ЗЕРКАЛЬЩИК - Филипп Ванденберг
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: ЗЕРКАЛЬЩИК
- Автор: Филипп Ванденберг
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее черные волосы были спутаны и разбросаны по плечам. Она была закутана в красную шаль, которую Мельцер никогда прежде на ней не видел. Но больше всего его расстроил грустный взгляд возлюбленной.
Мельцер был так удивлен, что не мог произнести ни слова, и пока он просто глядел на Симонетту, она заговорила:
— Все в порядке. Нам больше не нужно бояться.
— Нет, — смущенно сказал зеркальщик, потому что не хотел обижать любимую, но смысла того, что она сказала, он не понял.
Когда Симонетта догадалась об этом, она, всхлипнув, бросилась ему на шею. Их тела прижались друг к другу, словно прося защиты.
— Я страшно волновался, — прошептал Мельцер, — почти всю ночь глаз не сомкнул. Я думал, тебя похитил Лазарини.
Симонетта молча покачала головой.
— Али, египтянин, ну, ты его знаешь, хотел помочь нам бежать, — снова начал зеркальщик. — На рассвете отплыл корабль в Триест. Теперь уже поздно. Но главное, ты снова дома.
Симонетта осторожно освободилась из объятий, отошла на шаг и поглядела Мельцеру прямо в глаза.
— Нам больше не нужно убегать, слышишь? Все в порядке. Лазарини больше не станет преследовать нас.
— Он больше никогда не будет нас преследовать? Что это значит? Где ты была прошлой ночью?
— Я была у Лазарини, — потупилась Симонетта.
— Ты — у Лазарини? Скажи мне, что это неправда! Скажи!
— Это правда, — тихо ответила Симонетта.
Мельцер стоял как громом пораженный. Ничего не понимая, он смотрел на любимую. Наконец он тихо повторил:
— Ты была у Лазарини.
— Я сделала это ради нас, — неуверенно сказала Симонетта. — Я хотела попросить его отозвать свою жалобу, но Лазарини был непреклонен. У него сердце из камня. Я умоляла его, говорила, что вместе с твоей жизнью он разрушит и мою. Но эти слова не тронули его. Напротив, он стал выдвигать требования и угрожать мне, что, мол, я тоже окажусь замешана в этом деле.
— Черт его побери вместе со старым дожем! Как ты могла так унижаться!
Симонетта не решалась посмотреть Мельцеру в глаза, ее губы едва заметно подрагивали. Потом она продолжила:
— Наконец я спросила Главу, действительно ли он ни за что на свете не откажется от своих намерений. Нет, сказал он, но если я готова…
Мельцер молча кивнул. Он поглядел в потолок, чтобы скрыть вскипевшую в нем ярость. Затем произнес:
— И ты сделала это. Ты отдалась этому чудовищу. Ты дешевая шлюха!
Симонетта дернулась, словно ее ударили плетью. Затем глубоко вздохнула, подыскивая слова.
— Ты называешь меня шлюхой? — крикнула она в лицо зеркальщику. — Именно ты, человек, ради которого я пошла на это?
— Да, шлюха! Кажется, для тебя это было не так уж и сложно. Может быть, тебе даже понравилось сосать член дьявола! Ты сделала это ради меня? Ха, да не смеши меня. Я с самого начала не должен был тебе мешать. Шлюха всегда остается шлюхой!
Симонетта слушала эти упреки, ничего не понимая. Крепко сжав губы, она подошла вплотную к Мельцеру. Он увидел искры ярости в ее глазах. Она замахнулась и ударила его ладонью по лицу.
Они молча глядели друг на друга. Потом Мельцер поднял руку и указал на дверь. Он сказал всего одно слово:
— Уходи!
Отчаявшийся, разбитый, разочарованный и разъяренный одновременно, Мельцер поплелся вверх по лестнице. В спальне он опустился на постель, уронил голову на руки и уставился в пол. Черно-белый шахматный узор слился в непонятную кашу из тьмы и света. Зеркальщику очень хотелось умереть. Он чувствовал себя обманутым и униженным, по крайней мере, он не поверил, что Симонетта сделала это исключительно ради него. Ему пришло в голову, что конфликт между Симонеттой и Лазарини был всего лишь уловкой, что Глава с самого начала собирался унизить его. Теперь же Мельцер чувствовал себя подобно обманутому мужу: как много дураков пасется на лугах любви!
Да, он любил Симонетту, а с тех пор как потерял дочь, полюбил еще больше. Но теперь, после такого разочарования, он ненавидел ее и не хотел больше видеть. Слова Лазарини, его обвинение, что зеркальщик, мол, заодно с Чезаре да Мосто и собирается свергнуть дожа, отступили на задний план. Мельцер решил, что рано или поздно он отомстит Лазарини, но для начала нужно успокоиться и забыть пережитое.
В двери постучала Франческа, и этот звук вернул зеркальщика к действительности.
— Господин! — плаксивым голосом крикнула она через запертую дверь. — Донна Симонетта оставила нас. Она сказала, что никогда больше не вернется!
— Я знаю, — с наигранным безразличием ответил Мельцер. — Донна Симонетта действительно больше не вернется.
Потом он подошел к сундуку с платьем, огромному деревянному монстру, надел свою лучшую одежду, причесался гребнем (что обычно делал только раз в неделю) и отправился к причалу на Понте Сан Донато.
Туман рассеялся, и сквозь низкие серые тучи проглянул усталый луч солнца. Воняло рыбой и гнилыми нечистотами. Мельцер сел на баржу, идущую по направлению к Сан-Марко. Он оглянулся, проверяя, не видно ли уффициали, которых якобы приставил к нему Лазарини, но не заметил никого, кто показался бы ему хоть сколько-нибудь подозрительным.
На моле Сан-Марко зеркальщик сошел на берег и расплатился с перевозчиком, затем перешел пьяцетту по направлению к Кале дель Кампаниле. Mezza Terza, один из самых больших колоколов, как раз призывал сенаторов в палаццо Дукале. Чтобы избежать неприятных встреч, Мельцер свернул налево, под своды, и стал наблюдать за наплывом членов Совета, и даже не заметил, что под арками. Дворца дожей стоял человек, следивший за каждым его шагом.
Когда площадь опустела и колокол затих, зеркальщик быстро пересек площадь, направляясь в один из многочисленных кабаков в начале боковых улиц.
Он был единственным посетителем. Мельцер заказал себе кружку известного своей фруктовой терпкостью белого вина «Соаве» из одноименного города между Венецией и Вероной. Хозяйка, темноволосая венецианка с горящими глазами, бросала на Мельцера жадные взгляды и благосклонно улыбалась ему, но зеркальщик считал, что хватит с него женщин.
Вскоре в кабаке появился второй посетитель. На нем было приличное платье для путешествий, кроме того, его небезукоризненный итальянский и то, как он заказывал вино, заставляли предположить в нем чужестранца. Предоставленный себе и своим мыслям зеркальщик сидел и глядел прямо перед собой. Терпкое «Соаве», которое он вливал в себя небольшими глотками, помогало разогнать непогоду, царившую в его голове и сердце.
Чужак, который уселся в противоположном углу кабака и тоже, хотя и не так крепко, как зеркальщик, приложился к вину, с интересом глядел на Мельцера. Затем он поднялся и пересел за его стол.
— Горе?
Зеркальщик кивнул, не глядя на задавшего вопрос. И хотя Мельцер обратил внимание, что чужестранец говорил на его языке, но продолжал упрямо молчать.
— Вино не растопит печаль, если позволите заметить, оно только временно затуманит взгляд, а когда чары рассеются, все будет еще хуже, чем раньше.
Мельцер отмахнулся, словно ему неприятно было слышать это дружелюбное замечание, потом подпер голову руками и скривился.
Незнакомец не сдавался.
— Позвольте, я угадаю. Женщина?
Мельцер поднял взгляд. У мужчины, сидевшего на другом конце стола, было открытое безбородое лицо и ровные, зачесанные наперед седые волосы. Если бы он не был так хорошо одет, его можно было бы принять за странствующего монаха. А так он выглядел как дворянин. В любом случае, незнакомец был не похож на человека, которого потрепала судьба. Зеркальщик встретил его честный взгляд, и Мельцеру не пришло в голову ничего иного, кроме как из чистой вежливости поинтересоваться:
— Кто вы, чужестранец, и что привело вас в Венецию в это время года?
— Кто я? Вы имеете в виду, как меня зовут? — Казалось, вопрос развеселил его. — Я всего лишь глас вопиющего в пустыне. Называйте меня Гласом, и я стану отзываться.
— Так, так, — ответил Мельцер, хотя и не понял загадки незнакомца. — Вопиющий. И откуда же вы, Глас?
— Мой путь лежал из Аугсбурга, через Альпы и прямо в Венецию. Своей родиной я зову Эллербах, небольшую деревушку на Эйфеле. А вы?
— Из Майнца. Меня зовут Мельцер, по профессии я зеркальщик, но уже долгое время зарабатываю деньги в качестве чернокнижника, если вы понимаете, что я имею в виду.
— Чернокнижник? Ну, думаю, маг, волшебник или алхимик, или даже один из тех, кто изобрел порох, при помощи которого ведут теперь войны?
Мельцер не заметил, что незнакомец дурачит его и только притворяется глупцом, чтобы заставить его говорить. Намереваясь растолковать все как следует, зеркальщик приосанился и гордо ответил:
— Все неверно, Глас. Я, чтобы вы знали, изобрел искусственное письмо. Этим мастерством не владеет никто, кроме меня. Я могу писать быстрее, чем сотня монахов, если нужно размножить текст.
- Дневник Л. (1947–1952) - Кристоф Тизон - Русская классическая проза
- Русь и Рим. Англия и «Древняя» Греция. Подлинная дата Рождества Христова - Анатолий Фоменко - История
- Тысяча поцелуев - Джулия Куин - Зарубежные любовные романы
- Трейлер Старика - Александр Лукьянов - Социально-психологическая
- Принц из страны облаков - Кристоф Гальфар - Физика