Спартак - Рафаэлло Джованьоли
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Историческая проза
- Название: Спартак
- Автор: Рафаэлло Джованьоли
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крикс собирался ответить на эти поразившие его слова, но в это время подоспел Спартак и, тяжело переводя дыхание, спросил:
— О каких предателях ты говоришь, Эномай? На кого намекаешь?
— О тебе говорю, тебя имею в виду. Я воюю против Рима и пойду на Рим, не хочу я идти к Альпам, чтобы попасться среди горных теснин в когти неприятелю, «по несчастной случайности», разумеется!
— Клянусь всеблагим и всесильным Юпитером, — вне себя от гнева воскликнул Спартак, — ты, верно, шутишь, но шутка твоя самая скверная из всех, до каких может додуматься только безумный человек.
— Я не шучу, клянусь Фреей… не шучу… Я говорю серьезно и в полном рассудке.
— Ты меня считаешь предателем? — крикнул Спартак, задыхаясь от гнева.
— Не только считаю, но совершенно уверен в этом и объявляю это во всеуслышанье.
— Ты лжешь, пьяный дикарь! — закричал Спартак громоподобным голосом и, вытащив из ножен огромный меч, бросился на Эномая; тот тоже выхватил меч и погнал лошадь на Спартака.
Но тотчас контуберналы Эномая уцепились за него, а Крикс, стоявший рядом с ним, схватил его лошадь под уздцы и, осадив назад, закричал:
— Эномай, если ты не сошел с ума, о чем свидетельствуют твои поступки, то я утверждаю, что предатель не он, а ты! Ты подкуплен римским золотом и действуешь по подсказке Рима…
— Что ты говоришь, Крикс?.. — воскликнул, весь дрожа, германец.
— Ах, клянусь всемогущими лучами Белена, — произнес галл, кипя возмущением, — только какой-нибудь римский консул, если бы он был на твоем месте, мог действовать так, как действуешь ты!
Между тем Спартака окружили Граник, Арторикс, Борторикс, Фессалоний и двадцать других высших начальников, но в порыве гнева, увеличившем силу и мощь его мускулов, он оттолкнул всех окружавших его и добрался до Эномая.
Подойдя к нему, он спокойно вложил меч в ножны и устремил на него глаза, за минуту перед тем горевшие ненавистью и гневом, а теперь влажные от слез; пристально глядя на Эномая, он произнес дрожащим голосом:
— Не иначе как одна из эриний говорит твоими устами. Да, да, не сомневаюсь… Эномай, товарищ мой, вместе со мною прошедший опасный путь от Рима до Капуи, товарищ всех пережитых тревог и радостей с самого начала восстания не мог так говорить, как говорил сегодня. Я не знаю… не понимаю… Или, может быть, и ты и я — жертвы какого-то страшного заговора, нити которого тянутся из Рима, только не могу понять, каким образом он проник в наш лагерь… Но это неважно. Если бы кто-нибудь другой, а не ты, которого я всегда любил, как брата, осмелился сказать то, что ты сказал сейчас, его уже не было бы в живых… А теперь уходи… покинь дело твоих братьев и твои знамена… здесь, перед лицом твоих братьев, я клянусь прахом моего отца, памятью моей матери, жизнью сестры, всеми богами небес и ада, что я не запятнал себя подлостями, которые ты мне приписывал, многого я даже уразуметь не могу. И если я, хотя бы на мгновение, хотя бы малейшим образом, нарушил какое-либо из своих обязательств, как брата и вождя, пусть испепелят меня молнии Юпитера, пусть имя мое будет проклято из поколения в поколение и перейдет к самым отдаленным потомкам с неизгладимым позорным клеймом предательства, и пусть тяготеет на нем во веки веков проклятие, еще страшнее, чем на именах братоубийцы Тиеста, детоубийцы Медеи и гнусного Долона!
Спартак был бледен, но полон спокойствия, уверенности в своей правоте, и клятва его, произнесенная твердо и торжественно, произвела глубокое впечатление на всех услышавших ее; по-видимому, она поколебала даже дикое упрямство Эномая, но вдруг близ правых боковых ворот затрубили букцины третьего (первого галльского) легиона, ошеломив всех стоявших за валом.
— Что это такое? — спросил Борторикс.
— Что все это означает? — изумился Арторикс.
— Клянусь богами преисподней! — воскликнул Спартак, и бледное лицо его побагровело. — Стало быть, и галлы уходят?
Все побежали к выходу из лагеря.
Эвтибида в шлеме с опущенным забралом, верхом на своей небольшой, изящной лошадке держалась возле Эномая; ее почти и не было видно за его грузной фигурой. Она взяла его лошадь за повод и быстро повлекла на дорогу, по которой уже успели пройти два легиона; а за германцем и гречанкой последовали и другие контуберналы Эномая.
В то время как Крикс и Спартак быстро шли обратно, к боковым воротам, из них выехал конный отряд в тридцать германцев-лучников, задержавшихся в лагере; они скакали по дороге, чтобы догнать своих соотечественников, и, увидев Спартака и Крикса, шедших им навстречу, загудели возмущенно:
— Вот Спартак!
— Вот он, предатель!
— Убить его!
Каждый поднял свой лук, и отряд прицелился в обоих вождей. Декурион крикнул:
— Вот тебе, Спартак, и тебе, Крикс! Получайте, предатели!
И тридцать стрел, прожужжав, вылетели из луков, нацеленные в Спартака и Крикса.
Они едва успели защитить головы щитами, в которые впилась не одна стрела; а Крикс, подняв щит и прикрыв своим телом Спартака, крикнул:
— Во имя любви к нашему делу прыгай через ров!
Спартак мгновенно перескочил через ров, тянувшийся вдоль дороги, и очутился на соседнем лугу; Крикс благоразумно последовал за ним, и оба таким образом спаслись от дезертиров, а те, больше не обращая на них внимания, поскакали дальше, догоняя легионы германцев.
— Проклятые дезертиры! — воскликнул Крикс.
— Пусть уничтожит вас консул Геллий, — добавил Спартак в порыве гнева.
Оба они продолжали свой путь по краю рва и вскоре дошли до ворот лагеря, где Арторикс и Борторикс с большим трудом, то просьбами, то бранью, старались задержать солдат третьего легиона, которые также хотели уйти из лагеря и последовать за двумя германскими.
Их удержал Крикс; мощным голосом он принялся осыпать их бранью на их родном языке, угрожал им, называл негодным сбродом, сборищем разбойников, толпой предателей и вскоре заставил замолчать самых задорных; в заключение своей речи он поклялся Гезом, что, как только настанет день, он разыщет виновных, подкупленных предателей, зачинщиков бунта и предаст их распятию.
Галлы немедленно успокоились и тихо, послушно, словно ягнята, вернулись в свой лагерь.
Но, заканчивая свою речь, Крикс вдруг сильно побледнел, голос его, вначале сильный и звучный, стал хриплым, ослабел, и едва только первые ряды взбунтовавшегося легиона повернули назад, он вдруг зашатался почувствовал себя плохо и упал на руки Спартака, который стоял с ним рядом и успел его поддержать.
— О, клянусь богами, — горестно воскликнул фракиец, — тебя ранили, когда ты прикрывал меня от их стрел!
Крикс действительно был ранен стрелой в бедро, а другая, пробив петли кольчуги, вонзилась ему в бок между пятым и шестым ребрами.
Крикса перенесли в палатку, стали заботливо ухаживать за ним, и хотя он потерял много крови, все же врач успокоил Спартака, который стоял, бледный и взволнованный, у ложа друга: ни та, ни другая рана не представляли опасности.
Спартак всю ночь бодрствовал у постели больного, погруженный в печальные мысли, вызванные всем случившимся в этот день; он был возмущен Эномаем и его непонятным дезертирством и, кроме того, крайне встревожен, предвидя опасности, навстречу которым неизбежно шли десять тысяч германцев.
На заре следующего дня, согласно намеченному плану, побуждаемый Криксом Спартак велел своим легионам сняться с лагеря и отправился в путь в направлении Камерина, куда, согласно его плану, он пришел поздно ночью; а консул Лентул с тридцатью шестью тысячами человек явился почти на день позже.
Консул был не слишком опытен в ратном деле; зато, как истый патриций, преисполненный латинской спеси и высокомерия, считал невероятным, чтобы четыре римских легиона, в составе двадцати четырех тысяч бойцов и еще двенадцати тысяч вспомогательных сил не могли бы в двадцать четыре часа разбить скопище из семидесяти тысяч гладиаторов, плохо вооруженных, плохо дисциплинированных, без чести и веры; правда, они разгромили войска преторов, но не в силу своей доблести, а вследствие невежества преторов.
Поэтому, заняв выгодную позицию на склонах нескольких холмов и произнеся перед своими войсками напыщенную и пылкую речь для воодушевления легионеров, он на следующий день вступил в бой со Спартаком. Но тот с мудрой предусмотрительностью сумел извлечь выгоду из численного превосходства своего войска и менее чем за три часа почти полностью окружил врага, легионы которого, хотя и сражались с большим мужеством, все же вынуждены были отступить, опасаясь нападения с тыла.
Спартак искусно использовал замешательство неприятеля и, появляясь лично в различных местах поля битвы, примером своей необыкновенной храбрости поднял дух гладиаторов, и они с такой силой обрушились на римлян, что за несколько часов полностью разбили их и рассеяли, захватив их лагерь и обоз.
- Древний рим — история и повседневность - Георгий Кнабе - История
- Римляне, рабы, гладиаторы: Спартак у ворот Рима - Гельмут Хёфлинг - История
- Байки из дворца Джаббы Хатта-19: Толщина кожи (История толстой танцовщицы) - Э. Криспин - Боевая фантастика
- Цветы на подоконнике - Клавдия Пестрово - Поэзия
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза