Сумерки в полдень - Даниил Краминов
- Дата:11.01.2025
- Категория: Научные и научно-популярные книги / Политика
- Название: Сумерки в полдень
- Автор: Даниил Краминов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Письмо Петра начиналось в том «деревенском стиле», к которому в семье Карзановых все были приучены с детства:
«Здравствуй, брат мой Антон! Спешу сообщить тебе, что я жив и здоров, чего и тебе желаю. Отец и мать, как мне пишут из дома, тоже живы и здоровы, а также Алешка и Васятка живы и здоровы. Жив и здоров и крестный Аким Макарович, который все еще сердит, что ты не мог «расплантовать» ему достаточно ясно насчет войны — будет она, проклятая, скоро или не будет.
Спешу сообщить также, что Якова Гурьева, про которого ты говорил, я нашел и заставил тут же, при мне, написать домой, и он уже получил ответ: родители его страшно горюют по Семену. Недавно вещички его получили и заново сына оплакали. Велели Якову поклониться тебе за то, что не забыл их просьбу, и мне за то, что приказал Якову писать домой.
Жизнь моя армейская течет помаленечку, и больших перемен пока нет, но они ожидаются каждый день. То, о чем говорил Тербунин в поезде — помнишь? — подтвердилось. На своем участке мы за одну неделю обнаружили двойное увеличение как в людях, так и в технике. На той стороне целыми днями барражируют самолеты — и не только одиночки, которые наблюдают за нашей границей, но и звеньями. Видимо, готовятся перехватить наших, если они, направляясь в Чехословакию, вторгнутся в их воздушное пространство. Расчеты на то, что те, о которых говорил Тербунин, будут действовать вместе с нами, уже не принимаются в соображение. Приходится исходить из новой обстановки. То, что ты говорил о возможном нажиме и возможном союзе, не оправдывается: идут военные приготовления против нас. Полковники, на которых кто-то возлагал надежды, предпочли избрать своими союзниками врага: вероятно, они не думают, что союз с Гитлером означает конец для их страны. Тут кто-то просчитался, и мы оказались в неважном положении. Ну что ж, мы не отчаиваемся: как говорят, бог не выдаст — свинья не съест.
Тербунин посылает тебе привет и надеется, что, ознакомившись с обстановкой в Европе, ты разберешься в том, что происходит, и на обратном пути расскажешь нам. (Только дай знать, когда будешь проезжать через наши места, — об остальном мы позаботимся.) Ему дали «шпалу», и он страшно возгордился и показывает эту «шпалу» как доказательство того, что все в мире подвержено переменам: лишь недавно его ругали за стремление рисовать все черными красками и видеть врага там, где возможен союзник, теперь хвалят за то, что он правильно предсказал поведение соседей. «Великие события, — говорит он, — отражаются в судьбах самых скромных людей, как солнце в капле воды, но с той разницей, что судьба капли остается прежней, а судьба человека меняется самым неожиданным образом».
Хотелось бы поговорить по душам, и есть о чем поговорить, в письме всего не напишешь, хоть ты и заверил меня, что в чужие руки мои письма не попадут. Пиши, буду ждать с нетерпением. Если переписываешься со своей Катей — привет ей от меня. Буду в Москве — постараюсь посмотреть на нее хотя бы издали, а если удастся, то и поговорить. Самому мне пока ничего не улыбается. Кругом — лес, птица, зверье, и когда встречаем девушку на лесной или проселочной дороге, то смотрим на нее такими глазами, будто перед нами чудо. Вот какие дела.
Ну, пока! Петр».И над письмом брата Антон поразмышлял немного, стараясь вникнуть и правильно понять его намеки. Теперь уже было бесспорно, что варшавские полковники выбрали союз с Гитлером и, судя по письму Петра, приготовились даже дать отпор, если мы двинем свои вооруженные силы на помощь Чехословакии. Теперь нам пришлось бы воевать не только с Германией, но и с Польшей, а это серьезно осложняло положение.
Письмо Ефима Цуканова заинтересовало, даже заинтриговало с самого начала:
«Антон, дружище, сведущие люди сказали мне, что есть возможность послать тебе письмо закрытым путем, и я, разумеется, не мог не воспользоваться этой возможностью, убедившись сначала, что оно не попадет в руки одного нашего общего друга. Теперь по порядку.
В моей судьбе произошла резкая перемена. Через два дня после твоего отъезда меня вызвали из района, где я занимался уборкой, и направили в горком, а в горкоме сказали, что пришло время и мне надеть военную форму. Я, конечно, честно объяснил им, что в военном деле ничего не смыслю и не чувствую призвания к ратным подвигам, а они говорят: во-первых, кое-что в военном деле ты смыслишь или, по крайней мере, должен смыслить, ты же прошел допризывную подготовку; во-вторых, научишься смыслить в нужном объеме и, в-третьих, пойдешь на политработу, а это дело тебе известно. Когда эти доводы не подействовали, меня пригласили повыше и там объяснили, что «мирная передышка», которую нам дал мировой империализм, подходит, по мнению партии, к концу и что военное дело вновь становится одним из самых важных и партия хочет послать в Вооруженные Силы надежных, грамотных и проверенных на практической работе коммунистов. Против таких доводов, сам понимаешь, не возразишь, и я не возражал. Сказал, правда, что моим друзьям доверили заниматься дипломатией, то есть заботиться о мире, а меня почему-то нацеливают на войну, хотя я по натуре очень мирный человек, и мне опять разъяснили, что успех заботы моих друзей о мире в значительной мере зависит от силы и готовности наших Вооруженных Сил, и тут я тоже не мог ничего возразить.
После того как меня переодели, дали должность и даже звание, нас собрали, чтобы просветить относительно нынешней международной и военной обстановки, и перед нами выступило несколько видных и знающих свое дело ораторов. Среди них оказался и известный тебе начальник нашего общего друга. Его выступление заслуживает особого внимания. Во-первых, наш комкор — не думай, что он командует корпусом, в его распоряжении лишь большой стол с несколькими телефонами, — представляя его нам, назвал выдающимся деятелем советской дипломатии, имя которого заслуженно пользуется известностью далеко за пределами нашей страны. (Так ли это — тебе легче судить.) Во-вторых, «выдающийся деятель» начал свою речь с восхваления нашего комкора, военная слава которого будто бы гремела в те героические времена, когда мы, несчастные, ходили пешком под стол. В-третьих, он сказал, что, хотя занимается дипломатией, и не без успеха, о чем свидетельствуют частые упоминания его имени в иностранной прессе — он, как и его верный помощник, не страдает, кажется, избытком скромности, — все же не может не признать, что решающее слово в международных делах принадлежало и принадлежит силе, которая, перефразируя известное выражение Маркса, является «повивальной бабкой истории». Сделав несколько комплиментов в адрес нашей армии и даже в наш адрес: «Вы — это костяк армии, ее хребет, ее ум, ее воля», — он сказал, что мы «должны быть готовы понести на своих штыках свободу народам Европы не только от фашизма, но и от капитализма вообще. Пришло время выполнить нашу историческую революционную миссию, которая началась с Великой Октябрьской революции в России и которую мы вынуждены были отложить на время потому, что были слабы. Когда говорят, что «мирная передышка» кончается, то она кончается не только для нас, но и для мирового капитализма. Мы идем навстречу буре, которая сметет с мировой сцены все реакционные силы, все отжившие и выходящие в тираж классы, и на освобожденной, очищенной вихрем всенародного гнева земле утвердится на все грядущие века мир свободы, равенства и братства».
Хотя, как ты знаешь, я не люблю красивых фраз, кем бы они ни произносились, я был очарован тем, что сказал «выдающийся деятель», и, когда оратор сходил с трибуны, я вместе со всеми аплодировал ему и готов был броситься к сцене, чтобы приветствовать его. Но мой сосед — пожилой, усталый и чем-то недовольный полковой комиссар — остановил меня: «Куда ты?» — «Пожать руку оратору, — ответил я. — Очень уж здорово говорит». — «А ты вдумался в то, что он говорит?» — «А чего тут вдумываться? Здорово сказано!» — «Здорово-то здорово, — сказал комиссар, — да неверно». — «Что неверно?» — «Да все неверно, — ответил комиссар. — Потому что все отдает левацкой фразой и повторяет почти слово в слово то, что требовали меньшевики вместе с Троцким на ранней стадии нашей революции. И хотя они мнили себя стр-рашными р-р-революционерами, на самом деле помогали мировой буржуазии объединиться против молодой Советской республики». Должен признаться, что после этого я онемел и, конечно, уже не только не рвался к сцене, но и постарался не оказаться на пути оратора, когда он, покидая зал, пожимал руки всем, кто стоял поблизости.
А когда мы спускались по лестнице, комиссар сказал мне, что запомнил оратора еще с питерских времен — он и тогда выступал так же красиво и говорил, что пламя революции должно перерасти в огненную бурю, которая испепелит мир капитала. Он не согласился с Лениным, добивавшимся для измученной страны мирной передышки почти любой ценой, и упрямо отстаивал свою позицию, выступая то на одном, то на другом митинге, за что и был исключен из партии.
- Москвичи и черкесы - Е. Хамар-Дабанов - Исторические приключения
- Любовь в полдень - Лиза Клейпас - Остросюжетные любовные романы
- Красные каштаны - Михаил Коршунов - Советская классическая проза
- Дети ночных цветов. Том 1 - Виталий Вавикин - Ужасы и Мистика
- Букет строк - Галина Якименко - Поэзия