Держава (том первый) - Валерий Кормилицын
- Дата:11.11.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Держава (том первый)
- Автор: Валерий Кормилицын
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не зная, как выразить своё трепетное отношение к самодержцам, восторженно, с подвывом кричали: «Да здравствует ребёнок!» — Ну чем, чем, чем ещё порадовать русских деспотов… Покумекав, заорали: «Да здравствует няня!».
«На этот раз перечислили всех, а если бы, к примеру, рядом с императором ехал царский парикмахер, парижане бы вопили: «Да здравствует брадобрей!» — улыбался Рубанов. — Лучше бы про Жанну д'Арк чего–нибудь хорошее покричали!»
Николай был счастлив.
Визит завершился, как принято в приличных государствах, военным парадом.
Одетый в казачий мундир император, наблюдал за прохождением войсковых колонн, в которые входили альпийские стрелки, полки пехоты, кавалерия и самые грозные защитники республики — африканские зуавы.
В конце смотра, дабы поразить высоких гостей, чего–то горланя и размахивая саблями, пронеслась лавина всадников–спагов, одетых в халаты.
«Наверное, сидели кофий пили, а тут неожиданно парад», — размышлял Максим над формой одежды конников.
Чихая, тихонько чертыхаясь и отряхиваясь от пыли, высокие гости покинули поле.
Свадебное путешествие царской четы закончилось в Петербурге.
И тут же своё путешествие из Петербурга в Москву совершил Константин Петрович Победоносцев.
«Господи! Хорошо–то как, — вытянулся он на мягком диване, вслушиваясь в перестук колёс и в позвякивание чайной ложечки в стакане. — И зачем мне этот холодный Петербург… и эта тяжёлая глыба власти… А ведь как к ней рвутся, понимая под властью предмет тщеславных вожделений, награду наглым и хитрым, но не умным, бездонную кормушку для чиновников. На самом деле власть не для себя существует, но ради Бога, и есть служение Отечеству. Власть — это «Божие Тягло», как писал Великий князь Владимир Мономах: «Гордости не имейте в сердце и в уме, — поучал он княжичей, — смертны все, сегодня живы, а завтра в гробу. Всё, что имеем, Ты, Господи, дал. Не наше, но Твоё поручил нам еси на мало дней». — Как хорошо сказано. Вот и Москва», — глядел из окна на вокзальную суету и радовался, что никуда торопиться не надо. В кармане лежал билет в обратную сторону.
Когда он уставал от нескончаемых дел, то отдыхал одним известным ему способом — садился в Московский поезд, и на нём же, даже не выходя из вагона, возвращался в Петербург.
И был в эту осень ещё один путешественник, в отличие от предыдущих, совсем незаметный — Владимир Ульянов, следовавший по этапу из петербургской тюрьмы в ссылку — сибирское село Шушенское.
Жизнь, между тем, шла своим чередом. Соскучившийся по военной службе Рубанов–старший, всей душой отдался воспитанию личного состава вверенной ему дивизии.
Случайно он прочёл запись старшего сына, в которой тот мечтал о карьере извозчика, лишь бы не учить латынь.
«Молодец, сынок. Но не в извозчики, а в кавалеристы может выйти. Главное начать. — Особенно отцу понравилось, так и веявшее Россией — про мать–перемать, в оглоблю, в копыто ети… — Этот гимназистик, глядишь, человеком станет», — активно применял полученные знания в полевых условиях, подготавливая кавалеристов к военному делу.
Служба, разумеется, совмещалась с балами, банкетами, раутами, зваными обедами и ужинами, концертами, балетами и театрами.
____________________________________________
«Завтра сочельник», — разбежался Аким и прокатился по накатанной гимназистами ледяной дорожке, в конце которой, выкатив живот в шинели, башней стоял городовой.
Расставив руки, он хотел поймать мальчишку, но тот ловко проскочил мимо него.
— Что делают, шалопаи! — погрозил пальцем Акиму. — А порядочные люди из–за них.., не договорил блюститель порядка, заржав жеребцом и радостно разглядывая взметнувшего ноги вверх и скользившего на заднице приказчика. — На извозчика что ль денег нема, на своём заде раскатывает, — на секунду замолчал, потрясённый своим чувством юмора, и огласил воздух громоподобным хохотом, временами вытирая ладонью выступившие на глазах слёзы.
Проходившая мимо молодая дама иронично покачала головой, оглянувшись на городового.
Аким, поправив за спиной ранец и подышав на ладони, прикидывал, как бы ему прокатиться в другую сторону, чтоб покрасоваться перед двумя гимназистками из Мариинки, идущими навстречу.
В это время городовой, напустив суровость на круглое, добродушное лицо, сделал стойку, молодцевато бросил руку к виску, и помчался к остановившимся у края тротуара саням, преданно глядя в глаза высаживающегося начальства. Огибая отряхивающегося приказчика, ступил на скользкую дорожку и заплясал гопак, взбрыкивая на одном месте ногами и балансируя для равновесия руками.
Как и давеча Акима, равновесие он тоже не поймал, и с утробным рыком, со всего маху, саданулся широким мужицким задом на то место, с которого поднялся приказчик.
Вылезший из саней начальник, надув щёки и выкатив глаза, с интересом наблюдал за пляской подчинённого, и махнул головой, прищурив левый глаз, в такт с соприкоснувшейся со льдом задницы.
Прежде он хотел отматюкать переломившегося пополам от смеха приказчика, но глянув на барахтавшегося городового, тоже зашёлся от хохота.
«Ну вот, не проскользнёшь», — со вздохом глянул Аким на прошедших мимо гимназисток и медленно побрёл за ними.
Девчонки, что–то весело обсуждая, зашли в булочную Филиппова, обдав Акима хлебным запахом из открывшейся двери.
Глянув сквозь морозное стекло на громадный крендель в два аршина величиной, в окружении связок с баранками, он тоже залетел в магазин, постучав у порога ногами и выглядывая двух подружек.
Для чего они были ему нужны и сам не знал. Заговорить с ним всё равно не посмел бы.
«Раз зашёл, надо чего–то купить», — разглядывал булки с маком, баранки, мелкие сушки, плюшки, сайки, крендельки с изюмом.
Когда вышел от Филиппова, начинало темнеть.
По мостовой, временами высекая искры из подков, чиркающих о торчащие из–под снега булыги, мчались лихачи.
«Поймать, что ли Ваньку и прокатиться?» — раздумывал он.
Дома его уже ждал отпущенный из корпуса на праздники брат.
Вечером родители уехали в театр, а братья, переговорив обо всём и сплавив гувернантку в длинные руки денщика, направились в людскую, послушать умных людей: швейцара Прокопыча, сторожа Пахомыча, дворника дядю Власа и кухарку Марфу.
Осторожно, чтоб не испугать старичка–лакея, спавшего в обнимку с пушистым котом, сели на лавку, в углу под образами, и пили чай, налитый в стаканы из огромного кипящего самовара. А из печки шло тепло, водил глазами кот на железных ходиках, изукрашенных зелёными еловыми ветками, пыхтел самовар и Марфа, монотонным голосом что–то рассказывала из бедовой жизни леших и водяных.
Глаза закрывались. На душе было уютно, спокойно и тихо, как бывает только в детстве.
В Сочельник братья отпросились у мама′ съездить на ёлочный базар.
На облучке сидел двухметровый Ванюша в овчинном полушубке, а в санях кроме барчуков — Антип и недавно принятая молоденькая горничная.
Денщик любовался то своими новенькими ефрейторскими погонами с одной поперечной лычкой, то румяными щёчками девушки.
— Дашенька, как вам Пим–м–тимбурх? — стряхнув наглую снежинку с погона, обратился к горничной, но тут же съёжился от яростного взгляда управляющего упряжкой верзилы. — Дарья Михайловна, — поправился он, — а вы с какой деревни?
Конюх ревниво прислушивался к разговору, временами строго покрикивая на лошадей.
Скрипели по снегу полозья. Мороз щипал за щёки. Перед базаром выпрыгнули из саней и долго топали, согревая озябшие ноги. Глеб подпрыгивал, попутно любуясь выставленными ёлками. Ждали, когда Ванюшка привяжет лошадей.
— Аким, мы как будто в лесу, — воскликнул брат, восторженно оглядываясь по сторонам.
Ели и сосны стояли рядами, большие и маленькие, в снегу и инее.
А запах!
«Так, наверное, Россия пахнет», — подумал Аким, вдыхая аромат сосны и вспоминая запах хлеба в магазине Филиппова.
Иван не думал, что как пахнет, а оттирал литым плечом нахального денщика от Дашеньки.
Около небольшого, но дымного костерка, торговали сбитнем. Аким важно достал из кошелька деньги и угостил компанию. Горячий сбитень в пузатых стеклянных стаканах грел пальцы, а затем и весь озябший организм.
Кругом ходил озабоченный люд, выбирая ёлки.
«Как хорошо!» — пускал пар изо рта после каждого глотка, Аким.
Брат во всём брал с него пример.
Вечером наряжали поставленную в банкетном зале ёлку. Ирина Аркадьевна радовалась не меньше детей, показывая молоденькой горничной, куда вешать игрушки. Даша стояла на лесенке, которую держал Иван. Внизу игрушки развешивали ребята.
Потом спали и набирались сил, чтоб как можно дольше бодрствовать на Рождество.
На этот раз в церковь ехали в лаковых санях. Вороными правил сам Архип, наряженный во все свои прибамбасы с белым кушаком.
- Разомкнутый круг - Валерий Кормилицын - Историческая проза
- Восшествие цесаревны. Сюита из оперы или балета - Петр Киле - Драматургия
- Осень патриарха. Советская держава в 1945–1953 годах - Спицын Евгений Юрьевич - Прочая научная литература
- Престол и монастырь; Царевич Алексей Петрович - Петр Полежаев - Историческая проза
- Дух Наполеона - Феликс Кривин - Русская классическая проза