Глоток зеленого шартреза - Николай Гумилев
- Дата:09.07.2024
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Глоток зеленого шартреза
- Автор: Николай Гумилев
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентину Кривичу
1Она простерлась, неживая,Когда замышлен был набег,Ее сковали грусть без края,И синий лед, и белый снег.
Но и задумчивые елиВ цветах серебряной луны,Всегда тревожные, хотелиСвятой по-новому весны.
И над страной лесов и гатейСверкнула золотом заря –То шли бесчисленные ратиНепобедимого царя.
Он жил на сказочных озерах,Дитя брильянтовых раджей,И радость светлая во взорах,И губы, лотуса свежей.
Но, сына царского, на северЕго таинственно влечет:Он хочет в поле видеть клевер,В сосновых рощах желтый мед.
Гудит земля, оружье блещет,Трубят военные слоны,И сын полуночи трепещетПред сыном солнечной страны.
Се – царь! Придите и поймитеЕго спасающую сеть,В кипучий вихрь его событийСпешите кануть и сгореть.
Легко сгореть и встать иными,Ступить на новую межу,Чтоб встретить в пламени и дымеВладыку севера, Раджу.
2Он встал на крайнем берегу,И было хмуро побережье,Едва чернели на снегуСледы глубокие медвежьи.
Да в отдаленной полыньеПлескались рыжие тюлени,Да небо в розовом огнеБросало ровный свет без тени.
Он обернулся… там, во мгле,Дрожали зябнущие парсыИ, обессилев, на землеВалялись царственные барсы,
А дальше падали слоны,Дрожа, стонали, как гиганты,И лился мягкий свет луныНа их уборы, их брильянты.
Но людям, павшим перед ним,Царь кинул гордое решенье:«Мы в царстве снега создадимИную Индию… Виденье.
На этот звонкий синий ледУтесы мрамора не лягут,И лотус здесь не зацвететПод вековою сенью пагод.
Но будет белая заряПылать слепительнее вдвое,Чем у бирманского царяКостры из мирры и алоэ.
Не бойтесь этой наготыИ песен холода и вьюги,Вы обретете здесь цветы,Каких не знали бы на юге».
3И древле мертвая странаС ее нетронутою новью,Как дева юная, пьянаСвоей великою любовью.
Из дивной Галлии вотщеК ней приходили кавалеры,Красуясь в бархатном плаще,Манили к тайнам чуждой веры.
И Византии строгой речь,Ее задумчивые книгиНе заковали этих плечВ свои тяжелые вериги.
Здесь каждый миг была веснаИ в каждом взоре жило солнце,Когда смотрела тишинаСквозь закоптелое оконце.
И каждый мыслил: «Я в бреду,Я сплю, но радости все те же,Вот встану в розовом садуНад белым мрамором прибрежий.
И та, которую люблю,Придет застенчиво и томно.Она близка… Теперь я сплю,И хорошо у грезы темной».
Живет закон священной лжиВ картине, статуе, поэме –Мечта великого Раджи,Благословляемая всеми.
Автографы на книге Н. С. Гумилева
«Романтические цветы»
СОЛНЦЕ ДУХА
СТИХИ И ПРОЗА 1911–1916 гг.
Из книги «ЧУЖОЕ НЕБО»
IАНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬОн мне шепчет: «Своевольный,Что ты так уныл?Иль о жизни прежней, вольной,Тайно загрустил?
Полно! Разве всплески, речиСумрачных морейСтоят самой краткой встречиС госпожой твоей?
Так ли с сердца бремя сниметГолубой простор,Как она, когда подниметНа тебя свой взор?
Ты волен предаться гневу,Коль она молчит,Но покинуть королевуДля вассала – стыд».
Так и ночью молчаливой,Днем и поутруОн стоит, красноречивый,За свою сестру.
ДВЕ РОЗЫПеред воротами ЭдемаДве розы пышно расцвели,Но роза – страстности эмблема,А страстность – детище земли.
Одна так нежно розовеет,Как дева, милым смущена,Другая, пурпурная, рдеет,Огнем любви обожжена.
А обе на Пороге Знанья…Ужель Всевышний так судилИ тайну страстного сгораньяК небесным тайнам приобщил?!
ДЕВУШКЕМне не нравится томностьВаших скрещенных рук,И спокойная скромность,И стыдливый испуг.
Героиня романов Тургенева,Вы надменны, нежны и чисты,В вас так много безбурно-осеннегоОт аллеи, где кружат листы.
Никогда ничему не поверите,Прежде чем не сочтете, не смерите,Никогда никуда не пойдете,Коль на карте путей не найдете.
И вам чужд тот безумный охотник,Что, взойдя на нагую скалу,В пьяном счастье, в тоске безотчетнойПрямо в солнце пускает стрелу.
НА МОРЕЗакат. Как змеи, волны гнутся,Уже без гневных гребешков,Но не бегут они коснутьсяНепобедимых берегов.
И только издали добредшийБурун, поверивший во мглу,Внесется, буйный сумасшедший,На глянцевитую скалу.
И лопнет с гиканьем и ревом,Подбросив к небу пенный клок…Но весел в море бирюзовомС латинским парусом челнок;
И загорелый кормчий ловок,Дыша волной растущей мглыИ от натянутых веревокБодрящим запахом смолы.
СОМНЕНИЕВот я один в вечерний тихий час,Я буду думать лишь о вас, о вас.
Возьмусь за книгу, но прочту: «она»,И вновь душа пьяна и смятена.
Я брошусь на скрипучую кровать,Подушка жжет… нет, мне не спать, а ждать.
И крадучись я подойду к окну,На дымный луг взгляну и на луну,
Вон там, у клумб, вы мне сказали «да»,О, это «да» со мною навсегда.
И вдруг сознанье бросит мне в ответ,Что вас, покорной, не было и нет,
Что ваше «да», ваш трепет у сосны,Ваш поцелуй – лишь бред весны и сны.
СОНУтренняя болтовняВы сегодня так красивы,Что вы видели во сне?– Берег, ивыПри луне. –
А еще? К ночному склонуНе приходят, не любя.– ДездемонуИ себя. –
Вы глядите так несмело:Кто там был за купой ив?– Был Отелло,Он красив. –
Был ли он вас двух достоин?Был ли он как лунный свет?– Да, он воинИ поэт. –
О какой же пел он нынеНеоткрытой красоте?– О пустынеИ мечте. –
И вы слушали влюбленно,Нежной грусти не тая?– Дездемона,Но не я. –
ОТРЫВОКХристос сказал: убогие блаженны,Завиден рок слепцов, калек и нищих,Я их возьму в надзвездные селенья,Я сделаю их рыцарями небаИ назову славнейшими из славных…Пусть! Я приму! Но как же те, другие,Чьей мыслью мы теперь живет и дышим,Чьи имена звучат нам, как призывы?Искупят чем они свое величье,Как им заплатит воля равновесья?Иль Беатриче стала проституткой,Глухонемым – великий Вольфганг ГетеИ Байрон – площадным шутом… о ужас!
ТОТ ДРУГОЙЯ жду, исполненный укоров:Но не веселую женуДля задушевных разговоровО том, что было в старину.
И не любовницу: мне скученПрерывный шепот, томный взгляд, –И к упоеньям я приучен,И к мукам, горше во сто крат.
Я жду товарища, от БогаВ веках дарованного мне,За то, что я томился многоПо вышине и тишине.
И как преступен он суровый,Коль вечность променял на час,Принявши дерзко за оковыМечты, связующие нас.
ВЕЧНОЕЯ в коридоре дней сомкнутых,Где даже небо – тяжкий гнет,Смотрю в века, живу в минутах,Но жду Субботы из Суббот;
Конца тревогам и удачам,Слепым блужданиям души…О день, когда я буду зрячимИ странно знающим, спеши!
Я душу обрету иную,Все, что дразнило, уловя.Благословлю я золотуюДорогу к солнцу от червя.
И тот, кто шел со мною рядомВ громах и кроткой тишине,Кто был жесток к моим усладамИ ясно милостив к вине;
Учил молчать, учил бороться,Всей древней мудрости земли, –Положит посох, обернетсяИ скажет просто: «Мы пришли».
КОНСТАНТИНОПОЛЬЕще близ порта орали хоромМатросы, требуя вина,А над Стамбулом и над БосфоромСверкнула полная луна.
Сегодня ночью на дно заливаШвырнут неверную жену,Жену, что слишком была красиваИ походила на луну.
Она любила свои мечтанья,Беседку в чаще камыша,Старух гадальщиц, и их гаданья,И все, что не любил паша.
Отец печален, но понимаетИ шепчет мужу: «Что ж, пора?»Но глаз упрямых не поднимает,Мечтает младшая сестра:
– Так много, много в глухих заливахЛежит любовников других,Сплетенных, томных и молчаливых…Какое счастье быть средь них!
СОВРЕМЕННОСТЬЯ закрыл «Илиаду» и сел у окна,На губах трепетало последнее слово,Что-то ярко светило – фонарь иль луна,И медлительно двигалась тень часового.
Я так часто бросал испытующий взорИ так много встречал отвечающих взоров,Одиссеев во мгле пароходных контор,Агамемнонов между трактирных маркеров.
Так в далекой Сибири, где плачет пурга,Застывают в серебряных льдах мастодонты,Их глухая тоска там колышет снега,Красной кровью – ведь их – зажженыгоризонты.
Я печален от книги, томлюсь от луны,Может быть, мне совсем и не надо героя,Вот идут по аллее, так странно нежны,Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.
СОНЕТЯ, верно, болен: на сердце туман,Мне скучно все, и люди, и рассказы,Мне снятся королевские алмазыИ весь в крови широкий ятаган.
Мне чудится (и это не обман):Мой предок был татарин косоглазый,Свирепый гунн… я веяньем заразы,Через века дошедшей, обуян.
Молчу, томлюсь, и отступают стены –Вот океан, весь в клочьях белой пены,Закатным солнцем залитый гранит.
И город с голубыми куполами,С цветущими жасминными садами,Мы дрались там… Ах да! я был убит.
ОДНАЖДЫ ВЕЧЕРОМВ узких вазах томленье умирающих лилий.Запад был медно-красный. Вечер был голубой.О Леконте де Лиле мы с тобой говорили,О холодном поэте мы грустили с тобой.
Мы не раз открывали шелковистые томыИ читали спокойно и шептали: не тот!Но тогда нам сверкнули все слова, все истомы,Как кочевницы звезды, что восходят раз в год.
Так певучи и странны, в наших душах воскреслиРифмы древнего солнца, мир нежданно-большойИ сквозь сумрак вечерний запрокинутый в креслеРезкий профиль креола с лебединой душой.
ОНАЯ знаю женщину: молчанье,Усталость горькая от словЖивет в таинственном мерцаньеЕе расширенных зрачков.
Ее душа открыта жадноЛишь медной музыке стиха,Пред жизнью дольней и отраднойВысокомерна и глуха.
Неслышный и неторопливый,Так странно плавен шаг ее,Назвать нельзя ее красивой,Но в ней все счастие мое.
Когда я жажду своеволийИ смел и горд – я к ней идуУчиться мудрой сладкой болиВ ее истоме и бреду.
Она светла в часы томленийИ держит молнии в руке,И четки сны ее, как тениНа райском огненном песке.
ЖИЗНЬС тусклым взором, с мертвым сердцем в мореброситься со скалы,В час, когда, как знамя, в небе дымно-розовая заря,Иль в темнице стать свободным, как свободны одниорлы,Иль найти покой нежданный в дымной хижине дикаря!
Да я понял. Символ жизни – не поэт, что творит слова,И не воин с твердым сердцем, не работник, ведущийплуг, –С иронической усмешкой царь-ребенок на шкуре льва,Забывающий игрушки между белых усталых рук.
ИЗ ЛОГОВА ЗМИЕВАИз логова змиева,Из города Киева,Я взял не жену, а колдунью.А думал – забавницу,Гадал – своенравницу,Веселую птицу-певунью.
Покликаешь – морщится,Обнимешь – топорщится,А выйдет луна – затомится,И смотрит, и стонет,Как будто хоронитКого-то, – и хочет топиться.
Твержу ей: крещеному,С тобой по-мудреномуВозиться теперь мне не в пору;Снеси-ка истому тыВ днепровские омуты,На грешную Лысую гору.
Молчит – только ежится,И все ей не можется,Мне жалко ее, виноватую,Как птицу подбитую,Березу подрытуюНад очастью, Богом заклятою.
IIПОСВЯЩАЕТСЯ АННЕ АХМАТОВОЙ
- Конец и вновь начало - Лев Гумилев - История
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Сталь и песок - Юрий Вольнов - Боевая фантастика
- Метели ложаться у ног - Василий Ледков - Детская проза
- Золотые сны - Леонид Наумович Наумов - Газеты и журналы / Прочий юмор