Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко
0/0

Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко. Жанр: Культурология / Науки: разное. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко:
Автор книги, используя образы философии Фрэнсиса Бэкона, именует ложных кумиров нашего времени «идолами театра». Современные идолы восполняют нехватку нашего мужества быть. На экране постмодерна идолы играют роли Рода, Пещер и Языка. Род рождает кумиров крови и почвы, компенсирующих нехватку мужества быть частью коллектива. Пещеры рождают сексуальных кумиров, компенсируя нехватку мужества принять Бога. Язык рождает рыночных кумиров политической истерии, компенсируя нехватку мужества быть собой. Эпоха традиции не предполагала «идолов», но лишь сам Театр – Возвышенное, подмостки которого осуществляли блокировку Зияния смерти Сиянием Антигоны, событием Распятия. Лишь обманывая, лицедеи говорили правду. В обществе лицемеров никто ничего не скрывает, но больше нет ничего истинного. Правда транслируется напрямую и от этого перестает быть истиной. Возвышенное утрачивается, на смену ему приходит разрушительный смех. Если внушить человеку, что умирать – весело, убивать он будет с особым цинизмом. Обществу идолов автор противопоставляет Логос – по-новому осмысленную Традицию: не корпоративную тяжесть ностальгического прошлого, а коллективный смысл, пропущенный сквозь призму индивидуального сознания субъекта, добровольно открытого универсуму, способного сочетать в себе космичность и патриотизм, свободу и ответственность.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.
Читем онлайн Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 112 113 114 115 116 117 118 119 120 ... 146
здесь и сейчас. Усилие, которое мы совершаем, связано с травматической действительностью подлинного исторического события. Оно – онтологически упрямо, потому что обладает собственной логикой и собственной внутренней правдивостью. Подлинное событие радикально отличается от всего что было до него, будучи открытием в науке или искусстве, в политике или в любви. Оно противопоставляет себя любым имманентным правилам игры. Одновременно – оно вечно и повторяемо, потому что опирается на опыт предшествующих истинных событий, образуя живую цепочку памяти. В подлинном событии сливаются метафизика открытия и диалектика повторения, отрицание и утверждение, синтез и разрыв.

Главное отличие истинного события от «личины»[257], которой является событие деструктивное и ложное, является сочетание в нем универсальности и сингулярности: оно предназначено для всех сразу и для каждого в отдельности. Этим и отличается фашизм от интернационализма: фашизм – корпоративен, заботясь об этническом или рыночном наслаждении для избранных ценой жизни других. Истинное событие пытается спасти других от смерти и от наслаждения смертью, поэтому истинное событие, если смерть попирается смертью, может быть принудительным. Так из истинного события рождается террор. Личина сочетает аморальные цели с аморальными средствами. Террор имеет моральные цели, но средства не выбирает, включая и противление злу силой. Увы, в истинном событии, могут содержаться признаки и элементы военного насилия, когда освобождать человека приходится против его желания, если человек или группа людей пребывают в состоянии патологической зависимости. Хирургия истинного события вводит его творца в состояние экзистенциального абсурда: он вынужден делать больно, обвиняться в преступлении, добровольно нести бремя вины и ответственности, лишаться наград и знаков отличия. Его вера рождает чудо, но не истекает от чуда, так как верить нужно без доказательств, без знамений, без свидетельств, черпая истоки веры в нулевой точке кенозиса. Убежденность веры сочетается с упрямством надежды и деятельностью, свойственной для любви. Три новозаветные добродетели здесь становятся определяющими: вера, надежда, любовь, или: убеждение, упрямство и деяние.

Наслаждение, свойственное для общества потребления, образует механический режим воспроизведения смерти. Выйти из-под власти наслаждения, выпасть из его цепочки означающих, – значит, обрести бессмертие в его высшем смысле слова. Чудо воскресения происходит «на территории» субъекта, когда мятущаяся сингулярность открывает в себе незыблемую универсальность – Реальное, Бога, самость, Отца. Апостол Павел никогда не рассказывал, как к нему пришло озарение: истинное событие в своем ядре осталось в сфере невысказанного, учитывая ограниченные возможности языка. Каждый человек перед своим личным Воскресением как субъекта входит в состояние кенозиса: личного переживания богооставленности, низведения себя в ничто с целью самореализации без какой- либо поддержки извне. Субъект творит событие, чтобы быть сотворённым событием. Забота об уязвимой истине Отца сочетается со всецелым доверчивым подчинением любящему Отцу.

Обращаясь к проблеме катастрофы в истинном событии, мы, вслед за А. Бадью, констатируем, что катастрофа возникает в том случае, если происходит абсолютизация силы истины[258]. Речь идет о ситуации, когда единожды найденное уникальное сингулярное решение (истина) объявляется эталонным образцом и начинает воспроизводиться и насаждаться. Событие содержит в себе истину, но, если изъять истину из события и объявить её всеобъемлющей, мы получим деградацию героизма в катастрофу. Бадью считал, что причина катастрофы как искажения изначально доброго, прекрасного, подлинного и возвышенного начала лежит в принципиальной неименуемости истины как вакуума в символической структуре. Избыточный элемент истинного события – это нехватка: он не может быть схвачен, назван, включен в язык, воспроизведен в ритуале. В чистой доязыковой реальности ситуации даже террор как жесткая плата за истину принимается как моральная необходимость, но уже в рамках номинации террор становится самодостаточной и опасной силой. Плагиат в искусстве, в любви, в политике, в науке – не допустим. Будучи повторенным, событие теряет верность своей первичной неприкосновенности, теряет истинную цель. Лишенное цели, оно прибегает к усилению средств: средства заслоняют даже не цель, а пустоту, оставшееся на месте цели. Катастрофа – это победа террора над истиной, средства над целью вследствие повторения истины бесконечное количество раз.

Аморальные средства борьбы за благородную цель гуманизма в социальных практиках зачастую являются неизбежными. Любое истинное событие таит в себе опасное ядро террора в том смысле, что представляет собой радикальный решительный шаг по разрыву с инерцией предыдущих событий. Трудно дискутировать вокруг блага насильственности, если речь идет о ни в чем не повинных людях. В отличие от легитимного наказания преступника Законом, насилие стихийное всегда имеет тяжелые аморальные последствия. Но возникает вопрос: можно ли было наказать Третий Рейх «законными и лояльными» методами, апеллируя к дипломатии и праву там, где сжигали еврейских детей, там, где речь шла о поимке израильской разведкой Эйхмана? Ответ – очевиден. Истинное событие предполагает не только любовь, но и принуждение к любви, как это ни цинично звучит. Опыт истории в данном случае может помочь смягчить радикальные порезы в осуществлении хирургии, выступив в роли лекарства: диалектический синтез апеллирует к памяти и помогает корректировать индивидуальную парадигму развития коллективной синтагмой. Традиция является неизбежным дополнением к революции, которая сама по себе является традицией в диахронии сдвигов. Кроме того, традиция заполняет открытый вакуум в структуре новыми и одновременно старыми ценностями. Именно поэтому мы и говорим о важности взаимодействия универсальной этики с традиционной метафизикой. Нужно уметь сочетать языческую доблесть с христианской милостью. Тогда состоится поколение героев, а не террористов.

Необходимость сочетания революции и традиции позволяет критически переосмыслить опыт Бадью относительно недопустимости номинации. Если событие назвать, оно якобы обязательно перерастет в катастрофу, потому что включится в режим повторяемости и станет плагиатом, насаждаемым насильно, дутым и фальшивым. Если же его не назвать, у события не будет опыта прошлых катастроф и актов террора, и оно неминуемо станет новой катастрофой. Вакуум тут же заполнится репрессивными идеологиями, как это уже было с номинацией в глобализме левых движений. Возможным разрешением этой дилеммы является уникальная номинация события, которая исходит из его же природы. Неповторимое событие требует неповторимого имени, но что делать, если такого имени уже/еще нет в языке? Ответ – очевиден: оно должно быть изобретено/открыто/обнаружено заново философом, поэтом, художником, ученым, призванным давать имена вещам, «возвращать» событиям их подлинные сущностно значимые названия, как сказал бы Конфуций[259].

Мы полагаем, что номинация события только в том случае приводит к катастрофе, если имя для него выбрано из чуждого языка. Тогда образуется шпенглеровский псевдоморфоз – культурная конфигурация, которая обладает несовместимыми регистрами Символического и Реального, вещество с одним содержанием и другой по происхождению формой, совершенно чуждой и не подходящей данному контенту. В структуре псевдоморфоза событие как феномен Реального не обретает релевантную ему сублимацию в Возвышенном, оно

1 ... 112 113 114 115 116 117 118 119 120 ... 146
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко бесплатно.
Похожие на Идолы театра. Долгое прощание - Евгения Витальевна Бильченко книги

Оставить комментарий

Рейтинговые книги