В стране полумесяца (пер. Доброва) - Кнут Гамсун
- Дата:07.09.2024
- Категория: Проза / Классическая проза
- Название: В стране полумесяца (пер. Доброва)
- Автор: Кнут Гамсун
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но что дѣлаетъ крестьянинъ тамъ въ деревнѣ — не должны ли тѣ также и о немъ подумать? Если ѣдешь изъ Константинополя сухимъ путемъ въ старый городъ Бруссу, то проѣзжаешь черезъ плодородныя мѣстности, лѣса, пшеничныя поля, виноградники; но жилища туземцевъ очень бѣдны. Одѣваются они большей частью также бѣдно. Климатъ разрѣшаетъ эту скудость одежды точно такъ же, какъ климатъ другихъ странъ допускаетъ бамбуковые шалаши и передники изъ фиговыхъ листьевъ. Разсмотримъ лачугу феллаха, не оплакивая его: онъ имѣетъ крышу, которая ему необходима, у одной стѣны — очагъ, у другой ткацкій станокъ. Вдоль лачуги протянуты веревки для сушки бѣлья, на очагѣ стоитъ посуда, деревянная, желѣзная и жестяная. Въ сѣняхъ мы увидимъ деревянную и кожаную обувь, но велосипеда для хозяйскаго сына не видно. Нѣтъ его и для дочери. Съ дверями дѣло обстоитъ плохо: часто ихъ совсѣмъ не бываетъ, какъ это встрѣчается повсемѣстно на Востокѣ. Такъ какъ турокъ никогда не пьетъ, то онъ никогда не грабитъ и не крадетъ. Но бѣдный феллахъ — что за плугъ рѣшается онъ показывать при дневномъ свѣтѣ? Деревяшка съ поперечной палкой. И это современный плугъ, употребляемый черезъ полторы тысячи лѣтъ послѣ рожденія пророка? Американскій земледѣлецъ указывалъ бы пальцами на эту рѣдкость, хохоталъ бы и говорилъ: смотрите-ка, что это за плугъ! У насъ въ Америкѣ плуги стальные и тащатъ ихъ двѣ лошади. Турецкій земледѣлецъ не въ состояніи держать для работы двухъ лошадей, а употребляетъ для этого вола. А поперечная деревяшка на палкѣ можетъ достаточно расковырять землю для посѣва. Этимъ достигается цѣль. Конечно, при раціональномъ способѣ веденія хозяйства, т. е. при помощи стального плуга съ двумя лошадьми, земля была бы лучше обработана и жатва была бы въ шестьдесятъ разъ больше. Но турецкій земледѣлецъ и не ждетъ отъ земли больше того, что она ему даетъ. Что она ему дастъ, того и довольно. У него такъ мало потребностей — его обѣдъ состоитъ изъ ломтя хлѣба, луковицы и глотка фиговаго сока. И работа, и хлопоты для него — не главное въ жизни. Работаетъ онъ столько, сколько необходимо. Въ Америкѣ мы, какъ сумасшедшіе, цѣлый день лѣзли бы изъ кожи за работой, съѣдали впопыхахъ бифштексъ, чтобы можно было съ новыми силами бѣжать опять въ поле на работу. Приходитъ вечеръ и мы опять, какъ сумасшедшіе, бросаемся въ постель, чтобы выспаться передъ завтрашней работой. И воскресенье похоже на понедѣльникъ въ этой нескончаемой работѣ. Турокъ же имѣетъ время справить пятницу по старинному обычаю. И ежедневно онъ проводить долгіе часы за молитвой. Вечеромъ сидитъ онъ до поздней ночи передъ своимъ домикомъ и предается пріятному отдыху и мечтамъ. Кто счастливѣе? Оба обладаютъ сокровищами. Интересно знать, очень ли турокъ сожалѣетъ о томъ, что ему недостаетъ стального плуга? Выходитъ такъ, будто турокъ читалъ Джона Стюарта Милля, который говоритъ: «еще вопросъ, облегчили ли механическіе изобрѣтенія человѣческую жизнь», или, быть можетъ, Джонъ Стюартъ Милль заимствовалъ это сомнѣніе у турокъ… Слуга возвращается обратно, неся деревянный подносъ, полный фруктъ. Онъ принесъ этотъ «завтракъ» изъ лавки. Курицы съ салатомъ нѣтъ, а всего только пара сладкихъ печеній; но слуга приносить это съ такимъ видомъ, какъ будто это и есть именно то, что намъ нужно. Агъ, онъ не знаетъ нашихъ сѣверныхъ вкусовъ! Въ первый разъ въ жизни мы ѣдимъ свѣжіе сырые финики. Этотъ фруктъ намъ не нравится, онъ приторно сладокъ, безъ соку и къ тому же полонъ маленькихъ зернышекъ, которыя дѣлаютъ его комкообразнымъ. Нѣтъ, куда лучше были прессованные финики, которые мы ѣли въ дѣтствѣ; мѣстный лавочникъ получалъ ихъ цѣлыми ящиками! Вотъ то были финики! И виноградъ здѣсь не такой вкусный, какъ на Кавказѣ. Нѣтъ ничего въ мірѣ похожаго на кавказскій виноградъ! Расплачиваемся и уходимъ. Вдругъ на улицѣ откуда-то вынырнулъ нашъ человѣкъ изъ гостиницы и хочетъ быть нашимъ проводникомъ. Этотъ ловкій человѣкъ прозѣвалъ насъ въ гостиницѣ и рѣшилъ во что бы то ни стало отыскать насъ въ городѣ, чтобы мы не могли ускользнуть отъ его услугъ, и онъ насъ нашелъ.
* * *Нашъ проводникъ — грекъ. Онъ перебывалъ съ различными господами во многихъ странахъ: былъ также въ Америкѣ — американцы его спеціальность. Турокъ никогда не бываетъ проводникомъ у иностранца. Для этого онъ черезчуръ гордъ, онъ знаетъ, что его народъ являлся носителемъ высшей культуры еще въ то время, когда Римъ былъ варварскимъ. Проводниками бываютъ греки, армяне, евреи. Турокъ можетъ быть лодочникомъ, онъ гребетъ на каикѣ, онъ носильщикъ, поденщикъ, но на въ коемъ случаѣ не слуга иностранца. Мы раздражаемся и ворчимъ на нашего проводника, но не можемъ отъ него отдѣлаться. Онъ говоритъ, что его долгъ остаться съ нами. Во всякомъ случаѣ видно, что онъ все равно подастъ намъ счетъ, будемъ ли мы пользоваться его услугами или нѣтъ. Онъ ведетъ насъ на башню Галаты, откуда весь городъ виденъ съ птичьяго полета, и тотчасъ же начинаетъ намъ объяснять: ladies and gentlemens! — говоритъ онъ, хотя насъ по одному представителю отъ каждаго пола, — вотъ Пера, тамъ Стамбулъ, а тамъ Скутари. Мы перебиваемъ его и просимъ пощады! Никогда онъ не имѣлъ дѣла съ такими ничѣмъ неинтересующимися путешественниками, мы ничего не хотимъ знать. Но, когда мы выходимъ на улицу, онъ настойчиво продолжаетъ быть нашимъ проводникомъ, указываетъ впередъ и говоритъ: къ мечети Св. Софіи!
И мы идемъ за нимъ. Передъ входомъ въ мечеть намъ одѣваютъ поверхъ сапогъ туфли, чтобы мы не касались священнаго пола нечестивыми подошвами. Въ этой обуви мы двигаемся съ трудомъ, но все-таки подвигаемся впередъ. Это невѣроятно громадное зданіе; и такъ какъ намъ приходилось видѣть и болѣе обширные соборы, то насъ поражаетъ съ перваго взгляда не величина, а тяжесть и грубость архитектуры. Все массивно и тяжело. Здѣсь и тамъ подъ сводами, на канатахъ, висятъ люди и чинять потолокъ, и эти люди кажутся дѣтьми, до того до нихъ высоко. Но здѣсь нѣтъ ни колоннъ, ни арокъ, и благодаря этому наше первое впечатлѣніе, что церковь низка. Въ этой первоначально христіанской церкви всѣ кресты старательно стерты. На стѣнахъ — изреченія изъ корана. Имя Абдулъ Гамида написано золотомъ по голубому фону. Никакой роскоши — всюду господствуетъ сѣрый цвѣтъ, только присмотрѣвшись, мы видимъ, что стѣны покрыты мозаикой. Здѣсь и тамъ виднѣются галлереи, недоступныя для осмотра женщинамъ, но открытыя для мужчинъ. Это ложи султана и его гарема. Когда мы подходимъ къ колоннѣ съ знаменитымъ оттискомъ пальца пророка, проводникъ хочетъ начать разсказывать. Мы принуждены грубо его оборвать, говоря, что этотъ разсказъ мы, вѣроятно, также хорошо знаемъ, какъ и онъ. Этотъ человѣкъ насъ раздражаетъ своимъ громкимъ разговоромъ, да, кромѣ того, здѣсь сидятъ люди, которымъ онъ также мѣшаетъ. «Замолчите же, драгоманъ! Скажите намъ только одно: что это за люди, сидящіе тамъ?» — Это — студенты-богословы. Мы подходимъ ближе и смотримъ на нихъ; они босы, худы, переутомлены; они роются въ манускриптахъ, передъ ними лежатъ книги и они учатъ что-то наизусть. Это юноши, посвятившіе себя служенію пророку. Несмотря на то, что нашъ проводникъ говорилъ очень громко, ни одинъ изъ студентовъ не поднялъ головы, ни одинъ! Такъ и слѣдуетъ! думаемъ мы. Изъ такого матеріала могутъ выйти великолѣпные священники-фанатики, которые не станутъ кокетничать свей религіей, не пойдутъ на компромиссы, не станутъ уступать. Христіанскіе же священники должны приноравливать свое ученіе къ современнымъ вѣяніямъ. Они должны итти въ ногу съ современностью.
Мы проходимъ всю Софійскую мечеть вдоль и поперекъ, часто возвращаясь къ студентамъ. У насъ явилось подозрѣніе: не нарочно ли они такъ сидятъ, чтобы похвастаться передъ иностранцами своимъ увлеченіемъ кораномъ; тогда мы попросили нашего проводника на нѣкоторое время отстать отъ насъ, и, тихо подкрадываясь къ нѣкоторымъ студентамъ, стали незамѣтно за ними наблюдать, но они учатся безъ перерыва, качая въ тактъ головою, какъ дѣти, за своими уроками. Среди нихъ мы увидали юношу необыкновенной красоты. Онъ былъ простоволосъ, его рубашка и его ентари были открыты на груди до пояса; форма его головы была удивительно красива. Послѣ долгаго промежутка времени, пока мы стояли притаившись, онъ вдругъ поднялъ глаза, направилъ свой взглядъ на наши лица и продолжалъ шевелить губами, будто самъ себя спрашивалъ урокъ. Я никогда этого не забуду. Этотъ горящій взглядъ шелъ изнутри и проходилъ далеко мимо насъ; потомъ онъ вновь углубился въ книгу и врядъ ли насъ замѣтилъ. Если бы мы были даже коронованными особами въ полномъ блескѣ, и тогда бы онъ остался равнодушнымъ къ нашему присутствію. Мы думаемъ, что ему, быть можетъ, мѣшаетъ насъ видѣть перекрестный свѣтъ мечети. Начинаемъ провѣрять; одинъ изъ насъ подходитъ вплотную къ молодому человѣку, другой остается на мѣстѣ. Но мы ошиблись: свѣтъ падаетъ превосходно. Такъ значитъ, то, что ослѣпляло его глаза, было непреодолимое желаніе узнать слова пророка. Онъ сидѣлъ и училъ ихъ наизусть. Триста милліоновъ людей живутъ на землѣ съ такимъ же желаніемъ, какъ и онъ. Пророкъ не всегда ясно выражался, языкъ его видѣній часто высокопаренъ и теменъ. Но слова его не примѣняются къ повседневности, не истолковываются каждымъ болтливымъ священникомъ. Слова пророка читаются вслухъ и больше ничего. Затѣмъ ихъ стараются воспринять. Нашъ пророкъ также не всегда ясно выражался. Ученики его не понимали. И, когда они спрашивали его мнѣніе о высокихъ и святыхъ вещахъ, онъ давалъ имъ отвѣты, не всегда для нихъ понятные. Таинство не должно быть понятно, оно не для развлеченія. Но, если хочешь затемнить самое представленіе о священныхъ предметахъ, то нужно «объяснять» таинство, сдѣлать его доступнымъ пониманію церковной публики, его американизировать.
- Пан (пер. Химона) - Кнут Гамсун - Классическая проза
- У врат царства - Кнут Гамсун - Драматургия
- Фантазер - Кнут Гамсун - Классическая проза
- Конец детства (сборник) - Джон Кристофер - Научная Фантастика
- Маленькие приключения - Кнут Гамсун - Классическая проза