Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Стихотворения и поэмы
- Автор: Юрий Кузнецов
- Просмотров:10
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Спрашивается, в этом ли есть высокое призвание и сила русского певца?!
И если таков главный настрой книги, то, разумеется, название книги «До свиданья! Встретимся в тюрьме…» выбрано поэтом очень верно. Луна есть та же тюрьма. А так как тюрьма тот же ад, то и луна является адом, иначе говоря, смертью.
Только одно, несомненно, удручает. Дело в том, что в первую очередь сажают в тюрьму тех, кто в борьбе без колебаний говорит: «Ваше слово, товарищ маузер!» Убивают тех, кто сломя голову, подобно Сергею Есенину, мчится на «вражье светило». Тех же, кто подобен Юрию Кузнецову, выступающему с призывом ретироваться в «царство мёртвых» («Адмирал, уходим…») от бессилия понимать «пустоцвет всеконечного «изма», // Пыль пускающего доныне в глаза», — не трогают. Их незачем трогать, потому что они, по сути, являются «мертвецами», хотя они и говорят, что они, мол, ближе к Богу. От Бога не отдалялся, к слову будет сказано, и революционный поэт Виктор Гюго, слушал Его «таинственную речь» и в равной степени был борцом (Пер. П. Антокольского):
В судьбе племён людских, в их непрестанной сменеЕсть рифы тайные, как в бездне тёмных вод.Тот безнадёжно слеп, кто в беге поколенийЛишь бури разглядел да волн круговорот.
Над бурями царит могучее дыханье,Во мраке грозовом небесный луч горит.И в кликах праздничных и в смертном содроганьеТаинственная речь не тщетно говорит.
Каждому времени, как говорится, свои песни («речи»).
В русской классической поэзии к теме ухода обращались многие поэты. Лирический герой Пушкина в стихотворении «Странник» бежит к «некоему свету», где перед ним, как ему представляется, откроются «тесные врата спасенья». Лермонтовский герой видит уход в «желании забыться и заснуть», но «чтоб в груди дышали жизни силы». Герой Тютчева «в минуту роковую» хоронит живую душу на дне морской «своенравной» волны. Евгений Баратынский об уходе не думает — он рано отдалился от света в «немую глушь, в безлюдный край»:
Счастливый сын уединенья,Где сердца ветреные сныИ мысли праздные стремленьяРазумно мной усыплены.
Для Юрия Кузнецова «уход на Луну» непростителен, потому что каждый большой и истинный поэт в суровые дни — заглянем в историю — прежде всего становился мудрым политиком или пророком (Гомер, Гораций, Данте, Шекспир, Сервантес, Пушкин, Маяковский и др.). Заметим, политиком, а не политиканом, подобно Евтушенко с господином Вознесенским.
Но Юрий Кузнецов зрит и другой исход — молитву и терпение, веря, что возможен путь из сложившегося духовного тупика: «Вера», «Когда со свечой страстотерпца», «Молчание Пифагора», «Царь-колокол», «Тяжело», «Русь убилась — обо что, не знает», «В день рождения» и др. Замечательна в этом отношении вся «Сербская песня», похожая на Плач об убитом Солнце:
Как случилось, как же так случилось?!Наше Солнце в море завалилось.Вспомню поле Косово и плачу,Перед Богом слёз своих не прячу.Кто-то предал, ад и пламень лютый!В спину Солнца нож вонзил погнутый.Кто нас предал, жги его лют пламень!Знает только Бог и Чёрный камень.И наутро над былой державойВместо Солнца нож взошёл кровавый.Наше сердце на куски разбито,Наше зренье стало триочито:Туфлю Папы смотрит одним оком,Магомета смотрит другим оком,Третьим оком — Русию святую,Что стоит от Бога одесную…Бог высоко, Русия далёко,Ноет рана старая жестоко.В белом свете всё перевернулось,Русия от Бога отвернулась.В синем небе над родной державойВместо Солнца всходит нож кровавый.Я пойду взойду на Чёрну горуИ всё сердце выплачу простору.
В мире не стало места для несчастного сербского раба Божьего: над «родной державой» бесчинствует кровавый нож, сердце народное разорвано на куски, друг-Русия отвернулась от Бога… Куда идти? К кому идти? Бороться или покориться? Бедный серб выбирает плач и молитву, и — в о з в р а щ е н и я своей души на небо:
Буду плакать и молиться долго,Может, голос мой дойдёт до Бога.Боже милый плюнет в очи серба,Его душу заберёт на небо.
Трагичен и беспросветен характер «Сербской песни» из-за того, видимо, что Юрий Кузнецов из «свободы, равенства и братства» вынес только «королевский жест» («Урок французского»). И в силах только, что очень жаль, «топтать», как бестолковый ребёнок, «на Америку вместе с Европою» («Трын-тоску даже высказать некому…»)
Стихия любого поэта — слово. И истинный поэт должен так сказать своё слово, чтобы захотелось жить даже в беспросветной мгле, а не умирать, подобно последнему «сукину сыну», желающему как можно быстрее попасть в «царство мёртвых».
Мир поэта предстаёт перед нами самодостаточным, цельным и по своим законам развивающимся. Конечно, мировоззрение Юрия Кузнецова в основном носит трагический характер. Но мир поэта трагичен во имя святой цели — любви:
Знаю: долго во имя любвиМне идти по колено в кровиТам, где тьма мировая клокочет.
Но бывают невыносимые минуты, когда Юрий Кузнецов теряет самообладание и наплыв самых разнообразных чувств рождает самые разнообразные стихи, в большинстве случаев с мотивами обречённости.
В стихотворении «Последняя ночь» Юрий Кузнецов с горечью и с болью в сердце говорит, что он «погиб, хотя ещё не умер»:
Я погиб, хотя ещё не умер,Мне приснились сны моих врагов.Я увидел их и обезумелВ ночь перед скончанием веков.
Далее, минуя «предательство своих» и «ненависть чужих», он смиренно соглашается с тем, что жизнь прошла, но тут же обретает некое самообладание, говоря, что он е щ ё не умер:
Жизнь прошла, но я ещё не умер.Слава — дым иль маара на пути.Я увидел дым и обезумел:Мне его не удержать в горсти!
Слава — сплошной, густой дым. Поэт теряет не только самообладание, но и ум. «Шум чужих» и «молчание России в ночь перед скончанием веков» и «сожжением любви» вырывает из его груди полные отцовской и сыновней любви и дум прощальные слова к Господу о Родине:
Вон уже пылает хата с краю,Вон бегут все крысы бытия!Я погиб, хотя за край хватаю:— Господи! А Родина моя?!
В горькие минуты Юрий Кузнецов всегда обращается к Богу, открывая настежь Ему свою «бурлацкую» грудь, омытую слезами, потом и грязью с кровью:
Когда со свечой страстотерпцаМолитву творю в тишине,То сердце открыто во мнеИ в Боге разверзнуто сердце.
В молитве мы оба ясны.Свет веры сквозь купол небесныйПроходит, связуя две бездны,Два сердца и две тишины.
Господь отвечает на зов…Окалину дух отряхает.И с мира спадает покров.И дьявол в аду отдыхает.
В стихотворении «Навеки прочь! Весь легион!», для которого Юрием Кузнецовым в качестве эпиграфа взяты пушкинские строки: «Подите прочь — какое дело // Поэту мирному до вас!», — дьявол предстаёт перед нами как «добродушный малый», который устал от всяческих доносчиков на певца и который самолично сжигает их доносы:
Ударил снизу смрад глубинныйИ дым от адского огня.То сатана с брезгливой минойСжигал доносы на меня.
«Как скоро душа покидает тело, она, смотря по характеру своей земной жизни, принимает образ той или другой птицы, преимущественно белого голубя или чёрного ворона», — пишет Афанасьев в «Поэтических воззрениях славян на природу» (т. 3, гл. ХХIV, стр. 112).
Далее, продолжая говорить о душе усопшего человека, Афанасьев приводит такой исторический факт: «Когда диакон Фёдор и трое его товарищей — расколоучителей были сожжены в 1681 году, то, по сказанию староверов, — души их взвились на небо в виде голубей».
Заметим из двух отрывков, что сколько душ, столько и птиц. Из первого ясно — душа=белый голубь или чёрный ворон; из второго — души расколоучителей взвились в виде голубей. Всё нам следует вспомнить для того, чтобы «забраковать» стихотворение Юрия Кузнецова «Снег… И сквозь снег наугад…»
В стихотворении образ множества летящих птиц, то есть, по воззрениям древних славян, множества чёрных душ. Значит, второе двустишие, а стих состоит из двух двустиший, по своей образно-смысловой форме неверно, потому что поэт обращается к чёрным птицам, как к одной душе:
- Архонт (СИ) - Прокофьев Роман - LitRPG
- Ночь огня - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Зарубежная современная проза
- Прерванные - 3 (ЛП) - Саочинг Муз - Эротика
- Жена криминального авторитета (СИ) - Франц Анастасия - Эротика
- Непокорная для двуликих (СИ) - Стрельнева Кира - Городское фентези