Последние Горбатовы - Всеволод Соловьев
- Дата:19.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Последние Горбатовы
- Автор: Всеволод Соловьев
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И он, с новым бокалом в руке, помчался поздравить новобрачных.
Владимир, бывший у двоюродного брата шафером, так и сиял в этот вечер. Никто не видал его никогда таким веселым. Дело объяснилось просто: он победил Груню.
Музыкальный мир Петербурга и поклонники певицы с изумлением узнали, что прелестная Фиорини не будет петь ни в итальянской, ни в русской опере.
«Да что же это значит?.. Ведь все было решено почти… У нее такой чудный голос, она имела всю зиму такой успех».
Кто-то сказал, что красавица певица совсем оставляет сцену, что она выходит замуж.
— Неужели замуж? За кого же?
Но этого никто не знал, наобум называли то одного, то другого. Однако все было правдоподобно… Через неделю, через другую уже будут знать, за кого прелестная певица выходит замуж. Будут много говорить об этой свадьбе, вырастут сплетни, клеветы, походят-походят эти сплетни по городу, да и заглохнут. Кому какое дело! Все в этом городе забывается скоро, его ничем не удивишь, ни на чем долго не остановишь его внимания…
А Владимир счастлив! Он чувствует себя совсем другим, новым человеком. В нем нет уже той неловкости, неуверенности, которую он всегда болезненно чувствовал, особенно в многолюдном, шумном обществе. В первый раз в жизни он чувствует под собой твердую почву, ясно и отчетливо все видит перед собою. Еще месяц-другой — и начнется настоящая жизнь. Он простится с этими людьми, с этими залами, с этим холодным, нелюбимым городом.
В Горбатовское! В Горбатовское! С нею, с Груней. Она согласна… Он в ней не ошибся. Она его любит. Она уже не говорит ему теперь, что он требует от нее чрезмерных жертв, что он эгоист, деспот… Он увлек ее, и теперь она сама ждет не дождется, когда очутится снова в деревне. Среди полей и леса, под здоровым дыханием родной почвы, из которой она выглянула на свет и от которой чуть было навсегда не оказалась оторванной.
В деревню! В родную деревню! Под вечные своды и леса!..
И Владимир счастлив. И широкое, наполняющее его чувство заставляет его теперь весело и любовно относиться ко всему и ко всем, к этим людям, с которыми у него нет ничего общего, которые до сих пор ему были скучны и просто неприятны… Ведь он прощается с ними.
Вот он заметил среди мелькающих лиц сестру Софи и невольно вгляделся в лицо ее.
Отчего она такая? Отчего она так бледна, с таким усталым и в то же время беспокойным и злым выражением?
Он только теперь обратил внимание на то, что это уже не прежняя Соня. Когда же она так изменилась? Когда же она так постарела?! Ему стало ее глубоко жаль. Он подошел к ней, заговорил с нею. Боже, как она бледна!
— Софи, ты, кажется, очень устала? — он предложил ей руку. — Я проведу тебя, отдохни!
Она оперлась на его руку.
— Да, я устала, и тут так душно, такая толпа, у меня голова кружится…
Он вышел с нею в одну из дверей залы. Они очутились в зимнем саду. Над ними со всех сторон склонялись, как восточные опахала, огромные пальмовые листья… Полусвет, шедший неизвестно откуда, таинственно озарял усыпанную темно-желтым песком дорожку.
Софи едва дошла до маленького диванчика и почти на него упала.
— Une goutte d'eau si c'est possible! [81] — прошептала она.
Владимир поспешил за водою. У нее действительно кружилась голова и сердце болезненно сжималось. Безнадежная тоска охватывала ее. На нее мучительно действовало это оживление, веселье; эти молодые и счастливые лица, эта свадьба, вид красивой и довольной юной невесты. Она просто не могла выносить этого. Ее собственные дела шли как нельзя хуже! Ее последние планы рушились…
Она не могла не заметить, что с того самого дня, как она навестила больного князя Сицкого и говорила с ним об его одиночестве, он как-то к ней изменился. В чем заключалась эта перемена, сразу нельзя было сказать, но она существовала.
Он продолжал, по обыкновению, навещать Марью Александровну. С ней, с Софи, он по-прежнему был любезен. Но что-то такое произошло неуловимое, что, однако, с каждым его посещением она начинала больше и больше чувствовать. Может быть, это нечто заключалось в том, что он еще нелепее раскланивался и расшаркивался перед нею и говорил ей всякие комплименты. Он столько раз и так усиленно благодарил ее за то, что она тогда навестила его, больного старика, так часто возвращался к этому, что она наконец возненавидела свой собственный поступок, сама почла его неприличным и вместе с этим возненавидела она и князя. В последнее время она уже начинала избегать его. Теперь, вот сейчас в зале, он подошел к ней и под его любезностью, под его ужимками и гримасами она ясно, ясно прочла насмешку, насмешку над нею… и она не вынесла.
Ее терзала бессильная злоба, ее давила тоска, ей дышать было нечем.
«Что же он пропал! Воды, воды!» — с мучением думала она… Вот чьи-то шаги неподалеку. Но это не он. В зимний сад вошел высокого, даже чересчур высокого роста мужчина под руку с дамой. Они о чем-то оживленно говорили.
Софи вгляделась — и стиснула зубы.
Да ведь это сестра, Мари, под руку с уродом Барбасовым! Он и здесь… он теперь всюду!
Они ее не заметили.
Показался Владимир с водою. Она жадно выпила и несколько мгновений сидела, переводя дыхание.
— Софи, милая, если тебе дурно, уедем, я отвезу тебя домой! — сказал Владимир.
Она уже была готова согласиться, ей так хотелось уйти куда-нибудь, скрыться, дать волю душившим ее слезам, душившей ее злобе. Но она сейчас же и очнулась.
— Нет, — ответила она брату, — merci, je me sens mieux… [82] иди, оставь меня… иди же, иди… с какой стати обращать на себя внимание!..
Он прошел в залу. Она остановилась, собираясь с мыслями. В ней поднялась вся ее гордость, все ее самолюбие. Еще недоставало, чтобы кто-нибудь заметил ее тоску, ее отчаяние.
«Я больна, — думала она, — и в самом деле больна!.. Мне надо полечиться, надо освежиться от всего этого… Я уеду за границу, теперь самое время… кого-нибудь возьму с собой, найду… Да вот напишу нашей гувернантке-баронессе… Она свободна, она с радостью поедет со мной. А там, может быть, что-нибудь еще и встретится!..»
И, впустив в себя этот тонкий луч надежды, она гордо подняла голову. Вдруг сзади нее, за широкими листьями тропических растений, раздался голос Маши:
— Разве я говорю нет… я говорю только: не торопитесь… Разве вы не согласны со мною?
— Марья Сергеевна, я так счастлив, я согласен на все… Но видите, мне кажется, я брежу, мне не верится этому счастью, — говорил Барбасов.
Они очутились перед Софи, и оба растерянно и испуганно на нее взглянули. Она не сказала им ни слова, смерила их презрительным взглядом и, гордо подняв голову, вышла из зимнего сада. Они стояли несколько мгновений смущенные, как пойманные дети. Но вдруг взглянули друг на друга и весело, громко рассмеялись…
А в зале толпа оживленно, но сдержанно шумела, подобно пчелиному рою. И среди этой толпы выделялось своей странностью бледное и прекрасное лицо Николая Владимировича. Он один не принимал никакого участия в общем оживлении. Он был всем чужой, и от него полупочтительно сторонились. Сам он чувствовал себя в этой толпе очень нехорошо. Она для него имела иной смысл, чем для каждого из составлявших ее. Он видел здесь не только собрание людей, не знакомых ему и неинтересных людей, а чувствовал каждого из них, каждый представлялся ему окруженным своей собственной атмосферой, и некоторые из этих атмосфер, когда он к ним приближался, производили на него болезненное впечатление… Так ему, по крайней мере, казалось… Глядя на человека, он видел в нем нечто особенное, чего не видели другие. Он читал его мысли, понимал его ощущения… Так ему, по крайней мере, казалось… И эти разнородные, бесконечно различные атмосферы, мелькавшие перед ним, и эти читаемые им мысли и чувства время от времени заставляли его вздрагивать, сдвигали его губы в презрительную усмешку. По временам он, взглянув на кого-нибудь, тихонько вздыхал…
С каждой минутой ему становилось тяжелее и тяжелее.
«И это люди! — думал он, — и это люди!»
— Дя-дя! — раздался у его уха таинственный шепот. — В-вам-то я могу шкажать, я решил, я ражведушь с шделаю швадьбу еще лучше этой!
— Хорошо, Коля! — с печальной улыбкой ответил Николай Владимирович.
Он уже не в силах был здесь оставаться. Он отыскал новобрачных, простился с ними и уехал.
XXX. ЧТО ОСТАЛОСЬ
Неизвестно, привела ли бы Софи в исполнение свое намерение «совсем уехать», если бы не заставили ее окончательно решиться на это два «позорных» обстоятельства. Первое из них была женитьба Владимира на Груне.
Он вышел в отставку, женился и уехал в Горбатовское. Но все же у него нашлось еще настолько совести, по мнению Софи, чтоб не настаивать на разных несообразностях, не требовать, чтобы она, Софи, унижалась.
- Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги) - Терри Пратчетт - Юмористическая фантастика
- Игра или Жизнь! Везунчик... ли? - Алексей Стерликов - Фэнтези
- Трейлер Старика - Александр Лукьянов - Социально-психологическая
- Надежда - Кирилл Ликов - Городская фантастика / Социально-психологическая / Ужасы и Мистика
- Нежданное богатство - Всеволод Соловьев - Историческая проза