Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко
0/0

Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко. Жанр: Культурология / Науки: разное. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко:
Автор книги, используя образы философии Фрэнсиса Бэкона, именует ложных кумиров нашего времени «идолами театра». Современные идолы восполняют нехватку нашего мужества быть. На экране постмодерна идолы играют роли Рода, Пещер и Языка. Род рождает кумиров крови и почвы, компенсирующих нехватку мужества быть частью коллектива. Пещеры рождают сексуальных кумиров, компенсируя нехватку мужества принять Бога. Язык рождает рыночных кумиров политической истерии, компенсируя нехватку мужества быть собой. Эпоха традиции не предполагала «идолов», но лишь сам Театр – Возвышенное, подмостки которого осуществляли блокировку Зияния смерти Сиянием Антигоны, событием Распятия. Лишь обманывая, лицедеи говорили правду. В обществе лицемеров никто ничего не скрывает, но больше нет ничего истинного. Правда транслируется напрямую и от этого перестает быть истиной. Возвышенное утрачивается, на смену ему приходит разрушительный смех. Если внушить человеку, что умирать – весело, убивать он будет с особым цинизмом. Обществу идолов автор противопоставляет Логос – по-новому осмысленную Традицию: не корпоративную тяжесть ностальгического прошлого, а коллективный смысл, пропущенный сквозь призму индивидуального сознания субъекта, добровольно открытого универсуму, способного сочетать в себе космичность и патриотизм, свободу и ответственность.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Читем онлайн Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 146
соборности как мистической установки на единую сущность человечества. Без Бога, единство в котором и составляло суть подлинного экзистенциального общения, невозможно было себе представить истинный диалог. Недаром Людвиг Витгенштейн говорил, что то, о чём не следует говорить, о том следует молчать. Поэтому божественное и составляло священную тишину – светлую немоту, плавающую в паузах между репликами «Я» и «Ты».

Бог, сакральное, был непознаваемым содержанием исихастского молчания. Божественное заставляло библейское слово-Логос звучать выше слов, предполагая сияние смыслов в подтекстах, между строк, в несказанном, в умалчиваемом. Тишина как все звуки сразу одухотворяла все традиционные культуры: индийские практики йоги, даосские медитации, японский дзен. Тишина делала невозможным совершенный поэтический перевод, когда «дух» поэзии, «аура» произведения искусства, ускользал от номинаций, составляя вакуум в символической структуре и обуславливая блеск и нищету любого перевода. Мартин Бубер, Ганс Георг Гадамер, Герхарт Гауптман, Мартин Хайдеггер, Карл Густав Юнг, Хосе Ортега-и-Гассет, Жак Лакан, Ален Бадью, Карл Ясперс, Юлия Кристева искали истину именно вне знаков, за буквой, под буквой, выше буквы, осознавая всю величественную трагедию языка. То же самое – в художественной литературе. Чехов и Хемингуэй создают импрессионистическую прозу по модели айсберга, основная часть которого находится под водой, а Марина Цветаева смело ставит тире, на теле которого «держится» как поэт[74].

Да, каждый мыслил бытие по-разному. Негативная онтология Востока и западного психоанализа предполагала под ним пустыню Реального, пустоту, Ничто, отсутствие, нирвану, а метафизическая онтология обнаженного присутствия архетипа – сущностное, когда Ничто становится Всем и есть Всё, экзистенция, священное. Персонализм провозгласил бытие избытком человека, который есть одновременно нехватка: его слишком мало и слишком много для символизации, он выворачивается из сетей языка, из цепочки имён, его невозможно высчитать и маркировать, это – пустое место, о которое спотыкается язык, потому что ноль выражает себя через единицу, субъект как нулевая фонема воплощается в Другом. Но этот Другой не убивает субъекта, а служит тем целым колелктивной памяти в синтагме, частью которого становится нулевая сингулярная точка. Так было и есть в традиции, чья синтагма освящала единство микрокосмоса и макрокосмоса.

Девальвация Логоса как Слова, наполненного молчанием бытия, привело к появлению множества слов как скользящих означающих. Лишенные Логоса, слова превратились в плавающие знаки поверхности-ризомы. Двигаясь темпоральной парадигмой рыночного времени, они навсегда покинули горизонтальную плоскость пространства ради космической скорости капитала. Пустые слова рождали и рождают воображаемые сценарии, иллюзорные тренды, эфемерные мигающие значения. Слова и смыслы превратились в симулякры. Осуществленное в дерридианстве изъятие из левинасизма краеугольного камня божественности оставило нам только множество других, абсолютно других, которые в экстазе коммуникации разлились вширь, поверхностью ситуативных деловых контактов, и властвуют над нами. Волюнтаристский Другой рождается из самой логики релятивации. Ведь признание за Другим права на истину обернулось не любовью к нему и попыткой покаяния перед ним, а некой лицемерной «толерантностью», вынуждающей меня теряться, подозревая во лжи себя, но не желая при этом исправляться ради праведной всеобщей истины, поскольку сокрытие и лицемерие – удобнее. Так из толдерантности рождался театр идолов. Все начали желать друг ддруга не «Бога ради», не альтруизма и категорического императива ради, а, чтобы понравиться (petit а). Ведь желание каяться, исправляться, искупать и воздавать возникает от чувства всеобщности и божественности истины. Если истина – не универсальна и не сакральна, если это – индивидуальная правда Другого, которую я «терплю», не проникшись любовью ни к истине, ни к Другому, – ни о какой метанойе речи быть не может. Значит, не может быть речи и о долге и любви, о заботе и ответственности, о героике поступка во имя истины. Признание же за мной права на истину формирует презрительное отношение к Другому, которого я, с полным осознанием своего превосходства, должен «терпеть», признавая его право на ошибку и колониально (или «постколониально», не важно) насмехаясь над ним. Вот что такое толерантность: снисходительная вежливость или вынужденная трусость во имя всеобщего конформизма. То и другое является скрытой формой агрессивности.

Есть, казалось бы, воображаемый выход – полная логика релятивации. Ведь срабатывала же она в восточных культурах, где признание относительности индивидуальных правд не приводило к растерянной агрессивности, а приводило к осознанию этих правд как воплощений, граней и частных случаев непознаваемого позитивного целого – Дао, Брахмана, Отца, Вселенной. Но в том-то и дело, что западное мышление, опирающееся на дуализм Платона и Аристотеля, исключает божественное соборное целое. В его эписистеме если прав я, неправ ты, если прав ты, неправ я, если же по-своему правы и не правы мы оба, то осознание плюральности мнений приводит к осознанию их относительности, а осознание относительности – к отрицанию истины как таковой, к трагедии разочарования, отчуждения и пустоты. Так начинается кризис метафизической идентичности, оборачивающийся хладнокровным цинизмом или истерическим метанием. Современный психоанализ не исключает такого исхода для субъекта: он легитимирует пустоту. Задача психоаналитика, который освобождает человека от фантазмов и предрассудков, состоит не в том, чтобы по-сократовски помочь пациенту «родить истину» путем майевтики, а в том, чтобы просто избавить его отложных истин, оставив в релятивирующей пустоте, заставив пациента колебаться. Это и называется расшивкой, миганием, коротким замыканием, провоцированием разрыва означающих. Достаточно вызвать расхождение цепочки согласованных нарративов, а дальше – человек уже сам. Сам – что? Сможет выжить без ориентиров? Отстроить свою самость «с нуля»?

Что же происходит с одиноким человеком в пустоте? Да, то же самое, что со всем постмодерным обществом. Если все правы и все не правы, человек испытывает информационный шок. На него начинают оказывать давление множество противоречивых сообщений от многочисленных собеседников, имеющих разный вес с точки зрения объекта желания в его глазах. Человек мечется между ними. Взять хотя бы растерянность большинства русских людей во время проведения специальной военной операции: к кому обратится, кому верить, с кем посоветоваться, если в равной степени ценны и близки все и в равной степени далеки и не важны все?

Если человек долго пребывает в пустоте, он доходит до невроза или шизофрении: страшно смотреть в бездну собственного бессознательного. Если вы помните, отсутствие Бога рождает анархию, а смерть Бога – жесточайшую криптожандармерию, самоцензуру. Не имея над собой Отца в лице сакральной традиции, освящающей мировой порядок, человек добровольно отдает свою свободу некому извращенному и придуманному им же самим воображаемому Большому Другому, накладывая на себя еще большие ограничения. В роли этого «тёмного» заместителя Бога, извращенного Отца, выступает Машина.

Так, в современном обществе, цифровой глобальный контроль становится абсолютным, мы попадаем в кибернетический концлагерь всеобщего наблюдения, мы все оказываемся «за стеклом» взгляда Другого, мнение которого

1 ... 27 28 29 30 31 32 33 34 35 ... 146
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко бесплатно.
Похожие на Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко книги

Оставить комментарий

Рейтинговые книги