Триумвиры революции - Анатолий Левандовский
- Дата:06.09.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Триумвиры революции
- Автор: Анатолий Левандовский
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его путь из Парижа в Аррас был подлинным триумфальным шествием. Начиная от Бапома, маленького городка на границе провинции, толпы местных патриотов подносили ему венки и устраивали в честь его манифестации и банкеты. Родной город встретил своего великого сына с исключительной сердечностью: от самой заставы его несли на руках, а вечером, несмотря на категорический запрет властей, в его честь была устроена иллюминация.
Робеспьер оставался в Аррасе недолго. Он уехал в одну из соседних деревень, чтобы укрыться от докучных восторгов и поразмыслить на досуге о прошедшем и будущем. В деревне он пробыл около месяца.
Из своего подполья Марат зорко присматривался к деятельности нового Собрания.
Поначалу ему казалось, что теперь все пойдет иначе, что новые депутаты учтут ошибки и просчеты своих предшественников.
На страницах своей газеты он приветствовал Законодательное собрание и напутствовал "отцов-сенаторов"* добрыми словами.
_______________
* "О т ц а м и-с е н а т о р а м и", следуя римской терминологии, Марат называл депутатов Собрания.
Вскоре, однако, он понял, что тешил себя иллюзиями.
Уже после третьего заседания новой Ассамблеи, когда депутаты дали торжественную клятву полностью соблюдать цензовую конституцию, созданную Учредительным собранием, журналист с горечью констатировал в очередном номере "Друга народа": "Эта комедия означает, что свободу похоронили. Цена вновь избранным законодателям совершенно такая же, как и прежним".
Заклеймив действия правых лидеров Собрания, Марат не желал делать скидки и для левых, в особенности потому, что лично знал главу жирондистов Бриссо.
Пьер Бриссо во времена отдаленные называл себя на дворянский манер: "Бриссо де Варвиль". Потом, когда дворянские фамилии были упразднены, Бриссо принялся объяснять всем и каждому, что он прирожденный плебей, а Варвиль - всего лишь название деревни, места его рождения...
Все в этом человеке было противоречиво. Он пел гимны постоянству, а сам менял убеждения, словно одежду; превозносил науку, оставаясь дилетантом; исповедовал чистоту и связывался с грязными компаниями; молился, как богу, Руссо и пел дифирамбы сопернику Жан Жака Вольтеру; восхищался Маратом, но постоянно предавал его, пока не предал окончательно.
- Господин Бриссо, вы бриссотинец! - бросил ему как-то Дантон.
С тех пор глагол "бриссотировать" получил смысл "интриговать", а бриссотинцами стали называть единомышленников Бриссо, жирондистов.
Если Бриссо был идеологом и организатором группы, то главной ее ораторской силой был Пьер Верньо. Этот мешковатый, невзрачный человек совершенно преображался на трибуне, покоряя слушателей мощью и страстностью своего слова. Современники часто сравнивали его по силе ораторского искусства с покойным Мирабо. Многие жирондисты считали Верньо своим главой; однако он совершенно не подходил для этой роли: вялый и апатичный, он не был способен к длительной, упорной борьбе.
В отличие от Верньо, Эли Гюаде, запальчивый, гневный и раздражительный, был человеком действия. Искренно ненавидевший своих врагов, стремившийся причинить им как можно больше зла, он считался одним из наиболее опасных лидеров Жиронды.
Незаурядными ораторскими способностями обладали также бордосец Жансоне и провансалец Инар.
Несколько особняком среди жирондистов стоял математик и философ, член Парижской и Петербургской академий наук, бывший маркиз Кондорсе. Последний представитель блестящей плеяды энциклопедистов, он знал еще Вольтера, Даламбера, Дидро и сотрудничал с ними. В Законодательном собрании он должен был сблизиться с жирондистами, преклонявшимися перед философией XVIII века, и действительно сблизился с ними. Плохой оратор, он почти не выступал с трибуны, но помогал жирондистам своим умом и познаниями, став, как и Бриссо, идеологом группы.
Таковы были те люди, которые страстно стремились к главенству в Собрании. Вскоре они нашли дорогу к успеху. Этой дорогой стала проповедь войны.
Угроза войны давно уже преследовала Францию.
Монархи Европы с ненавистью взирали на победы революции, и не только потому, что в беду попал их коронованный собрат. Все они боялись революционной заразы.
- Мы не должны принести добродетельного короля в жертву варварам, говорила русская императрица Екатерина II. - Ослабление монархической власти во Франции подвергает опасности все другие монархии...
В августе 1791 года в замке Пильниц в Саксонии, между австрийским императором и прусским королем была подписана декларация о совместных действиях, превратившаяся затем в военный союз.
Поход реакционной Европы против революционной Франции ставился в порядок дня.
Весь вопрос заключался в том, кто начнет войну и когда она будет объявлена.
Жирондисты, своим красноречием увлекшие за собой Ассамблею, считали, что начинать войну должна Франция, и начинать как можно скорее.
20 октября Бриссо произнес первую речь в защиту войны.
Он доказывал, что Франции нечего трепетать перед феодальной Европой. Монархи, уверял он, не идут и не пойдут дальше угроз, поскольку страшатся французского патриотизма и ненадежности собственных народов.
- Заговорим, наконец, языком свободной нации! - призывал оратор. Пора показать миру, на что способны освобожденные французы!..
В Собрании, в печати, в демократических клубах Верньо, Гюаде и другие на разные лады твердили одно и то же:
- Война необходима, чтобы закрепить революцию!.. Война - это национальное благодеяние!.. Война освободит Европу и навсегда покончит с тиранами!..
Подобные речи звучали столь патриотично, что увлекали народ.
Между тем Бриссо и его единомышленники были крайне далеки от опьянения лозунгами, которые они упорно внушали народу. Высокие идеи рождались вполне земными страстями.
Лидеры крупной торгово-промышленной буржуазии, жирондисты прежде всего думали о новых рынках сырья и сбыта. Крича о европейском пожаре, они стремились к экономическому господству в Европе. Кроме того, они старались отвлечь народ от мыслей о лишениях и нужде: внешняя война должна была вывести буржуазию из внутренних затруднений. Народ же, соответствующим образом обработанный, мог стать, по их мнению, подсобной силой в их честолюбивых комбинациях.
Жирондисты знали, что и двор мечтает о войне.
После неудавшегося бегства король и королева все ставки делали на вооруженный конфликт. Если вспыхнет война, полагал Людовик, совершенно не важно, чем она кончится. Будет война успешной - король, опираясь на генералитет и послушный офицерский состав, быстро расправится с революцией; будет война неудачной - он добьется того же, опираясь на штыки интервентов!
И вот, поняв это, лидеры Жиронды стали искать сближения с двором. В случае успешного сговора, они, уже господствовавшие в Собрании, наверняка получили бы и министерские портфели!..
Но вдруг на пути у этих размечтавшихся господ оказалось непредвиденное препятствие.
Против Бриссо встал Робеспьер.
Неподкупный вернулся в столицу 28 ноября и тут же поспешил в Якобинский клуб.
Якобинцы с восторгом встретили своего вождя.
Но овации никогда его не опьяняли. Он присматривается к тому, что происходит вокруг. Что это? Повсюду бряцают оружием... Сабли!.. Пушки!.. Знамена!.. Победы!..
Робеспьер долго прислушивался к речам жирондистов, прежде чем принял решение. Вначале он был удивлен. Потом удивление сменилось гневом. Человек редкой проницательности, он все понял.
И вдруг среди гула воинственных восторгов и победных прогнозов раздался его холодный, спокойный голос:
- Я не собираюсь ни подлаживаться к чьим-то настроениям или к так называемому "общественному мнению", ни льстить государственной власти. Не ждите от меня и проповеди малодушной слабости - я тоже хочу войны, но войны такой, которую требуют интересы нации: обуздаем сначала наших внутренних врагов, а уж затем пойдем против врагов внешних, если они всё еще будут нам угрожать...
Этими словами, выплеснутыми, подобно ушату ледяной воды, на разгоряченные головы, Неподкупный начал свою долгую и упорную борьбу против Жиронды.
Робеспьер понимал, что война неизбежна. Но он считал, что содействовать ее ускорению безрассудно, и если не спешат союзники, то еще меньше оснований для спешки может быть у французов.
- Нация не отвергает войну, если она необходима, чтобы обрести независимость, - заявил он. - Но нация еще более желает мира и отклоняет всякий план войны, направленной к уничтожению конституции и свободы нашей...
Главное зло, подчеркивал Робеспьер, не за рубежом, а здесь, во Франции, в Париже, возле трона, на самом троне. Развязывание войны авантюра, граничащая с безумием. Король, его министры, генералы, офицеры очевидные предатели. Для того чтобы победить, нужно в первую очередь ликвидировать внутреннюю опасность; без этого война закончится полным поражением.
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Убийца Гора - Джон Норман - Фэнтези
- Перед раскрытыми делами - Лев Разгон - Русская классическая проза
- Том 5. Отверженные (часть II) - Виктор Гюго - Разное
- Престол и монастырь; Царевич Алексей Петрович - Петр Полежаев - Историческая проза