Избранные произведения - Лайош Мештерхази
- Дата:30.08.2024
- Категория: Историческая проза / Проза
- Название: Избранные произведения
- Автор: Лайош Мештерхази
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неприятности начались еще до заседания. Во-первых, повсюду топталось великое множество полицейских. Двойной кордон вокруг здания суда. На кой черт? На улице Эндре Тхек, судя по газетам, были схвачены тридцать четыре человека. Вся партийная верхушка. Потом оказалось, что эта верхушка… Короче говоря, она не организовала ни одного взрыва… К чему же этот цирк? Выдумки Хетеньи! Затем прибыл какой-то француз, адвокат, председатель французской палаты адвокатов или что-то в этом роде. Его не хотели пускать. Неприятность! В конце концов пропустили, но неизвестно, что лучше… Тут же после начала заседания адвокаты заявили, что не обменялись с подзащитными и двумя словами, не получили материалов следствия, а строить защиту на основании одного обвинительного заключения они не могут. Кричат, что это беззаконие, произвол. Скандал!.. Да и публика… Тёреки заранее предупреждал, что «женщин не допустит из принципа». А на скамьях повсюду напомаженные, элегантные дамы. Не к добру это… не к добру…
«Немзети Уйшаг» сообщала о какой-то восьмиком-натной вилле, об огромных ворохах одежды, о шелковых пижамах. Не скупясь на злобные комментарии порнографического характера, газета расписывала, что в «фешенебельных квартирах» коммунистических вождей среди личных вещей были обнаружены даже духи, пудра, румяна…
Глядя сейчас на обвиняемых, он почти с отвращением вспомнил свою любимую газету. Должен, наконец, и «догадкам» быть какой-то предел!
На Шаллаи бумажный коричневый костюм, примерно такой же — на Фюрште. Красная цена им в магазине — двадцать пенгё… «Вороха одежды», «румяна»!.. Детьми, что ли, они считают читателей?… На одной странице их изображают чуть не вельможами, купающимися в роскоши, а на другой — отпетыми преступниками. Полиция, кажется, больше склонялась ко второму варианту: обвиняемым до суда не разрешали не только бриться, но и причесываться. Так и привели их в зал заседания — заросших двухнедельной бородой, помятых… А тут еще представители медицинской экспертизы вместо того, чтобы коротко засвидетельствовать — «вменяемы», начинают рассыпаться в похвалах их интеллекту, подчеркивают, что они знают языки, наделены незаурядным умом и сообразительностью, обладают далеко выходящими за школьные рамки познаниями в области истории, политэкономии, литературы…
Чтобы коммунист был интеллигентом?! Чтобы коммунист был образованным?! Экспертам надлежало всего-навсего подтвердить, что подсудимые вменяемы, что они целиком и полностью отвечают за свои поступки.
Тёреки делает экспертам знак головой: довольно, вполне достаточно. Но те воспринимают его кивок как поощрение и продолжают свое…
«С человеческой точки зрения эта проблема представляет известный интерес»…
Председатель любил покопаться и в «психологической» стороне дела. Этот Шаллаи, собственно говоря, человек их круга. Окончил гимназию. Призови его в армию, и к концу войны он демобилизовался бы офицером. В девятнадцать лет он работал в Учетном банке. С таким образованием, с такими знаниями иностранных языков и политэкономии он мог бы сейчас быть директором солидной банковской конторы или, во всяком случае, управляющим фирмой… И уж самое скромное — служащим с шестнадцатилетним стажем работы в банке. Пятьсот пенгё к тридцати пяти годам. Чего же еще? Зачем он стал коммунистом?… Как раз об этом спрашивает его сейчас Тёреки.
Ну ладно, ладно. А кто ее любит, войну? Никто! Кому она нравится? Но хороши бы мы были, если бы все, кто не любит войну, стали коммунистами!..
Он получал бы пятьсот пенгё. Конечно, не всякого удовлетворит жизнь банковского чиновника с пятьюстами пенгё жалованья…
Тёреки в этот момент задает вопрос: «Какую зарплату вы получали от партии?» Двести семьдесят пенгё. Вот как! Кто этому поверит? Партийный лидер! За двести семьдесят пенгё рисковать своей головой! Но, кажется, это действительно так. Тёреки больше не пристает к нему. К тому же, как выясняется, из этих двухсот семидесяти пенгё он платил партийные взносы и вносил в МОПР… Кроме того, из собственного кармана помогал друзьям по партии, давал разные ссуды…
Нет, о материальной заинтересованности здесь не может быть и речи… С другой стороны, этот человек умен, образован, не какой-нибудь там темный фанатик!.. Да, трудновато докопаться до сути этой психологической загадки…
Но что сегодня творится с Тёреки? Он ведет себя более нервозно, чем обычно. Отпускает язвительные замечания, даже кричит. Это неудобно хотя бы перед тем французом… «Что у вас общего с родиной?» Лишний, не относящийся к делу вопрос…
А Шаллаи тихо, но твердо, словно поучая, говорит:
— Венгерский язык — мой родной язык, я являюсь гражданином Венгрии и всем, чем могу, служу угнетенному венгерскому народу.
Гордо вскинув голову, он оглядел сидящих за столом судей. Прямой, исполненный ненависти взгляд… Председателю тоже захотелось задать вопрос, тем более что Тёреки сильно перегнул палку, его даже можно неправильно понять. Что побудило подсудимого еще во время мировой войны предпринимать попытки подорвать обороноспособность родины? Ну хорошо, война вам не нравится! Но вас же освободили от службы в армии! Вас не коснулась ни одна мобилизация!..
(А сколько пришлось в свое время похлопотать ему самому, чтобы избежать армии! В конце концов избавиться от фронта удалось, но лишь потому, что он согласился работать в высшем военном суде, где работать ему было явно не по силам… Но подстрекать против войны?!)
Дерзкий, непреклонный взгляд… Председатель забывает о своем вопросе. Открой он рот, и у него невольно вырвалось бы: «Но почему вы так ненавидите нас? Мы же впервые видим друг друга! Откуда эта парализующая, убийственная ненависть?!»
Город живет обычной, будничной жизнью. Пятница, 29 июля 1932 года. Утро.
В этот день в двух страховых компаниях, в нескольких фирмах поменьше и на девяти заводах произошли массовые увольнения трудящихся. Поступило двадцать два заявления о банкротстве, проведены сотни аукционных распродаж, выселений Самоубийцы прибегают к испытанным средствам: газ, щелок, Дунай. В их числе — дряхлые старики супруги, настолько древние, что им обоим хватало на день всего-навсего одной чашки кофе. Они открыли газовый кран. А назавтра газеты петитом сообщают об этом под постоянной рубрикой: «Те, кто добровольно избрал смерть. Пресыщенные жизнью…» Можно подумать, что из года в год по всей стране проходит сбор пожертвований и газеты ежедневно публикуют фамилии щедрых благотворителей. Вчера тоже произошло пятнадцать самоубийств, завтра будет еще двенадцать…
На этой неделе над страной пронеслись холодные штормовые ветры, повсюду прошли дожди. Но сегодня прояснилось, потеплело. Однако жара еще не настоящая, не июльская — двадцать пять
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- На озере Фертё - Лайош Мештерхази - Классическая проза
- Конкурс песочных фигур - Татьяна Краснова - Современные любовные романы
- Пообещай мне весну - Мелисса Перрон - Русская классическая проза
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив