Царь-Север - Николай Гайдук
- Дата:25.06.2024
- Категория: Проза / Русская современная проза
- Название: Царь-Север
- Автор: Николай Гайдук
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Откуда ты узнал?
– По голосу. Ну, что там? Давай, выкладывай.
Марья Дорофеевна вздохнула, раскрывая сумку. Показала школьную тетрадь.
– Видишь, каким художеством занимаются мои ученики?
– А что там?
– Свастика.
– Ну? – спокойно сказал муж. – И чего ты глаза округлила?
– Как это – «чего»? День Победы на носу, а тут… фашистские штучки! Неужели не понятно? – Марья Дорофеевна разволновалась. Обхватив себя за плечи, засновала – то в коридор, то в зал, то опять на кухню.
– Присядь! – попросил он. – Послушай. Только очень внимательно…
Остановившись, жена посмотрела с недоумением. Как-то необычно он заговорил, официально. Это задело её за живое.
– Может, я поем сначала? – спросила с легким вызовом.
– Пожалуйста. – Он говорил спокойно, твердо. – Я подожду.
– Хорошо, потом поем. – Выключив плиту, она уселась напротив мужа. – Слушаю.
Северьяныч взял папироску, но не закурил – жена не любила. Помолчав, потыкал папироской в сторону раскрытой ученической тетради.
– Когда я работал на Кольском, я побывал в таких укромных уголках и повстречался с такими интересными людьми… – Муж покрутил головой. – А потом я и сам кое-что прочитал… И у меня глаза открылись на эту свастику… Никакая она не фашистская.
– А чья же?
– Наша. Свастика – в представлениях древних народов – символ полярного солнца и Севера вообще.
Жена чуть со стула не хряпнулась – сидела на краешке.
– Вот как?! Ничего себе…
Он взял тетрадку и пощёлкал ореховым ногтем.
– Свастика эта – один из древнейших символов северного орнамента, который олицетворяет кажущееся вращение звёзд в зените полярного неба. У саамов, например, свастика жива и сегодня. А у других – отбили охоту рисовать, вышивать и выпиливать из дерева такие вот свастики…
– У кого – у других? Кто отбил? – хлопала глазами Марья Дорофеевна, слегка обескураженная.
Забывшись, он закурил. Жадно подёргал раза три-четыре и выкинул окурок в форточку. И снова заговорил официальным, казённым голосом, который всё больше нервировал.
– Германский фашизм, как вы знаете, Марья Моревна, присвоил себе эту общемировую символику – свастику. Поэтому она попала под запрет… – Муж потыкал пальцем, показывая куда-то за окно. – Я встречал стариков, которые мне рассказывали страшные истории! Во время Великой Отечественной войны русская одежда со свастиковым узором старательно изымалась…
Жена, похоже, не очень верила.
– Кто же это старался?
– Товарищи из НКВД.
– Ого! Даже так?
– А ты думала? Дело было серьёзно поставлено. На Север были брошены специальные отряды. Ходили, шарились по русским селам и деревням, силком снимали с баб и с девок юбки со свастиками, передники, рубахи и всякие понёвы. Снимали и жгли!.. А кое-где попутно – сверх плана, так сказать! – тащили девок и баб на сеновал… И сурово наказывали! Как пособников мирового фашизма!.. – Он разволновался; верхнею губой попытался дотянуться до носа. – Ты можешь спросить, почему лопари сегодня спокойно рисуют свастику? Так это очень просто объясняется. До лопарей – до саамов – НКВД не успело добраться. Война закончилась. Вот так-то! Фашизм, как известно, всего лишь четверть века продержался на земле. А свастика эта – тысячелетний символ. А мы? Мы всё перевернули – с ног на голову.
Храбореев положил перед нею тетрадку со свастикой и осторожно закрыл.
Марья Дорофеевна оглушенно молчала. У неё гудело в голове. У неё ум за разум заходил. Она просто отказывалась верить. И в то же время она прекрасно понимала: «Северьяныч не врёт. Какой резон ему? Не врёт, но, может быть… Чего-нибудь напутал? Он же там, на вышках да на газопроводе газовал с газовиками, сам рассказывал…»
– Не веришь? – спросил он, угадывая настроение жены. – Книжку могу принести. И не одну.
– Принеси. Мне будет интересно.
– Договорились.
Только читать Марье Дорофеевне некогда было. Много школьной суеты, обязательной писанины, а также и необязательной, но желательной общественной нагрузки. И потому остались непрочитанными «Русские лопари», изданные Н. Н. Харузиным в 1890 году, труды А. Б. Кутафина «Материальная культура русской Мещёры», и ещё кое-какие любопытные книги, раздвигавшие горизонты общепринятых понятий и взглядов на жизнь вообще и на жизнь Русского Севера в частности.
6Душа его искала собеседника. И однажды он познакомился с полярным летчиком, с которым случайно встретился в аэропорту, когда только-только прилетел на Север.
Абросим Алексеевич Мастаков был соседом. Человек серьёзный, занятой, он время от времени приглашал к себе Антона Северьяныча, который никогда не приходил с пустыми руками, постоянно приносил гостинцы: то жирную нельму, то банку рыбьей печени – максы, то что-нибудь ещё. (Храбореев на выходные в тундру убегал – душу отводил рыбалкой и охотой).
У летчика было два сына.
Влюбленными и грустными глазами Храбореев целовал детей, охотно возился с ними, становясь хоть «лошадью», хоть «танком». Из дорогого металла на заводе Северьяныч смастерил сказочную птицу-бурю с железным клювом, с медными когтями. Размахивая руками, он показывал ребятишкам, как птица-буря поднимает ветер… А когда он уходил домой, на душе было так грустно и так светло, точно там лежала огромная алмазная слеза. Лежала и подрагивала. И он боялся обронить слезу – возвращался медленно, задумчиво.
В субботу как-то он засиделся у Мастакова.
Марья Дорофеевна, встретив мужа, взялась «пилить»:
– Ну, как не стыдно? У них двое детей, а ты сидишь там, бу-бу-бу… Аж тут за стенкой слышно!
Он сердито засопел:
– Это не я «бу-бу-бу». Это лётчик.
– Да хотя бы и лётчик. Ты-то совесть имей!
Храбореев желчно ухмыльнулся:
– Баба у меня – Брюзжит Бордо. Морда бордовая, ходит, брюзжит.
– Очень остроумно.
– Ну, а что ты взялась совестить? Что уж я такого-то бессовестного сделал?
– Но у них же дети маленькие…
– А у нас большие! – Он чуть не взорвался. – Что ты заладила: дети, дети…
– Молчу. Иди, ложись.
– Я сам как-нибудь разберусь, ложиться мне или стоять.
– О, Господи! Какие мы грозные!
– Помолчи! – посоветовал он, опуская лобастую голову.
– Ты чего это? Как бычок.
– А ты чего? Как телочка… – Он хотел сказать «не стельная». Но промолчал, только зубами скрипнул. В последнее время он озлобился. Даже сам себя побаивался: как бы ненароком бабу не ударить… Иногда вспоминалась ему Люба с Валдая. И думал он, что надо бы ему найти ту Любушку. (Валдайский колокольчик он бережно хранил).
Марья Дорофеевна, исподволь наблюдая за ним, ощущала раскалённую пьяную злобу. И однажды спросила, глядя прямо в глаза:
– Может, ты нашёл себе кого?
Душа у него содрогнулась. Папироска выпала из пальцев.
– Кого? – пробормотал, наклоняясь. – Что ты буровишь?
Жена помолчала. Спросила печально:
– Может, нам развестись?
Он долго смотрел на неё.
– Мать, ты совсем… охудела?
Вздохнув, она молча погладила седые вихры на висках Северьяныча.
К этому вопросу никогда уже не возвращались.
7Мастаков зимою один остался – так получилось; жена с детишками уехали на материк «погреться». И лётчик пригласил к себе соседа «на чаёк». Бутылка была действительно чайного цвета – то ли коньяк, то ли чача, подкрашенная кофейными зёрнами.
– Я вообще-то не пью, – сообщил Северьяныч. – Разве что губы помочить. За компанию.
«Помочили губы». Разговорились.
В глазах у лётчика синело небо, и Храбореев стал откровенно рассказывать о том, что всегда он завидовал лётчикам – ещё когда служил в десанте. Считал их небожителями, счастливчиками, ходившими по небесам – среди звёзд, облаков и сияний.
– Небожители? – Мастаков, слегка польщённый, улыбнулся. – Ну, это перебор. Лётчики – те же люди. С грехами. Недостатками. Мы, например, сильно верим в приметы.
– Да? – удивился Храбореев. – Это в какие же?
– Всякие. – Абросим Алексеевич показал ему на фотографии в рамке под стеклом. – Видишь, какой тут иконостас? Друзья, товарищи, учителя-командиры. И при всём при этом – ни одной моей фотографии перед полётом. А почему? Такая примета. Нельзя фотографироваться перед полётом. Теперь вот даже похвастаться нечем. Или вот тебе ещё одна примета: уходя на полёты, нельзя отдавать кому-либо ключи от квартиры. У меня в этой связи получился даже анекдот. Чуть в милицию не загремел.
– Это как же?
– Просто. Взял ключи с собой в полёт и потерял. Вывалились где-то в кабине. Через два дня нашли… Но это же – через два дня. А поначалу я пришёл к своей двери. Хвать-похвать, а двери нечем открывать. Рассердился на себя и на приметы эти… И начал дверь высаживать плечом… А соседи-то… Ха-ха… Они меня тогда ещё не знали… Короче, минут через пять подскочила милиция и берут меня под белы рученьки… Ха-ха… А ты говоришь, небожители…
- Дар или ошибка Бога? Разум. Жизнь. Сон. Фатальность. Ясновидение - Александр Райан - Прочая научная литература
- Пламя подлинного чародейства [СИ] - Владимир Мясоедов - Фэнтези
- Будь моим мужем - Пат Бут - Современные любовные романы
- Пылающие Дюзы - Дем Михайлов - Космическая фантастика
- Золотая Орда: Судьбы поколений - Эдуард Сальманович Кульпин-Губайдуллин - История