Гай Юлий Цезарь - Рекс Уорнер
- Дата:10.08.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Гай Юлий Цезарь
- Автор: Рекс Уорнер
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я не сомневался во враждебном отношении ко мне евнуха Потина и других убийц Помпея. В случае успеха моей политики становилось ясно, что их власть либо вообще закончится, либо будет урезана до минимума, и я понимал, что они будут биться за неё, пока у них останется хоть какая-то надежда на успех.
Я держал Потина под строгим присмотром, но, поскольку он был доверенным советником царя, я не мог арестовать его и не имел возможности перехватывать его переписку с командующим армией Ахиллой, от чьего поведения зависело, быть миру или войне. Я тогда принял меры предосторожности, чтобы ни меня, ни Клеопатру не закололи кинжалом или не отравили, — единственный случай в моей жизни, когда я принимал подобные меры предосторожности. Мне не нравятся такие вещи, но ночи, которые я провёл в том дворце, даже в компании с Клеопатрой, зачастую были наполнены тревогой и даже страхом. У меня появилась привычка вставать среди ночи и бодрствовать до рассвета, а отдыхать, если я вообще отдыхал, в самое неурочное время. Нервы мои были на пределе, потому что, хотя я и привык ко всякого рода опасностям, к опасности вероломства я привыкнуть не мог. Поэтому я даже почувствовал облегчение, когда ситуация прояснилась и я получил известие о том, что армия Ахиллы надвигается на Александрию якобы для того, чтобы освободить царя и город от римлян, а в действительности для того, чтобы советники царя правили страной, не опасаясь вмешательства ни с моей стороны, ни со стороны Клеопатры. Я тут же договорился с Птолемеем, чтобы он направил посланцев к Ахилле с приказом отойти от Александрии и принять условия, которые я предлагал. С этой миссией к Ахилле отправились два знатных египтянина, но тот сразил их прежде, чем они успели вручить ему послание царя. Сомнений не оставалось: нам придётся сражаться до конца, но, пока я не получу подкреплений, я не смогу взять на себя инициативу, воюя против двадцати тысяч солдат и двух тысяч кавалерии, которыми располагал Ахилла. Я, к счастью, написал не только Кальвину, у которого оставались свои проблемы в Азии, но и своему другу Митридату Пергамскому с просьбой поднять армию и без промедления идти на помощь мне. Митридат всё сделал быстро и оперативно. Особенно удачным оказалось его обращение за поддержкой к Антипатру, военному предводителю иудеев: тот привёл первоклассное войско и руководил им с блеском.
А пока в течение ещё какого-то времени наша малочисленность ставила нас в очень невыгодное положение. Мы не могли оказать сопротивления в городе, а Ахилла тем временем занял уже почти всю Александрию. Кроме того, нам пришлось действовать одновременно в двух направлениях: сдерживать решительный штурм наших позиций внутри дворца и отбивать атаки в районе морских доков, где стояли в прекрасном состоянии более семидесяти египетских кораблей. Ахилла надеялся, захватив эту флотилию, занять господствующее положение на море и тем самым отрезать меня и от снабжения продовольствием, и от моих союзников. Он правильно рассудил, что у меня не хватит сил для одновременной обороны и дворца и доков, однако мы держались в течение целого дня. Но я понимал, что удерживать оба объекта до бесконечности мы не сможем, и тогда мои солдаты подожгли весь египетский флот. Это был огромный пожар, причинивший большие убытки. Сгорело множество ценнейших книг, ожидавших на набережной своей отправки в библиотеку. К счастью, сама библиотека при этом не пострадала. Я рад, что теперь между александрийскими библиотекарями и моим старым противником Варроном, которого я поставил во главе новой библиотеки в Риме, существуют прекрасные отношения.
Через несколько дней после первой их неудачной атаки я перехватил послание Потина Ахилле, из которого явно следовало, что этот евнух и командующий армией действуют заодно, и не только против меня, но и против своих законных монархов. На этот раз я не колебался и приговорил Потина к смертной казни. Я испытал при этом некоторое удовлетворение от сознания того, что по крайней мере один из коварных убийц Помпея понёс заслуженное наказание. Судьба другого решилась довольно скоро. Ахилла, нанёсший Помпею смертельный удар, сам оказался убит. Это убийство было делом рук другого евнуха, Ганимеда, наставника и друга Арсинои, сестры Клеопатры. Я уже знал, что Арсиноя ненавидит и свою сестру, и своего брата, и меня, так что я не стал бы чинить ей препятствий, если бы она вздумала бежать из дворца. С её характером она, как мне казалось, не могла не быть помехой для Ахиллы и сразу же стала оспаривать его власть над войсками. Потребовалось совсем немного времени, чтобы она и Ганимед пришли к решению предательски убить его. Ганимед, о котором я почти ничего не знаю, занял теперь пост командующего армией, но от этой замены нам не стало легче. Он проявил недюжинные способности и активность. Почти сразу же Ганимед заставил нас поволноваться, смешав потребляемую нами питьевую воду с морской водой. Целый день мои солдаты пребывали в состоянии, близком к паническому, но мы вырыли новые колодцы, тем самым снабдив себя нужным количеством воды. На следующий день в море появились корабли. Это прибыл тридцать седьмой легион из Сирии. У нас возникла проблема — как провести транспорты в гавань. Я сам взялся управлять несколькими родосскими кораблями, чтобы успешно провести эту операцию, а Ганимед со сравнительно небольшим количеством судов предпринял чрезвычайно дерзкую и решительную попытку захватить или убить меня. Когда уже к вечеру мы причалили в гавани, Клеопатра, помню, оказалась почти в невменяемом состоянии. Она призналась мне, что только тогда поняла, что любит меня. Клеопатра, конечно, ещё понятия не имела о том, на какой риск я всегда готов идти, но зато очень хорошо понимала, что без меня ей не править страной и не жить так, как хочется. Я доволен, что теперь уже нет той ситуации. Если бы завтра я умер или меня убили бы, она всё равно оставалась бы в безопасности. Нет никого, кто посмел бы воспрепятствовать её возвращению в Египет и её правлению в собственной стране. А вот тогда, в ту осень и зиму в Александрии, нам часто приходило в голову, что либо она, либо я погибнем.
После каждой своей неудачи Ганимед, казалось, обретает новые силы. У него было множество рабочих, и он строил один флот за другим с одной целью — завладеть гаванью. И в одной из операций мы чуть не потерпели поражение. Погибли по меньшей мере четыреста легионеров; началась паника, всякое представление о дисциплине исчезло, и мне самому пришлось переплыть гавань, бросив при этом свой алый полудамент, который сковывал мои движения и являлся хорошей мишенью для метательных снарядов. Это была война, в которой отдых или даже передышка казались очень редким, а то и вовсе невозможным удовольствием. День изо дня враг придумывал всё новые ухищрения. Мои солдаты, столкнувшись с неизвестными им способами ведения войны и страстно желавшие вернуться домой, ещё как-то держались из сознания нависшей над ними опасности и благодаря сохранившейся у них вере в мои воинские способности. И я и они понимали, что войну мы не закончим до тех пор, пока к нам на помощь не придёт пополнение, чтобы мы могли встретиться с врагом в открытом бою. А пока нас в любой момент могли заманить в ловушку или перехитрить наши весьма искушённые в подобных делах враги.
Во время той осады мне частенько приходилось принимать делегации от Ганимеда, Арсинои и александрийской знати. Они всегда требовали, чтобы я освободил их царя Птолемея, но цель у этих делегаций оставалась другая: поднять среди населения Александрии возмущение против римлян и поселить в нём сознание, что Ганимед и Арсиноя развернули борьбу во имя спасения отечества и в защиту национальных прав египтян. А фактически если бы они победили, то наверняка убили бы и Птолемея и Клеопатру. У Арсинои, впрочем как и у её сестры, не было никакого желания делить с кем-то власть. Я подумал, что причиню моим врагам больше вреда, если соглашусь выполнить высказанные, но далеко не истинные их пожелания. Сам Птолемей рвался вернуться к своим сторонникам. Кое-кто из его бывших советников ещё обладал властью, и Птолемей справедливо решил, что если он останется пассивным наблюдателем этой войны, то в конце концов вместе со своей партией вынужден будет уступить дорогу Арсиное и Ганимеду. Так что я решил отпустить его, но сначала разыграл довольно трогательную сцену расставания, в которой участвовали знатные александрийцы и военные командиры. Я с мрачным видом сказал ему, что возлагаю на него важную миссию — заставить взбунтовавшихся подданных образумиться и заложить основы для длительных дружеских отношений между его страной и Римом. Затем я долго говорил на тему о царском правлении, о порядке в стране, об администрации. Это была совсем неплохая речь. С Клеопатрой мы почти всегда беседовали на греческом языке, так что к тому времени я стал довольно свободно говорить на нём. Птолемей был действительно очень взволнован моим обращением к нему. Он расплакался, сказал, что во всём согласен со мной, и клянётся, что его любовь ко мне так велика, что он с большим сожалением покидает меня. Как это ни покажется странным, но я думаю, что в том, что Птолемей сказал тогда, заключалась часть его самого. После той первой вспышки гнева он осознал и почувствовал большое облегчение, сплавив со своих рук Клеопатру. Птолемей понимал, что я вынужден защищать его жизнь; а будучи умным мальчиком, он оказался глубоко тронут моим ораторским искусством.
- Полководец Сталин - Борис Соловьев - Биографии и Мемуары
- Materia Medica гомеопатических препаратов - Вильям Берике - Медицина
- Александр и Цезарь - Плутарх - Проза
- “СТРЕСС МОЖЕТ СДЕЛАТЬ НАС МОЛОЖЕ” - Ольга Сульчинская - Периодические издания
- 100 великих людей - Майкл Харт - Энциклопедии