Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность - Лев Клейн
- Дата:11.11.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Психология
- Название: Другая любовь. Природа человека и гомосексуальность
- Автор: Лев Клейн
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Да, — сказал Петрушка. — Мальчик должен очень много потрудиться, чтобы заполучить мужчину. Мой нынешний дружок хотел заняться любовью сразу же, «позабавиться», как он выразился, но я отвергал это в течение трех недель».
«Что вы делаете вдвоем в постели?»- спросил я.
«Обычно в первый месяц мальчик хочет проделать всё, но потом устанавливается какая-то модель поведения. Мой дружок любит сосать мои яйца, пока я дрочу свой член. Он любит чувствовать этот ритм моей руки, и он любит наблюдать сперму на моем животе и втирать ее мне в кожу. Очень важно говорить о сексе с мальчиками. Вы должны всё проговорить прежде, чем что-либо делать. Я как-то попросил своего прежнего любовника, теперь, когда он вырос, рассказать мне, что я делал не так, а что правильно. Он сказал мне, что не любил, когда его трахают. 'Почему же ты не сказал мне этого тогда?'- спросил я. 'Потому что ты так сильно это любил — я хотел доставить тебе удовольствие'. В этом все дело; дети хотят доставить вам удовольствие».
Так мирно и плавно течет эта беседа — двое интеллигентных и понимающих друг друга людей обсуждают проблемы плотской любви… Но как вдумаешься — о чем, бишь, они? О сексуальном акте с ребенком! О том, что для всех окружающих абсолютно ненормально и неприемлемо!
Но неприемлемо только в нашей иудео-христианской культуре, а в ней много и других не очень понятных для остального мира ограничений. Вовлечение детей в сексуальную жизнь считается вполне приемлемым и безвредным в некоторых мусульманских культурах. Во всяком случае там возраст половой доступности значительно ниже. Безусловно нормальным считались половые связи с мальчиками в античной культуре, в частности — у спартанцев. Не говоря уж о большинстве первобытных культур. Но прислушаемся дальше к беседе.
«Были ли у вас неудачи в ваших приключениях?»
«Когда я был моложе. <…> Забавно, что меня дважды били подростки, но оба раза те, которых я отверг, когда они были детьми. Иногда я думаю, что взрослые, которые ненавидят геев, это те, которых когда-то отвергли…
«Уайт пишет: «Когда я был ребенком и жаждал старшего любовника, я видел в нем спасителя, того, кто освободит меня от тирании родителей, кто будет ценить меня. Я сказал об этом Петрушке, и он ответил: «Конечно, когда мальчик в постели с вами, он знает, что он равен вам. Он нужен вам, он может дать вам счастье, и он торжествует от чувства своей силы». <… > Я сказал ему: «Говорят, каждый из нас представляет себя всегда в одном и том же возрасте. <…> В каком возрасте представляете себя вы?»
Он сказал: «Девятилетним». И улыбнулся. «Не всегда. Я могу быть и старше, чувствующим влечение к старшим мужчинам. К вам, например».
«Вы тоже мне очень нравитесь, — сказал я. — Когда вы говорили, я всё время жалел, что не встретил вас, когда был девятилетним, но чтобы вы были таким, как сейчас».
Он впервые за всё время рассмеялся: «У меня была та же мысль, та же самая.» (White 1983:311–316).
Таково видение проблемы глазами педофила. Это, конечно, пристрастные глаза, какими бы они не казались наивными и невинными. Верить ли его словам о том, что все его юные любовники, выросши, не стали голубыми, что они не сменили свою сексуальную ориентацию» ведь это ключевой пункт морального самооправдания. Затронута сердцевина общественного обвинения всей касты педофилов. Что ж, кажется, ему незачем врать в доверительной беседе с Уайтом. Но в диалоге слышен и подтверждающий голос выросшего мальчика — это голос самого Уайта.
* * *А вот и еще один голос. Силверстайн приводит в своей книге рассказ шестнадцатилетнего Джонни. Джонни уже два года живет со своим любовником Артуром, а первый секс имел в семилетнем возрасте, когда его дядя познакомил его с оральным сексом (отношения с дядей продолжаются и ко времени интервью). С тринадцати лет Джонни стал заниматься проституцией. Вот что он поведал:
«Что касается секса, я смотрю на это дело так. Это самое последнее, что я могу для них сделать. Я никогда не говорю это им. Артур делает для меня очень много, и ему в самом деле нравится это делать. Вот один способ которым я могу доставить удовольствие кому-то, кому я нравлюсь. Они как большие братья для меня. Я должен был раньше или позже рассчитать, что я могу найти большого брата на улице, и я это сделал.
Мне кажется, мужчины, которых я встречаю, или Артур так серьезно относятся к сексу. Для них это звучит так важно. Когда Артур видит пацана, он может думать только об этом. Большинство мужиков, которых я встречаю, думают о пацане как о сексуальном объекте вместо того, чтобы думать о тебе для другого, для хорошего времяпрепровождения или пойти поиграть. То же самое, когда мужик отсасывает мне я даже не думаю об этом как о сексе. Это просто хорошее ощущение, просто баловство.
Я не знаю, гей я или нет.» (Silverstein 1981: 208).
С этим согласуются слова старого педофила Николаев:
«Тяга к сексу с подростками <…> включает в себя побуждение к тому, чтобы идти в разных направлениях, пробовать то и это, смотреть, что ощущается хорошо, а что лучше. И в этом частичное объяснение того, почему одни мальчики переходят от опыта в греческой любви к женщинам, другие — к другим мальчикам или к мужчинам» (Silverstein 1981: 211).
8. Казнить нельзя помиловать
Здесь пора взглянуть и на второго участника неравной любовной пары — на педофила, на педераста. Вот уж кому не позавидуешь. Всё ему препятствует, все его преследуют, все его презирают — родители мальчиков, полиция, уголовники, гомосексуалы и, что касается презрения, то даже он сам. А между тем, Платон любил именно так, это и есть по-настоящему платоническая любовь. А между тем, нынешние платоны такими и родились. Это тоже люди — любящие, страдающие, иногда очень культурные и ценные для человечества — Чайковский, Уитмен, Андре Жид, Бенджамен Бриттен с его 12-летним хористом. Они живут всё время на грани ужасающего провала, всё время под дамокловым мечом, всё время страшно рискуя. Мы это редко представляем себе (но см. Bolton et al. 1989).
Психологию людей этого плана с наивным цинизмом выразил известный французский шансонье Серж Гэнзбур:
«Это малолетка, но не слишком маленький, иначе это становится отвратительным. Что до меня, то у меня мораль XIX века. <…> Конечно, маленькие мальчики, потому что они такие свежие. Опять же я предпочитаю мальчика девочке, потому что девочка для меня пахнет мочой. Мальчик никогда не пахнет мочой: он умывает свой хоботок, он опрятен, он годится» (Lariviere 1997: 152).
Вернемся к тому канадскому парню, которого соблазнил 12-летний мальчик. Парень теперь сознает свои пристрастия. Это не делает его счастливым, но дает определенность.
«Мои интересы определенно сосредоточены на мальчиках, так это от тринадцати до шестнадцати. Если это секс, как тот, о котором я рассказывал, я люблю, если это получается, но очень часто я знаю, что это не получится, и даже не стараюсь довести до этого. Но у меня так много друзей среди пацанов, которым я помогал… У меня всегда такое чувство, что, пусть меня сразит намертво, если есть проклятый Бог, я не делал ничего плохого. Я всё еще верю в это. Это ведь так убивает — знать, что у тебя есть все эти желания любить кого-то, и это считается скверным, тебе нельзя делать это. Ты должен вечно играть, должен лгать, всё украдкой, это ужасно» (West 1992: 283).
Общество почти единодушно в ненависти к педофилам, в страхе перед их ужасными преступленьями и не проводит границы между ними и сексуальными извергами-маньяками, насилующими и убивающими свои жертвы. С педофилами связывают и вовлечение детей в съемки порнографических фильмов, и организацию публичных домов с несовершеннолетними, и похищение детей для этого. Даже в самых либеральных странах Западной Европы за организаторами такого бизнеса полиция охотится на уровне Интерпола, заодно и за педофилами вообще.
Английский социолог Стэн Коэн заметил:
«время от времени общества подвержены периодам моральной паники. Некое обстоятельство, явление, лицо или группу лиц начинают определять как угрозу общесоциальным ценностям и интересам; средства массовой информации изображают их природу стилизованным и стереотипным образом; моральные баррикады заполняются издателями, епископами, политиками и другими правоверными людьми, социально-признанные эксперты оглашают свои диагнозы и рекомендации; вырабатываются или, чаще, применяются специальные способы борьбы; после этого явление исчезает, подавляется или ухудшается… Иногда паника проходит или забывается, но в другие времена она имеет более серьезные и длительные последствия…» (Kohen 1972: 9; см. также Jenkins 1993; Goode and Nachman 1996).
И. С. Кон, из книги которого я заимствовал эту цитату, констатирует вспышку «моральной паники» в России в связи с нынешней либерализацией и высвобождением всяческих проявлений сексуальности — эротики на экране, порнографии, проституции и т. п. Кон (1997: 208) пишет:
- IT-рекрутмент. Как найти лучших специалистов, когда все вокруг горит - Егор Яценко - Маркетинг, PR, реклама
- Корпоративная культура современной компании. Генезис и тенденции развития - Анжела Рычкова - Культурология
- Китаизация марксизма и новая эпоха. Политика, общество, культура и идеология - Ли Чжожу - Политика / Экономика
- Ученик Творца. Проба сил. Книга 2. - Валерий Тиничев - Научная Фантастика
- Повелитель Запретной Магии - Владимир Упоров - Книги магов