Форма входа
0/0
Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
- Дата:27.10.2025
- Категория: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза
- Название: Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы
- Автор: Аттила Йожеф
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф. Жанр: Классическая проза / Поэзия / О войне / Русская классическая проза. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф:
отсутствует
Читем онлайн Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
зная, чем помочь.
Руда опять пришла в движение. Все оцепенели.
Вдруг позади меня раздался чей-то голос:
— Я спущусь!
Это вынырнул откуда-то Музыкант.
— Экой дурень, — сказал кто-то.
Но Музыкант даже не оглянулся на него. С поразительной быстротой он пролез под решетку и, ухватившись за рельсы, свесился вниз. Словно трос.
— Цепляйся за ногу! — крикнул он Лазару. — Хватайся за щиколотку!
Когда Лазар ухватился за него, Музыкант попробовал подтянуться, но не смог.
— Вытаскивайте нас! Давайте скорее, я ведь долго не выдержу!
Мы схватили Музыканта за запястье и стали тянуть, но у нас не хватало сил. Кто-то сзади меня предложил:
— Беритесь за каждую руку по трое!
— Нельзя, оторвем, — возразил я.
— Тяните же, — проговорил Музыкант, но голос его звучал теперь глухо.
Попробовали втроем.
— Раз-два!.. Раз-два!.. Раз-два!..
Наконец, удалось сдвинуть Лазара с места и приподнять на несколько сантиметров. Опять потащили.
— Раз-два!.. Раз-два!..
На этот раз подняли порядочно, но у Музыканта что-то хрустнуло. Мы слышали это отчетливо. Он сразу как-то обмяк.
— Эх, покалечили паренька! — сказал я.
— Все равно, надо вытащить, хоть как-нибудь, — раздался позади меня все тот же голос.
Мы продолжали тянуть изо всех сил. Наконец, дотянулись до рук самого Лазара и вытащили его. Другие подхватили измученного Музыканта и положили на землю. Тело его обмякло, как тряпка. Потное лицо покрывала рыжая пыль. Он был без сознания. Рядом с ним положили Лазара.
Тщетно мы окатывали их холодной водой, они все не приходили в сознание.
Я поставил кувшин, растерянно оглянулся и увидел стоявшего передо мной Потьонди.
— Что здесь происходит?
— Они чуть не погибли там, — показал я на бункер.
— Ослы! Без предохранительного пояса спускались?!
— Он остался внизу, в раздевалке.
Лазар открыл глаза. Через несколько минут пришел в сознание и Музыкант. Мы продолжали обрызгивать их водой. Лазар чихнул, а потом обратился к Брадеру:
— Спасибо, Музыкант…
Брадер вытер рыжую пыль вокруг рта и попробовал улыбнуться. Вся бригада уселась на корточки вокруг худенького паренька и ободряюще улыбалась ему.
Перевод Е. Умняковой.
Дёрдь Сабо
БЛУЖДАНИЕ ВОКРУГ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ
В тот день я, как обычно, обедал в столовой философского факультета. Правда, исследовательский институт при академии, где я уже несколько лет работал в скромной должности библиографа, находился на другом берегу Дуная, но я тогда был помоложе и не ленился проехать на трамвае ради более дешевого обеда. И ради общества: время здесь проходило куда приятнее, нежели среди наваленных библиотечных карточек. Впрочем о готовящейся демонстрации — я сейчас пытаюсь точно воспроизвести те часы, — говорилось мало; собственно говоря никто не знал точно, что предполагается. Это, конечно, не могло удержать никого из нас, и не только любопытство выманило нас на улицу. Мы дошли до площади Петефи, где какой-то высокий худой актер читал стихи. Он стоял у подножья памятника поэту, так же, как тот, высоко подняв руку; солнце слабо светило. Момент был действительно волнующий, но он не выходил за рамки настроения обычного школьного праздника. Затем кто-то поднял эмблему университета, и мирно стоящая толпа заколыхалась: мы на ходу построились в ряды, как на первомайской демонстрации. Студенты и университетские преподаватели шагали рядом, куря и по обыкновению споря о политике.
Через несколько минут мы вышли на улицу Лайоша Кошута. Люди на тротуарах нерешительно посматривали на нас, здесь много учреждений, элегантных магазинов, универмагов, и в конце концов им было мало дела до нас. Тем более, что шествие двигалось молча. Мы уже проходили мимо гостиницы «Астория», и еще не раздалось ни одного выкрика, словно у всей этой демонстрации не было никакой определенной цели. Кругом шел обмен мнениями о социализме, и, казалось, в основных вопросах все были единодушны. Почему же мы все-таки демонстрировали? Просто какое-то неясное общее желание витало над постепенно возрастающей толпой студентов, в чаще красных и национальных флагов, какое-то доброе намерение, какая-то потребность душевной чистоты, справедливости, единодушия, рассудительности и честности во имя возвышенного понятия; выражаясь проще, — это была потребность тождества слов и действий. И именно учитывая характер этого стремления, нельзя было облекать его в мрачные лозунги, это мгновенно изменило бы его смысл. Теперь-то я знаю, что мы были тогда как перенасыщенный раствор без точки кристаллизации и что именно из-за расплывчатого характера нашей позиции мог временно выиграть тот, кто громче всех доказывал, что точно знает, чего хочет. Суть — и это не впервые в истории Венгрии — снова потерялась, когда в сутолоке внимание перешло с содержания на форму; и неудивительно, что все получилось иначе, чем мы тогда предполагали. Это было 23 октября 1956 года. Несколько часов спустя ружейная пальба взбаламутит город, а пока — в ясный осенний день — нам весело машет постовой на перекрестке.
Мы свернули на кольцо Танач. Кто-то передал назад по рядам, что идем к памятнику Бему; казалось, остальное время будет проходить под знаком исторических памятников. Но произошло и нечто другое, как раз здесь, на повороте: в поворачивающие ряды, образовав отдельную цепь, вклинилось несколько чужих мужчин. Теперь, по прошествии стольких лет, во мне многое перемешалось, легло одно на другое, на воспоминания наслоились более поздние впечатления и сведения; однако и позже я часто думал о том, что почувствовал тогда: эти шесть-восемь человек тогда ждали нас там, на углу. Страшная встреча! С тех пор и вселилось в меня это инстинктивное подозрение. Во главе стояли чужие, не имеющие никакого отношения к университету, это видели все; они просочились в ряды спорящих и сразу же начали кричать. Прозвучало лишь несколько голосов, но одновременно, и этого было достаточно, чтобы в рядах возникло смятение. На мгновение мы остановились. «Герб! — громко звучал маленький хор, — вырежьте герб!» Никто не знал, что нужно делать в таких случаях; понятие провокация с некоторых пор встречалось лишь в лексике обвинительных речей на показательных процессах. Оскорбленная национальная гордость прозвучала в этом выкрике (в течение семи лет у нас был герб, на котором лишь в нижней части щита, опоясанного венком, можно было разглядеть национальные три цвета) или хор выступал уже против пятиконечной звезды? Над нашими головами развевались красные знамена и флаги национальных цветов, простые куски крашеной ткани, которые принято ценить отнюдь не из-за действительной материальной стоимости, — и вдруг их ножом, ножницами? Это показалось невозможной, ужасной и безвкусной идеей: у нас не было обычая жарить яичницу на огне зажженных в память мучеников лампад. Во всяком случае толпа (или ее большая часть?) тогда еще и без лозунга знала, чего она не хочет: и пройдя с нами лишь несколько шагов участники
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф бесплатно.
Похожие на Вехи. Три десятилетия в зеркале венгерской литературы - Аттила Йожеф книги
- Сказки народов мира - Автор Неизвестен -- Народные сказки - Детский фольклор / Прочее
- Сказки немецких писателей - Новалис - Зарубежные детские книги / Прочее
- Холодный крематорий. Голод и надежда в Освенциме - Йожеф Дебрецени - Биографии и Мемуары / Публицистика
- Пути и вехи. Русское литературоведение в двадцатом веке - Димитрий Сегал - Языкознание
- Собирается буря - Уильям Нэйпир - Историческая проза
