Спартак - Рафаэлло Джованьоли
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Спартак
- Автор: Рафаэлло Джованьоли
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поэт, поэт, не дразни меня, — сказал комедиант, польщенный словами Лукреция. — Клянусь Геркулесом Мусагетом, мы и о тебе кое-что знаем.
— О, клянусь Мнемосиной, я без ума от Клодии! — воскликнул Кассий, устремив взгляд на портик храма Весты, около которого в эту минуту собралась толпа; там была и Клодия, и Кассий не сводил горящих глаз с красавицы, стоявшей рядом со своим братом, на вид еще мальчиком. — Как она хороша?.. Божественно прекрасна!
— Победа над Клодией — дело нетрудное, Кассий, — сказал, улыбаясь, Лукреций, — если ты действительно решил добиться ее поцелуев.
— О, она не заставит себя долго просить, уверяю тебя, — прибавил Метробий.
— Ты заметил, как она похожа на своего брата?
— Они словно две миндалины в одной скорлупе… Если бы Клодия надела мужское платье, их невозможно было бы отличить друг от друга.
В эту минуту толпа, как это случалось через каждые десять шагов, остановилась, и Арторикс мог рассмотреть вблизи женщину, на которую Кассий бросал влюбленные взоры. Она стояла у колонны портика, высокая, стройная, молодая, — ей было не больше двадцати лет; короткая белая туника из тончайшей шерсти, окаймленная пурпурной полосой и туго перехваченная в талии, обрисовывала ее гибкий стан и сладострастные изгибы роскошных форм. Как ни была ослепительна белизна ее рук и плеч, лицо ее казалось еще белее, и только нежный румянец, игравший на щеках, говорил, что это лицо, эта шея, эти плечи и эта грудь принадлежат живой женщине, а не статуе из прозрачного паросского мрамора, изваянной резцом бессмертного Фидия.[168] Лицо ее обрамляли густые и мягкие рыжие кудри и оживляли голубые сияющие глаза со смелым и даже дерзким выражением. Рядом с этой красавицей, уже отвергнутой первым мужем, стоял поразительно похожий на нее Клодий; ему едва исполнилось четырнадцать лет, и по детскому открытому его лицу никто не мог бы угадать в нем будущего мятежного народного трибуна, жестокосердного человека, которому суждено было в недалеком будущем навлечь на Рим бедствие раздоров, распрей и убийств.
— Венера или Диана, какими их представляет себе легковерный народ, не могли бы быть прекраснее ее! — воскликнул Кассий после минуты безмолвного восторга.
— Венера, конечно Венера, — сказал, улыбаясь, Тит Лукреций Кар, — Диану уж оставь в покое; она слишком чиста для того, чтобы можно было сравнивать с ней эту продажную женщину, эту квадрантарию.[169]
— Кто это дал такое постыдное прозвище Клодии?.. Кто смеет так поносить ее? — воскликнул взбешенный Кассий.
— Завистницы-матроны, не менее развратные, чем она, но менее бесстыдные и менее красивые. Они не выносят ее и потому превратили ее в мишень для своих острот и неутолимой ненависти.
— Вот она, смотрите! — воскликнул Метробий. — Вон та, что первая наградила Клодию этой кличкой.
И он указал на высокую женщину, патрицианку, судя по одежде. Она была хорошо сложена, но лицо ее носило печать строгости и даже суровости. Стояла она неподалеку от колонны, где были Клодия и ее брат. Рядом с ней стоял человек лет тридцати с лишним, высокого роста, величественного вида и осанки, у него был очень широкий лоб, густые косматые брови, близорукие глаза с каким-то потухшим взглядом и орлиный нос. Лицо было незаурядное и поражало своим сосредоточенным выражением.
— Кто это? Теренция? Жена Цицерона?..
— Да, именно она… Вон она стоит рядом с почтенным своим мужем!
— О, ей-то вполне пристало бичевать пороки и разврат! — заметил, иронически улыбаясь, Лукреций. — Недаром ее сестра, весталка Фабия, прославилась своей кощунственной связью с Катилиной! Клянусь Геркулесом, если цензору придется разбираться в безнравственном поведении Клодии, у него будет больше оснований заняться еще более безнравственной жизнью Фабии.
— Эх! — с недоверчивым видом покачал головою Метробий. — Мы уже дошли теперь до такого позора, что если бы строгий и неподкупный Катон, самый суровый и непреклонный из всех цензоров, которые были до сих пор в Риме, жил в наше время, он не знал бы, с чего начать исправление распущенных нравов. Клянусь Кастором и Поллуксом, если бы ему пришлось изгнать из Рима всех женщин, не имеющих права тут находиться, Рим превратился бы в город, населенный только мужчинами, как в блаженные времена Ромула, и для сохранения рода Квирина пришлось бы снова прибегнуть к похищению сабинянок. Впрочем, стоят ли нынешние сабинянки того, чтобы их похищали?
— Браво, браво, вот это я понимаю, клянусь божественным Эпикуром! — воскликнул Лукреций. — Метробий произносит филиппику против распущенности нравов! При первых же выборах я подам за тебя голос и буду вести пропаганду, чтобы тебя избрали цензором!
В этот момент толпа снова двинулась, и Кассий со своими друзьями оказался почти у самых ступенек лестницы портика «храма Весты, недалеко от Клодии. Кассий приветствовал ее, приложив правую руку к губам, затем воскликнул:
— Привет тебе, о Клодия, прекраснейшая из всех прекрасных женщин Рима!
Клодия взглянула на него и ответила на поклон легким наклонением головы и нежной улыбкой, бросив юноше долгий огненный взгляд.
— Взгляд этот обещает многое, — улыбаясь, сказал Лукреций Кассию.
— Твой пыл вполне оправдан, славный Кассий, — сказал Метробий. — Право, я никогда еще не видел женщины красивее, за исключением одной; она была так же прекрасна, как Клодия, — греческая куртизанка Эвтибида!
Лукреций вздрогнул при этом имени и, помолчав, спросил с легким вздохом:
— Красавица Эвтибида! Где-то она теперь?..
— Ты не поверил бы собственным глазам, ведь она в лагере гладиаторов!
— Напротив, я нахожу это вполне естественным, — ответил Лукреций. — Там для нее самое подходящее место!
— Но знай, что Эвтибида находится в лагере этих разбойников только для того, чтобы добиться любви одного из них: она безумно влюблена в Спартака…
— Браво! Клянусь Геркулесом!.. Теперь наконец у нее любовник, достойный ее!
— Ошибаешься, клянусь Юпитером Статором!.. Спартак с презрением отверг ее.
Все трое на мгновение умолкли.
— А вот ты и не знаешь, — продолжал через минуту Метробий, обращаясь к Лукрецию, — что красавица Эвтибида не раз приглашала меня, звала приехать в лагерь гладиаторов.
— А что тебе там делать? — удивленно спросил Лукреций.
— Пьянствовать, что ли? — добавил Кассий. — Но этим ты вполне успешно занимаешься и в Риме…
— Вы все смеетесь, шутите… а я бы не прочь туда отправиться…
— Куда?
— Да в лагерь Спартака. Поехал бы туда переодетый и под вымышленным именем вошел бы к нему в доверие и приобрел его расположение, а тем временем разузнал бы все его планы и намерения, разведал бы, что он там подготовляет, и обо всем тайком сообщил бы консулам.
Оба патриция громко расхохотались. Метробий обиделся и сердито сказал:
— Ах, вы смеетесь? А разве не я предупредил консула Луция Лициния Лукулла два года назад о подготовлявшемся восстании гладиаторов? Разве не я открыл их заговор в роще богини Фурины?
«А-а, запомним!» — подумал Арторикс. Лицо его вспыхнуло, и он мрачно взглянул на Метробия, шедшего неподалеку от него.
В этот момент толпа подошла к подножию Капитолия и очутилась перед храмом Сатурна; это было величественное и прочное сооружение, где, кроме жертвенника Сатурну, хранились также утвержденные законы и государственная казна; тут теснилось великое множество народа и движение замедлялось еще больше.
— Клянусь богами, покровителями Рима, — воскликнул Кассий, — здесь можно задохнуться!
— Да, это вполне возможно, — сказал Лукреций.
— Так оно и будет, клянусь венком из плюща Вакха Дионисия! — воскликнул Метробий.
— Не понимаю, к чему нам было забираться в эту сутолоку! — сказал Лукреций.
Толпа все больше нажимала, толкотня и давка были невыносимы; наконец через четверть часа, двигаясь черепашьим шагом, почти задохнувшись, Метробий, Лукреций и Кассий, а также и Арторикс попали в храм, где увидели бронзовую статую бога Сатурна с небольшим серпом в руке, как будто собравшегося на жатву. Статуя была окружена земледельческими орудиями и аллегорическими изображениями сельских работ и сцен из пастушеской жизни. Статуя Сатурна была полая и наполнялась оливковым маслом в знак изобилия.
— Смотри, смотри, вот божественный Цезарь, верховный жрец, — сказал Метробий. — Он только что совершил жертвоприношение в честь Сатурна и теперь, сняв жреческое облачение, выходит из храма.
— Как на него смотрит Семпрония, прекрасная и умная Семпрония!..
— Ты бы лучше сказал — необузданная Семпрония.
— Черноокая красавица! Клянусь двенадцатью богами Согласия, совершенный тип римской зрелой красоты!..
— Погляди, словно молния, сверкает пламя страсти в ее черных глазах! Какие улыбки шлет она красавцу Юлию!
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг - История
- Байки из дворца Джаббы Хатта-19: Толщина кожи (История толстой танцовщицы) - Э. Криспин - Боевая фантастика
- Цветы на подоконнике - Клавдия Пестрово - Поэзия
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза