Первые коршуны - Михаил Старицкий
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Первые коршуны
- Автор: Михаил Старицкий
- Просмотров:4
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ой страшно… если этого самая куля… — послышались робкие голоса из толпы мальчишек.
— А ты бы хотел даром гривну?
— Трусы! А еще брешут, что из них Маковеи были, — заметил Щука.
— Ну?! — прикрикнул Деркач. — Или бери кто кухоль, или геть мне все к своему тателе черту!
— Стойте, пане лыцаре… Я еще попробую. — И оборванец, схватив кружку, стал было у стены; но когда запорожец протянул руку к пистолю, то он с криком «гевулт» уронил ее и отскочил в угол.
— Ах вы, христопродавцы!.. — заругался Деркач.
Но из толпы дрожавших от страха еврейских мальчишек выступил знакомый наш Сруль и с разгоревшимися от обиды глазами возразил запорожцу:
— Вы, пане лыцарю, задарма гневаетесь и лаете нас, даруйте мне слово. Ведь они бедные, гляньте, — указал он рукой на мальчишек, прижавшихся в угол, — с голоду, может, пухнут. Так что дивного, если им заманулось иметь гривну? А проте не знают же они добре ясного пана, чи он только пробьет руку, а чи й голову?
— Ах ты рабин! — усмехнулся Деркач. — А сам же ты чего трусишь?
— Мне гривны не треба! — отрезал он гордо. — Но чтоб доказать, что я верю панской руке, то, как ни страшно, а я подержу кухоль.
— Ой ли? — изумился запорожец и даже приподнялся на левом локте.
Вместо ответа Сруль схватил порывисто кухоль и стал плотно у стены, вытянув руку. Бледный, как стена, он затаил дыханье и замер…
Запорожец взглянул на него одобрительным взглядом и кивнул головой Щуке; тот тоже произнес сочувственно: «Молодец!»
Деркач, чтобы испытать храбрость мальчишки, начал медленно наводить пистолет. Мальчик стоял неподвижно, зажмуря глаза, и только больше и больше бледнел. Наконец грянул выстрел, и пробитая пулей кружка выскользнула из рук Сруля.
— Уф! — вздохнул он глубоко и вытер рукавом лоб, на котором выступили крупные капли пота.
— Ах ты, бестия забесовская! — вскрикнул в восторге Деркач и схватился на ноги. — Жиденя, а так ловко стояло под дулом… Ей-богу, это и нашему брату подстать:…такой завзятый. Кто б подумал! Да пусть меня на том свете заставят отплевываться, а не могу не обнять такого. — И запорожец, схватив Сруля руками, поцеловал его крепко. — Бери все десять гривен, все твои! — произнес он торжественно.
— И от меня столько же! — подсыпал Щука медяков из своей калитки.
— Дякую, ясное панство! — поклонился просиявший и вновь раскрасневшийся Срулик. — Только отдайте эти гроши лучше вот сим нищим!
— Стонадцать куп ведьм с Лысой горы мне на утеху, коли это чертеня не только отважно, но и благородно! — вскрикнул Деркач. — Говорят, что у жида души нет, а есть только пар; а вот у этого выплодка оказалась душа. Бери же все эти гроши и раздай сам своим нищим! А от меня возьми-таки себе на память вот этот дукат.
Еще пред медью мог устоять Сруль, но перед золотом глаза его заискрились; он схватил дукат и быстро поцеловал запорожца в полу зипуна.
— И от меня еще возьми, Сруль, хоть не дукат, а талер, но от щирого сердца! — произнес, вступая в хату, Семен Мелешкевич.
— Побратим! Товарищ! Семен! — посыпались к нему приветствия, и Деркач да Щука, поцеловавшись с гостем, усадили его на опрокинутый порожний бочонок.
— Ну, теперь, жидовье, с хаты долой! — крикнул на мальчишек Деркач. — Ты, Срулик, геть: я тебя потом окрещу и сделаю запорожцем. Представь себе, — обратился он к Семену, — … жиденя, а такое храброе и с душой… Просто ума не приложу: верно, его мамеле знакома была с нашим братом, — захохотал он весело.
— Я все видел, — ответил Семен, — стоял там и не хотел прерывать вашей потехи.
— Ха! А не видел ли, как он ловко стал сразу стрелять? — мотнул Деркач оселедцем в сторону Щуки. — Славный, бре море, выйдет братуха, бей меня сила божья, коли не славный!
— Еще бы! — обнял Щуку Семен, — Он и родился с зубами.
— И пьет гаразд, на руку охулки не ложит!
— Да полно вам, захвалите, — сконфузился Щука, — лучше на деле докажем, кто кого перепьет.
— Выпить-то дайте и мне на потуху: что-то уж вельми здесь меня жжет. А спор оставим до другого раза: теперь не час.
— Что там такое? — заинтересовался Деркач, поднося своему побратиму полный кухоль горилки.
— Стой, выпью, — Мелешкевич за одним духом выжлоктал кухоль и протянул его Деркачу снова. — Всыпь еще, — не берет.
— Эх да и побратим же душа! — вскрикнул от восторга Деркач и опрокинул себе в рот налитый для товарища кухоль, а потом уже снова наполнил его пенной и подал побратиму.
Когда опорожнен был второй кухоль, Семен прямо обратился к товарищам с такой речью:
— Эх, друзи мои добрые да коханые! Осело меня великое лихо, насмеялась надо мною щербатая доля! Но не о маетностях, не о дóбрах, не о моих обидах теперь речь, а об этом дурном сердце, что колотится больно в груди, а не разобьет ее, каторжной! — Он ударил себя кулаком гулко в высокую юнацкую грудь и, вздохнув тяжело, опустил на руки свою голову.
— Да что такое? Расскажи, разваж свою тугу! — обратились к нему с участием товарищи, пододвинув поближе бочонки, заменявшие в этом кубле запорожца и стулья и кресла.
— Да, нужно все сказать: не хочу крыться, — заговорил нервно, после долгой паузы, Мелешкевич. — У войта Балыки есть дочка… единая, как солнце красное на небе. Мы с ней еще с детства слюбились, дали слово друг другу… Покойная мать ее благословила тайком нас, да и старик ничего… жаловал… А теперь пропала голубка, а без нее мне не жить…
— Э, чорты батька зна що! — возмутился Деркач. — Чтобы из-за бабы такое плескать языком: да не народилась еще на свет та красуня, чтоб стоила нашего мизинного пальца. А то не жить! Тпфу! Вот у меня просфорница, — хоть и не подобает нашему брату коло скоромины ялозиться, да за нашим кордоном бог простит, — так на что, говорю, просфорница, и огрядная, — есть что обнять, словно груба, — а все же за нее я и ногтя своего не отдам…
— Ты не жартуй, — заметил угрюмо Щука, — видишь, что на нем лица нет, дело, стало, не шуточное.
— И не жартую, — загорячился Деркач, — обиду-то его понимаю и за эту обиду готов выпустить всякому тельбухи, пусть только укажет; но, чтоб христианин и козак мог подумать бабы ради поднять на себя руки, да большего позора нет на земле, а большего греха — на небе!
— Что толковать о небе, когда под ним творятся такие гвалты над душой человека! — заговорил снова возбужденно Семен. — Дивчина подала мне слово, а отец отдает ее гвалтом за Ходыкиного дурня Панька: породниться ач захотел с известным всем зверем и жертвует для такого харцыза дочкой… Как же не заступиться за несчастную?
— Это другая речь! — протянул запорожец, расправив свои могучие плечи. — Не только заступиться, а и вызволить ее из когтей шуляков, да с ними самими расправиться. Так я хоть зараз и с такою охотою, что им и небо с овчинку покажется.
— Вызволить, говоришь? — воскликнул со стоном Семен. — Да ведь чтобы вызволить — нужно знать, где она находится?
— А где ж Галина? — встрепенулся Щука.
— Вчера ночью завез ее войт… Куда? Никто не знает, не ведает. Даже на чужих конях умчал, чтоб челядь не разболтала. Богдана была в дворе Балыки, всех расспрашивала, и никто не может и догадаться, — так все шито да крыто! Помогите, братцы, дайте пораду, куда броситься, как разведать и где искать? У меня самого голова теперь как порожний казан: гудит только да звенит, а мысли из нее совсем разлетелись. Брожу целый день по Подолу и ищу, как бовдур, вчерашнего дня, а тут вот кипит и клокочет, что, может быть, она, горлинка, в эту саму хвылыну ломает белые руки и взывает о помощи, а я, как окаянный, блукаю в потемках…
— Эге-ге! Да это насправди может взбурить тревогу… Вот и у меня даже словно кот царапнул лапой по сердцу…
— Погано, Тетяно!.. Но как бы это разведать, в какое гнездо занесли эту кралю? Темно-темно! Не выпить ли для просветления?
Но этот совет Деркача отринули жестами оба собеседника.
— Слушай, — обратился к своему товарищу Щука, потерши предварительно рукой лоб, — ты говоришь, что войт увез дочь на чужих конях?
— На чужих — это верно. Воротарь говорил и мне, и Богдане, что перед светом вышел за ворота пан войт с своей дочкой и с няней, а там сели в какой-то пóвоз, именно в повоз, а не в сани, так как он слышал, что затарахтели колеса.
— Гм-гм! Это тоже странно. Но во всяком разе нитка есть: ведь не упала же ему с неба, как Елисею, подвода, а нашлась она на Подоле. Так и мы доберемся по ниточке до клубочка. Чужие кони он мог добыть или у приятеля которого, или просто нанять. За последнее берусь я разведать. Все подводы и балагулы стоят в литовской корчме, что на Житнем; стоит только пойти туда и расспросить, не нанимал ли кто перед светом или ночью подводы? Фурманы знают друг друга, да такой наем известен, вероятно, и корчмарю, так как без него торг не обходится. Ну, сейчас же и скажут, кого договорили, куда и за какую плату. Скажут всякому, а мне наипаче, ибо я состою от магистра над ними старостою.
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Чудо-лошадь - Джордж Байрам - Научная Фантастика
- Властелин колец - Джон Толкин - Фэнтези
- Килиманджаро. С женщиной в горы. В горы после пятидесяти… - Валерий Лаврусь - Русская современная проза
- Рожденные волшебницами (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна - Фэнтези