Употреблено - Дэвид Кроненберг
- Дата:20.06.2024
- Категория: Проза / Зарубежная современная проза
- Название: Употреблено
- Автор: Дэвид Кроненберг
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наоми нежно погладила фотоаппарат, будто желая показать: это существо от природы безобидное.
– Мне просто нужны доказательства, что я действительно беседовала с вами. А то большинство авторов надергают сведений из интернета, слепят в интервью, а потом выдают за материалы конфиденциальной беседы.
Наоми вообразила, как возникший за ее плечом Натан, услышав эти слова, посмеивается и качает головой. Ровесники, они, однако, принадлежали к разным поколениям – Наоми была современнее. А Натан, видимо, усвоил свои представления о журналистской этике из старых фильмов про газетных корреспондентов. Рыться в интернете, собирать информацию – это совершенно законные методы работы журналиста, считала Наоми, и никакие этические соображения не заслоняли от нее бескрайних возможностей, предоставляемых общедоступными ресурсами. Не фотографироваться ежедневно, пусть даже просто делать селфи, не сохранять себя в аудио– и видеоформате, не кружиться в сетевом вихре значило искушать небытие. Конечно, говоря доктору Чинь о доказательствах, Наоми лукавила, но тем больше чувствовала себя профессионалкой. Так поступают в эпоху интернета, в эпоху освобождения.
Доктор Чинь оказалась мягкой только с виду.
– Сейчас и фотографии, и записи легко подделать, что бы вы там ни говорили. Поэтому уберите фотоаппарат и диктофон – я имею в виду эту маленькую штучку у вас на шее, которую рекламируют в модных журналах, – или уходите сейчас же.
Лицо и голос доктора Чинь оставались абсолютно невозмутимыми, а вот щеки Наоми загорелись – она вдруг совсем растерялась и ощутила это кожей прежде, чем пришло понимание, прежде, чем похолодело внутри.
– Что ж, можно и без записи, если вам так спокойнее.
Наоми, усердно изображая безразличие, отстегнула с ремешка черный, глянцевый, как маленькое пианино, мини-диктофон “Олимпус”, предназначенный для того, чтобы записывать тайком, и убрала в сумку вместе с фотоаппаратом. Ее почти маниакальная самоуверенность так легко сменялась отчаянным, сокрушительным ощущением беспомощности – Наоми терпеть не могла эту свою внутреннюю неустойчивость. Таблеток каких-нибудь попить, что ли? Вряд ли поможет. Наоми вздумалось спросить, нет ли у доктора Чинь пациентов с биполярным расстройством – самоубийственное желание, однако вряд ли стоило рассчитывать на отзывчивость собеседницы, не такой она родилась на свет.
– Вся эта история мне совсем не нравится, и вы тоже. Что ж, давайте поговорим о нашей русской, уборщице мадам Третьяковой.
– Да-да. Эта женщина, уборщица… кажется, уверена, что у Селестины Аростеги был рак мозга. – Наконец закончив возиться с сумкой, Наоми подняла глаза и приготовилась совершить изящный ответный выпад. – Доктор Чинь – надеюсь, я правильно произношу, – доктор Чинь, вы ведь не специалист по раковым заболеваниям, не онколог, верно?
Доктор Чинь глубоко вздохнула.
– Что это за значок у вас? Что он обозначает?
Наоми совсем растерялась. Какой значок? Ах да.
– Этот?
Она отстегнула золотую брошку с логотипом “Крийона”, которую подарил ей знакомый из отеля, и бросила на кожаный бювар, лежавший на столе.
– Эмблема отеля “Крийон”. Я там остановилась. Держится на магните, видите? Очень милые ребята в этом отеле. Вовсе не снобы.
Доктор Чинь взяла значок в руки и непонятно почему стала пристально разглядывать. Эта паранойя вдруг воодушевила Наоми, скорее ободрила, чем обидела, вернула ей уверенность. Видимо, доктору Чинь было что скрывать или, по крайней мере, о чем умалчивать.
– А вы думали, это микрофон?
Доктор Чинь бросила значок обратно на бювар и тут же забыла о его существовании.
– Со здоровьем у Селестины Аростеги было все в порядке. Обычные жалобы для женщины ее возраста, не более. Я была ее личным терапевтом. Направляла к специалистам в случае необходимости. Если бы она болела раком или чем-нибудь в этом роде, я бы знала.
Наоми отчаянно хотелось достать из сумки блокнот на спирали в картонной обложке с коллажем из газетных страниц и надписью “Блокнот журналиста / Bloc de Journaliste” – разумеется, его подарил Натан, – однако она нутром чуяла, сколь хрупко достигнутое согласие, и не решалась.
– А какие жалобы вы называете нормальными для женщины ее возраста?
Доктор Чинь даже улыбнулась, но будто бы с некоторой горечью.
– Почитайте в интернете про климакс и все узнаете.
Климакс и преступление – два явления, которые Наоми никогда не связывала, даже умозрительно, вдруг наложились друг на друга, и где-то в глубине ее сознания мелькнула короткая вспышка. Наоми положила себе не забыть об этом маленьком озарении и на досуге углубиться в изучение сложных перипетий, связанных с менопаузой и прочими женскими делами, ранее вовсе ее не интересовавшими. Она установила в своей голове сигнальный флажок – он должен был выскакивать, как только речь зайдет о возрасте Селестины.
– А почему консьержка считает, что у Селестины была опухоль мозга? С чего бы обычной женщине выдумывать такое?
– Вы знакомы с этой Третьяковой?
– Видела интервью с ней.
– Ах да. – Доктор Чинь встала, отряхнула халат миниатюрными ручками, будто мадам Третьякова накрошила ей на подол. – Эта обычная женщина, неосознанно, конечно с помощью интернета создала новый миф о мадам Аростеги. Что доставило мне и моим коллегам-врачам много неприятностей, знаете ли. – Доктор Чинь презрительно фыркнула. – Мадам Третьякова – особа недалекая и верит, что рак мозга бывает, если много думаешь или даже думаешь об определенных вещах. И я хочу, чтобы вы исправили эту ситуацию. Поэтому и согласилась с вами встретиться. – Окончив свою речь, вьетнамка-статуэтка снова села и застыла в прежней позе. – Пресса уже обвинила нас в небрежном отношении к здоровью женщины, считавшейся национальным достоянием. Пишут об ошибочных диагнозах, халатности, о том, что на нас давили сверху, вынуждая закрывать глаза на ее смертельное заболевание, и так далее.
– А ничего этого не было?
– Нет.
– И Селестина не говорила мужу, что у нее рак мозга, и не просила ее убить?
Доктор Чинь печально улыбнулась – вот наконец искренняя улыбка, подумала Наоми, – взгляд ее просветлел, даже ритм дыхания изменился, и в строгом, чопорном кабинете будто явилась вдруг Селестина Аростеги, живая.
– Селестина всегда говорила, что обречена, смертельно больна. Своим студентам, мне – всем говорила. Она не жаловалась, а скорее уверяла, понимаете? И всякий, кто читал ее труды, должен был понять, что она не физическое здоровье имела в виду.
Доктор Чинь опустила глаза и, разглядывая свои кукольные ручки, по-прежнему улыбалась, погруженная в сокровенные воспоминания об обреченной Селестине, настоящей женщине, а Наоми вдруг захотелось их уничтожить и даже наказать за них доктора Чинь. Но еще больше Наоми досадовала на себя – она не удосужилась ознакомиться с трудами Аростеги хотя бы в кратком изложении и не могла теперь обвинить доктора Чинь в том, что та пытается выкрутиться. Однако в арсенале Наоми было и другое оружие.
– Селестина просила кого-нибудь ее убить?
Наоми вдруг вспомнила, что совсем недавно, беседуя с Натаном, который в очередной раз брюзжал насчет своего макрообъектива для портретной съемки – в данный момент объектив стоял на фотоаппарате Наоми, тот лежал в сумке, а сумка стояла у ее ног, – сказала: “Лучше убей меня сразу”. Однако вряд ли Селестина употребляла подобные выражения.
– Нет, конечно.
– Но кто-то это сделал. Кто, как вы думаете?
– Понятия не имею. У нее было много друзей.
– Вы меня удивляете. Хотите сказать, ее убил друг?
– Она общалась с множеством людей.
– Разве не мог убить незнакомец?
– Откуда мне знать?
– Итак, вы, личный врач Селестины, решили, что она говорит о смертельной болезни исключительно в философском смысле. То есть вы не отнеслись к ее словам серьезно?
До этого, отвечая, доктор Чинь обращалась к своим рукам, но теперь взглянула на Наоми, будто пытаясь понять, в самом ли деле перед ней непроходимая дура, недоразвитая, как все американцы.
– Селестина говорила об экзистенциальной болезни, – принялась объяснять доктор, – о смертном приговоре, с которым живем мы все. Она увлекалась Шопенгауэром и впадала порой в своего рода фаталистический романтизм. Я предлагала ей перечитать Хайдеггера. Они, конечно, в некотором смысле похожи, поскольку оба немцы, но у Хайдеггера по крайней мере нет болезненной азиатской склонности предаваться вселенскому отчаянию.
При этих словах доктора Чинь резкий луч дневного света, словно небесное знамение, отскочил от зеркала в углу, упал на стол, маленькое серебряное распятие, висевшее на браслете на левом запястье доктора, блеснуло и ослепило Наоми. Юки Ошима тоже была христианкой, и эта аномалия почему-то разочаровывала Наоми. Синтоизм, конфуцианство, даосизм, буддизм, наконец, ведь гораздо интереснее. Какие браслеты они бы носили тогда?
- Улыбка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- И грянул гром… (Том 4-й дополнительный) - Вашингтон Ирвинг - Научная Фантастика
- Свет в окошке - Татьяна Тронина - Современные любовные романы
- История Эрнеста и Селестины - Даниэль Пеннак - Прочая детская литература
- Общество с ограниченной ответственностью (ООО): от регистрации до реорганизации - Виталий Семенихин - Юриспруденция