Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов
- Дата:20.06.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Стихотворения и поэмы
- Автор: Юрий Кузнецов
- Просмотров:10
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Характерная деталь: поэты и прозаики такого склада, как Кузнецов, разными, часто очень суровыми средствами, в последнее время провозглашают идею женской чистоты и верности в противовес злободневным идеям раскрепощения, свободы чувств, раскованности, столь широко распространившимся в западном мире и, как считается, влияющим на нас. Думаю, обе эти идеи стары как мир и друг друга не исключают, находя себе оправдание в тоже старых как мир противоречиях мужского начала. Кузнецов, утверждая свою Ярославну, тут же поворачивается в сторону: скучно ему проноситься, свистя, сквозь времена и веси рядом с неизменной верностью, рядом с безропотно тихой любовью. И возникает ничего не стыдящаяся, вольная любовь:
Всё короче погожие дни,Все длинней моя тень за оградой.Снежный ком из своей простыниТы слепила: — Держись или падай!И со смехом метнула в меня.Передачу твою удалуюЯ поймал среди белого дня,Словно белую грудь молодую.
Не знаю в поэзии моего поколения стихов о любви более полнокровных, более дерзких и точных по чувствам, чем кузнецовские. У других обычно виден лишь герой, а героиня — всего лишь бочок коробка, о который зажигается всего-навсего спичка.
Юрий же Кузнецов говорит с женщиной на равных. Он и Она у Кузнецова — два сильных, никогда не понимающих друга существа — что есть правда нашей разнополой природы:
Я кину дом и молодость сгублю,Пойду один по родине шататься.Я вырву губы, чтоб всю жизнь смеятьсяНад тем, что говорил тебе: люблю.
Знаю в поэзии двадцатого века лишь один такой темперамент, клокочущий от всей бури чувств, порожденных любовью. Это Владимир Маяковский, сравнение с которым вряд ли понравится Юрию Кузнецову, существу весьма предубежденному, но в том-то и парадокс, что мы сами себя не видим, а в чужом глазу соломинка видна. Хотя то, о чем я сейчас скажу, далеко не соломинка: у Маяковского и у Кузнецова очень схожие темпераменты. На первый взгляд они направлены вроде бы в разные стороны, но это лишь на первый взгляд, и разность их касается лишь литературной политики, что немаловажно, но для поэта не самое главное. Мироощущение — связь земли и неба, женского и мужского начал, то есть физиология поэтического чувства, — у них близко. Вот любовные муки Маяковского:
Рот зажму.Крик ни один имНе выпущу из искусанных губ я.Привяжи меня к кометам,как к хвостам лошадиным,и вымчи,рвя о звездные зубья…Делай что хочешь.Хочешь, четвертуй.Я сам тебе, праведный, руки вымою.Только —слышишь! —убери проклятую ту,которую сделал моей любимою!
Судите сами о внутреннем сходстве — для меня оно несомненно. Но вот еще строки:
Кровь дышала жадно и глубоко,И дымилась страсть из-под ногтей,И летал то низко, то высокоТреугольник русых журавлей…
Где они, как тень под небесами,Журавли, отпущенные мной?..Ты одна стоишь перед глазами,Как звезда стоит перед землей.
Как неожиданно из-за плеча Кудеяра выглянул здесь нежный, стеснительный в печали юноша-романтик.
Пусть Юрий Кузнецов плетет что угодно про женщин, пишущих стихи, подражательниц, истеричек и рукодельниц, — не могу на это обижаться: он по-своему прав, расставил нас довольно точно — он ведь тоже хороший рукодельник. Я благодарна ему за то, что он, может быть, единственный из современных поэтов, своим отрицанием обратил внимание на пишущую женщину. В этом отрицании — признание, если уметь читать Кузнецова, даже некий задор признания, поиск созвучной женской души, равной по силе, может быть, в чем-то более сильной.
Если он не нашел эту душу — его ли вина?
Сапоги повешенного солдата, сами идущие по земле, рука с часами, торчащая из земли, указывая час, тень женщины, убитая во сне, отец, идущий облаком пыли, Сергий Радонежский, вырезанный из тела боярыни, чтобы доспеть на солнце, песня ракушек про богиню в дырявом мешке, череп отца, из которого пьет герой, плавник, носящийся под землей и перерезающий корни всему живому, — все эти дадаистские приемы, интуитивно освоенные Кузнецовым, служат простым, простейшим и вечно живым истинам: все той же поэтической боли за землю свою и за волю свою.
Кровное чувство земли, не благостно-сладкое, а уверенно-злое, ибо в любви к отечеству без ненависти не прожить, ведет перо Кузнецова к грубым земным прозрениям, отнюдь не пессимистического характера:
Птица по небу летает.Поперек хвоста мертвец.Что увидит, то сметает.Звать ее: всему конец.
Над горою пролетала,Повела одним крылом —И горы как не бывалоНи в грядущем, ни в былом.
Над страною пролетала,Повела другим крылом —И страны как не бывалоНи в грядущем, ни в былом.
Увидала струйку дыма —На пригорке дом стоит,И весьма невозмутимоНа крыльце мужик сидит.
Птица нехотя махнула,Повела крылом слегкаИ рассеянно взглянулаИз большого далека.
Видит ту же струйку дыма —На пригорке дом стоит,И мужик невозмутимоКак сидел, так и сидит.
С диким криком распласталаКрылья шумные над ним,В клочья воздух разметала.А мужик невозмутим.
— Ты, — кричит, — хотя бы глянул,Над тобой — всему конец!— Смерть глядит! — сказал и грянулПрямо на землю мертвец.
Отвечал мужик, зевая:— А по мне на все чихать!Ты чего такая злая?Полно крыльями махать.
Злая, ожесточенная любовь и знание народного характера, старинных преданий и современных анекдотов своего народа могли продиктовать Кузнецову это замечательное стихотворение. Оно точно объясняет тайну и загадку славянской души, ее бесстрашие и беззащитную уверенность в незыблемости своего мира. Если хотите, это стихи и о войне, и о чернобыльской катастрофе.
Что касается последней, то Кузнецов, по-моему, как никто другой в нашей современной поэзии, красками слова умеет выразить состояние атомного века.
Он подлинный авангардист в слове, но так как чувства его архаичны, то читающая публика, умеющая читать лишь то, что в тексте, возмущаясь содержанием, не желает принимать форму или, напротив, принимает ее, отрывая от содержания: не отказывая Кузнецову в определенном даровании, возмущается его мироощущением.
А ведь понятие "мое мнение единственно верное” — издавна признак бескультурья. Прочесть "он пил из черепа отца” плоско, без подтекста — значит не прочесть ничего.
Иной, правда, и подтекст прочтет как ему захочется. Вот и спорят: пить или не пить из черепа отца, нравственно это или безнравственно. Эта горькая кошмарная метафора вообще спора не предполагает: безнравственны спорящие о ней, ибо рассуждают о том, о чем нужно молчать, молчать и слушать поэта или не слушать его, если противно.
Думаю, в свое время современников Маяковского раздражали его строки:
Как чашу вина в застольной здравице,подъемлюстихами наполненный череп.
А что тогда говорить о строке Маяковского:
Я люблю смотреть, как умирают дети.
Даже славящийся своей тонкостью критик Лев Аннинский готов вменять ее Maяковскому в вину, даже он читает ее прямо, плоско, не видит, что ли, в слове "люблю” слова "ненавижу”?
Давняя истина: уметь читать — это ещё не значит уметь понимать написанное.
Он ниспровергает Пушкина! Последний от этого ниспровержения не шелохнется, как не шелохнулся он от ниспровержений Маяковского и его современников.
Как не видят те, кто возмущается Кузнецовым, что и его отношение к Пушкину — обратная сторона любви. Тот же прием, что с женщинами-поэтессами. Отрицая — признает.
Эта форма литературного отношения в нашем приземленном обществе, много рассуждающем о духовности, но плохо представляющем, что такое духовность, забыта, а ведь еще недавно Толстой разоблачал Шекспира так, что тянуло читать и читать Шекспира.
Верно то, что "жена найдет себе другого, а мать сыночка никогда”, — слова из народной песни опровергают смысл симоновского стихотворения. Почему же об этом нельзя сказать без опасения быть обвиненным во всех смертных грехах?
- Архонт (СИ) - Прокофьев Роман - LitRPG
- Ночь огня - Эрик-Эмманюэль Шмитт - Зарубежная современная проза
- Прерванные - 3 (ЛП) - Саочинг Муз - Эротика
- Жена криминального авторитета (СИ) - Франц Анастасия - Эротика
- Непокорная для двуликих (СИ) - Стрельнева Кира - Городское фентези