Да - Антон Серенков
- Дата:20.02.2025
- Категория: Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Название: Да
- Автор: Антон Серенков
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он пожал плечами:
– Может, больше негде? Василий Розанов в молодости два года прожил в городе, где для прогулок годилось только кладбище. Женился и весь медовый месяц гулял с женой среди могил.
– И как у них сложилось?
– Плохо, конечно! Просто ужасно!
Они рассмеялись, и Волгушев впервые ясно понял, что это не сон, все взаправду. Они пошли гулять.
– Надеюсь, у тебя нет каких-нибудь трагических историй для кладбища? – с опаской спросила Настя.
– Из собственной жизни? Да я даже на похоронах ни разу не был.
Настя, деловито вышагивая мимо могил, рассказала про похороны бабушки, на которых была в одиннадцатом классе:
– Было довольно скучно, но мило. Совсем не страшно, уж точно. Мама с папой все время под ручку стояли, как молодожены.
Ее родители развелись лет за пять до того.
– Никаких скандалов не устраивали, я после развода с папой даже больше времени стала проводить, чем раньше. Только мама начала без конца вспоминать, какие у нее чудесные парни были до папы, и какая она дура, что за него вышла. Кто они? Папа – гитарист, а мама преподает танцы.
Ее отец был человеком широких жестов, но не таких широких, чтобы их можно было прямо пересказать первому встречному и удивить («Ну, как-то он подарил мне огромного, просто гигантского плюшевого медведя. Да, он поместился в дверной проем, почему ты спрашиваешь?»), а скорее таких, что, кроме этих жестов, о нем дочери и вспомнить было нечего. Раз в пару месяцев он дарил Насте пару сотен долларов «на что-нибудь красивое».
Волгушев рассказал про своих родителей. Его мать была учительницей, а папа – поэтом-бизнесменом. На самом деле бизнесменом был брат отца, но и ему перепадало. Сколько Волгушев себя помнил, родители были в какой-то стадии ссоры, скандала или развода, поэтому историю их знакомства и вообще того периода, когда они по какой-то причине любили друг друга до такой степени, что решили пожениться и даже завести ребенка, он знал лишь в виде облака слов и ассоциаций. «Институт». «Баскетбол». Фотография в советском загсе, где молодая мама и молодой папа стоят в неестественных позах, а у отца, ко всему, костюм не по размеру. Эта же фотография много лет спустя – в пакете с другими фотографиями, только отец уже оторван и мать в фате подает руку паре фаланг, торчащих из неровного белого краешка бумаги.
Разговоры в доме все время были в том духе, что отец вот-вот напишет нечто сверхсовременное, какой-то такой, что ли, роман и прославится. А когда отец в Петины 12 лет ушел из дома, разговоры резко оборвались – как будто оттого и ушел, что не написал.
Уже кончив школу, Волгушев как-то обнаружил, что отец на странице Вконтакте выкладывает свои старые и новые стихи, делится суждениями о политике и экономике. Прочитав все это взрослыми глазами, Волгушев так оторопел, что, отложив телефон, проговорил вслух: «Да он же идиот», – первый раз в жизни всерьез и не от избытка чувств.
– Такие плохие стихи? – с сочувствием спросила Настя.
Волгушев пожал плечами:
– А бог знает. Скорее, просто странно чувствовать, что тебя создали из ничего два каких-то случайных балбеса.
Они зигзагами ходили по аллеям, мельком оглядывая неброские памятники, пристально рассматривая изящные довоенные и уродливые времен независимости. Помпезнее всех и всех скучнее лежали писатели. Круглые, редко квадратные невыразительные упитанные физиономии зачем-то были перенесены художниками с фотореалистической точностью. Писатели к тому же были все неизвестные и, судя по тупой серости надгробий, один другого скучнее. Поинтереснее были улегшиеся на аллее у забора еврейские женщины сталинских времен. У них не было должностей под именами, зато по всем плакали оставшиеся на этом свете дети, внуки и друзья. «Тещи чьи-то», – сочувственно сказала на это замечание Волгушева Настя. За бодрой пузатой церковкой в тенистой части кладбища лежали вперемешку безвестные дореволюционные семёны, самуилы и стефаны, уже как будто без разбора, кто православный, кто нет. У многих буквы были так затерты временем («Будто ангелы слишком много раз приходили протереть надпись и вспомнить, как зовут клиента». – «Ах! Как поэтично! Это из какого писателя?» – «Таких плохих писателей я не читаю»), что из имени можно было разобрать только пару букв. Эти могилы были самыми притягательными.
– Умрем, полностью забудемся, а все-таки что-то от нас останется.
– Н-да-а, все так. Слушай, а кофе тут нигде не купить?
В кофейне на проспекте все столики были заняты скучающими программистами, которые в ноутбуках лениво листали альбомы фотографий. На улице столики были заняты уже красиво наряженными девушками, которые сидели по две и с совершенно непроницаемым видом зыркали по сторонам.
Дошли до рынка и пообедали супом в фошной. Пока ждали заказ, заглянули в соседнюю шаурмичную, и Волгушев шепотом предложил Насте лизнуть выставленные маслянистые пирожные, пока продавец не видит. Перед ними стояла девушка в костюме, похожем на мягкую бежевую пижаму, и, услышав это, в ужасе обернулась. На десерт тут же купили у последних продавцов фруктов по большому персику, помыли их в туалете ресторана в национальном стиле и на ходу, обливаясь соком, съели. Когда Волгушеву уже показалось, что он Настю перекармливает, она предложила зайти в KFC «за котлетками» («ну, наггетсы – они же на самом деле котлетки»), чтобы «было что есть по дороге». Перед ними вышли два аккуратно-растрепанно одетых юноши, один другому сказал: «Кали ты едзеш у Дана Молл, тады табе у други бок», – а второй, все так же следуя за ним прочь от метро, ответил: «Я тебя немножечко не понял». «Период белорусского языка, через две недели кончится», – подумал Волгушев, но вслух ничего не сказал.
У скульптуры, посвященной тому, как два ниже пояса голых ребенка передавали друг другу через лужу трусы, им вышла навстречу компания подростков. Подростки увидели скульптуру, видимо, впервые в жизни. «Это что такое!» – воскликнул мальчик и ругнулся. «Это насилие», – флегматично ответила девочка.
Из «Санты» на Богдановича вышел едва открывший плечом туго шедшую дверь школьник с доской наперевес. Испод доски был золоченый. Они зашли в секонд, и Настя чуть было не купила потертый и тяжелый фрак, который на ней сидел идеально и делал похожей на модного пингвина.
Они таращились на вывески.
– «Пан пёс». Какое дурацкое название.
– А какое лучше было бы?
– «Ёж твою
- Книжный магазин Блэка (Black Books). Жгут! - Роман Масленников - Цитаты из афоризмов
- Работы по дереву и стеклу - Наталья Коршевер - Техническая литература
- Скалы серые, серые - Виктор Делль - О войне
- Крайон. Как исполнить желания в 2018 году по солнечному календарю - Тамара Шмидт - Эзотерика
- Конгресс новогодних волшебников - Михаил Станиславович Татаринов - Поэзия / Прочее / Детские стихи