бы легкие прочистились.
Дрезина лязгнула сцепкой, пискнула и налегке отдалилась под гору.
– Сучара, поставил вагон перед дыркой, спотыкаться теперь будем, – зашелся в негодовании молдаванин. – Миша, калган включи, а? Может, сдвинем вагон чуток?
Миша подошел, многозначительно скребанул затылок, глядя на прореху в настиле:
– Можа, постелим горбыля?
– Паслуши, кацо, эсли рухнешь вниз, сам горбилем станешь.
– Айда, чуток стронемо, – засуетился седовласый не по годам, коренастый крепыш из Луганска по имени Федя.
Миша первый спрыгнул на пути:
– Давай, упромся, раз-два-вазмили…
Вагон нехотя скрежетнул колесами, тяжело перекатившись на три метра в сторону. Двое из всей разноликой компании участия в разговоре не принимали – они молча выполняли команды бригадира.
Спортивного кроя куртка на одном из них еще не успела потерять первоначального вида, при желании ее можно было привести в приличное состояние, но залоснившиеся джинсы для приобретения цивильного вида требовали хорошего мусорного бака и говорили о давней скитальческой жизни владельца. Ему на вскидку можно было дать сорок с небольшим. На аристократическом лице некрасиво кустилась недельная поросль. Его интеллигентный вид сдерживал простоту общения с ним – между ним и компанией пролегала незримая преграда. К нему не обращались никак, да в этом и не было нужды – он понимал все с полуслова. Добродушные глаза его пребывали в иронии. Трудно сказать, не зная его, к чему относилась эта ирония: к смехотворному произношению бригадира, низменному мышлению большинства, или к чему-то своему, глубинному?!
Последним в этой разноликой интернациональной компании состоял цыган Яша. По значимости в бригаде он отнюдь не был последним. Последним в перечень он попал лишь волею автора. Горячая цыганская кровь во время работы у него вскипала – в остальное время он задумчиво жался к интеллигенту. Над ним подшучивали: за основу шли и длинные курчавые волосы, и цигейковая безрукавка, но расшевелить его таким образом не удавалось никому. Он без обиды, молча кивал головой в такт говорунам. Даже доморощенная обработка известной песни Утесова: «Цыгане шумною толпою, толкали жо… паровоз» в исполнении Магомеда вызывала у него легкую усмешку. Он не реагировал и на предложение угнать стального коня (имелась в виду дрезина). С присущим в акценте придыханием Магомед продолжал резвиться:
– Знаешь, – обращался он к молдаванину, – почему он не хочет поменять квальфикацию? Конь ему нужен, а у сталюки нет яиц.
И от удачной на их взгляд шутки они ржали похлеще иного жеребца, взахлеб. Миша их вначале урезонивал:
– Отфалите от Яшки.
Потом, видя его спокойную реакцию, стал посмеиваться со всеми. Бригадир стаскивал мешки на полвагона – остальные прилаживали к спине тяжелую ношу и тяжелой поступью перемещали под навес. После каждой ходки маленький грузин приваливался к стенке вагона, переводя дух. С его небольшой массой работа давалась ему значительно трудней, но дух равноправия витал здесь при всякой работе. Цыган шел шибче, не отдыхая, но с этим не считался – работал без оглядки на соседа. Тяжелая работа делала всех одинаково сосредоточенными. Интеллигент, не суетясь, взваливал на плечи очередной мешок – размеренно, не спеша, но и не волыня, делал общую работу.
С выдохом Миши: «Все, паследни» – у сосредоточенных притомленных людей появилось желание праздника. Магомед затронул избитую тему – подтрунивал над цыганом. Грузин взялся вытряхивать набравшую пыли солдатскую камуфляжную куртку.
Интеллигент застыл на краю платформы, безучастным взглядом вперившись в будылья сухого травостоя. Набежавший ветерок тронул стену засеменившихся стройных стеблей, словно проверяя их остаточную прочность. И неизвестно, сколько он мог так стоять, если бы не реплика цыгана:
– Тоскуешь по дому?
И не дождавшись ответа, в задумчивой медлительности продолжил:
– Скажешь, хорошо цыгану – все пофигу, лишь бы крыша над головой, да шамовка какая-никакая? А я ведь не таборный цыган, просто кровь у нас такая, не падкая до вашего уюта. И семья у меня нормальная была – жена русская, дочка.
Интеллигент нехотя отвлекся, посмотрев изучающе на цыгана, посмотрел так, будто в первый раз увидел его, будто не они вместе амбалили здесь вот уже три месяца, практически за один харч. Обещанные деньги ждали своего последнего срока: в предновогодний вечер. До этого они работали в том же составе на других участках: копали траншеи под коммуникации, под фундамент в труднопроходимой горной местности – сегодня дилер Грачик кинул их на выгрузку вагонов. С учетом мелких сумм на питание, оставалось получить на каждого по сто тысяч рублей.
– Где отмечать будешь Новый год? Кстати, до сих пор не знаю, как тебя звать? – продолжал цыган.
К ним подошел бригадир.
– Айда, пацаны, закидаваем «газончик».
Машину загрузили шутя – после того помогли водителю обтянуть кузов брезентом, за что словоохотливый шофер пообещал напомнить дилеру о причитающейся зарплате и окончании контракта.
Интеллигент с цыганом вернулись на край платформы. Эмоциональный грузин распалялся перед всеми:
– Сука буду, кинет он нас, спинным мозгом чую. Посчитай: семь на сто, плюс бугру сверху десятку – удавится. Жду ударов курантов на башне Кремля, потом иду жечь его «мерс», рука не задрожит.
Все без комментариев проглотили его фразу, подумав каждый о своем.
– Так как тебя величают, ты грамотный, вижу?
– Скоро расстаемся, а ты имя? Тамази меня звать…
– Не русское имя, кажись, грузинское или армянское?
– Грузинское. Родители дружили семьями с грузинами, мой крестный отец – грузин, – без особого энтузиазма ответил интеллигент.
– Так, где отметим Новый год, Тамаз, – не унимался цыган.
– У тебя созрел план? У меня, например, денег в кармане – сто рублей. У тебя больше? За них и к порогу никуда не пустят. Если отдаст положенные, пойду в гостиницу, выпью, как в прошлом, шампанского, загадаю желание. Перед этим отмоюсь хорошенько. Времени-то, глянь, 16–20! А завтра же – домой.
– Ладно, я непутевый цыган, ты как попал к нам в компанию?
– Знаешь, Яша, разговор болезненный. Из-за одной бездарной сволочи, которая перевернула весь огромный устоявшийся мир. Я агроном-цитрусовод из Аджарии, за плечами «Тимирязевка», теперь все в прошлом – имел научные труды, был близок к выведению районированного к условиям российского климата сорта лайма. И опытный участок в Краснодарском крае, и многое другое, считай: все похерилось с подачи одного-единственного гавнюка, которому поверили.
– Ну, ты завелся, охолонь, ничего уже не поправить, – увидев не напускное раздражение интеллигента, успокоил его цыган. – У меня похлеще будет – совсем все потерял, не смог продолжить учебу дочери. Перестали верить мне – ушли. Перегорит, молодой еще, успеешь стать на ноги в новой реформации, Очень дальний родственник у меня в Москве – большой цыган, академий не кончал, а норов, как у карачаевского жеребца. Нечисто поднялся – сторонился его, сейчас ворочает большой торговлей: гипермаркеты организовал, самому «Ромену» не дал умереть в трудное время. Таким цыганам, как я, даст бумажку и отвали – за ученого обеими руками схватится. Хочешь, составлю протекцию – будешь в Москве свой лайм выращивать?
– У меня, милый доброжелатель, даже российского гражданства нет. Теперь я гастарбайтер.
– Это для него, что семечку перекусить.
– Яша, веришь, никогда в жизни не ругался, всегда считал силой убеждения аргумент. На опытном участке у меня работали так же, как мы здесь, интернациональная бригада. Кое-кто старался проигнорировать мелочевку, но это мне известно, что такое мелочевка в агрономии – им невдомек. Надо было бы ругнуться, показать необходимость криком – не мог, убеждал. Ан, все в нашей общей стране из-под мата шло, а сейчас и его мало. Теперь даже про себя ругаюсь – природная сдержанность выручает, да вымученная ирония. От бессилия все да от безнадежности…
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Перемена - Мариэтта Шагинян - Советская классическая проза
- По Кубе с Константином Тублиным. Авторский путеводитель - Константин Тублин - Гиды, путеводители
- За фасадом строительства советского ВМФ - Почтарев Андрей Николаевич - История