Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934 - Олег Кен
- Дата:20.06.2024
- Категория: Научные и научно-популярные книги / История
- Название: Западное приграничье. Политбюро ЦК ВКП(б) и отношения СССР с западными соседними государствами, 1928–1934
- Автор: Олег Кен
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К концу дня 4 октября выяснилось, что Кремль поспешил с распоряжением о подписании договора: «Кадере не только взял назад свое вчерашнее предложение, но и стал возражать против всей формулы Патека, даже без слова “существующие”», вернувшись к последней редакции Леже (комбинации формул Лашкевича и Патека), «в которой ни слова не говорится, что пакт не наносит ущерба позициям [сторон. – Авт.] или не предрешает спорных вопросов, а лишь, что эти спорные вопросы не ограничивают действия пакта». Кадере и Литвинов разъехались, намереваясь вернуться в Женеву в середине октября[1186].
После срыва переговоров и возвращения Литвинова в Москву разногласия, скрытые между строк шифрованных сообщений, выступили наружу. «Выводы и предложения» наркоминдела, направленные Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) (и испещренные негодующими пометами члена Стомонякова), гласили: «Румынское правительство несомненно очутилось в трудном положении – между молотом и наковальней. Ему остается либо признать в пакте наличие существующих споров и таким образом подтвердить обвинение Титулеско в том, что оно в официальном документе признало незаконность операции по присоединению Бессарабии, рискуя быть свергнутым, либо же отказаться от пакта, признав правоту Титулеско… Надо думать, что оно предпочтет вторую часть дилеммы. Давление Франции и Польши не пойдет так далеко, чтобы подвергать риску существование румынского правительства. Я считаю поэтому мало вероятным, чтобы при последующих переговорах румынское правительство признало формулу Патека без нашего добавления, и еще менее вероятным с добавлением слова “существующих”. Поскольку, однако, был такой момент, когда спор сводился к слову “существующих”, можно рассчитывать на поддержку Франции, если мы от этого слова откажемся. Французы не понимают, почему мы так настойчиво добиваемся этой вставки и почему румыны так упорно возражают против нее. Они, очевидно, рассуждают так же, как и я, что если говорится о ненанесении ущерба позиции сторон в спорах между ними, то речь идет только о существующих, а не будущих спорах. По будущим спорам совершенно неизвестного характера не может быть еще позиции у сторон. Я понимаю, что слово «существующие» еще больше подчеркивает наличие спорных вопросов, но не вижу, чтобы это подчеркивание было абсолютно необходимо. В конце концов формула будет различно толковаться нами и румынами. Поскольку слово “территориальные” отсутствует, румыны будут говорить, что имеются в виду споры о золоте, о военном имуществе, картинах и т. д., между тем как мы будем утверждать, что в формулу включена также Бессарабия. Ни мы, ни румыны ничем не можем доказать правильность того или иного толкования и слово “существующие” ничего в том или ином толковании не меняет».
В записке ставился под сомнение и другое настояние, с января 1932 г. являвшееся частью советской переговорной позиции, – вручение, при подписании пакта, особой ноты с подтверждением неизменности отношения СССР к проблеме Бессарабии. «Румыния на одностороннюю ноту ни в коем случае не согласится», объяснял Литвинов, и поскольку «инициатива обмена нот исходит от нас, румынская нота считалась бы ответом на нашу и таким образом последнее слово осталось бы за Румынией». Перечислив вытекающие из этого невыгоды, нарком заключал: «считаю поэтому обмен нот вредным»[1187].
Литвинов предлагал основывать решение о дальнейшем поведении Москвы не на споре о словах («вопрос о Бессарабии не будет решаться на основании пакта о ненападении или того или иного его истолкования»), а исходя из «политического эффекта от пактов с Румынией, Польшей, в особенности с Францией». Он не исключал, что «через некоторое время» в новых переговорах с Бухарестом удастся добиться принятия им и сакраментального определения «существующие». «Возможна, однако, другая конъюнктура. Нынешнее румынское правительство весьма слабо, оно может уступить место другому, в котором будет еще сильнее влияние или даже руководство Титулеско, тогда договориться вообще невозможно будет. Не вечно также правительство Эррио». Нарком предлагал поэтому в переговорах с Кадере вернуться к формуле Патека, и, если дополнить ее словом «существующие» окажется невозможно, отказаться от него, а также снять советское условие о возможности односторонних заявлений при подписании пакта[1188].
Записка наркома стала, во всей вероятности, предметом обсуждения не только в НКИД, но и в Кремле. Аргументации Литвинова член Коллегии Стомоняков противопоставил «категорическое утверждение, что “Румыния уступит”» и заверения, что в «ближайшее время» обстановка для переговоров с Францией и Румынией для СССР улучшится. Предложения Литвинова о пересмотре условий заключения пакта ненападения были политическим руководством отвергнуты. Последующие дни подтвердили прогноз Литвинова о том, что предел уступок Бухареста уже достигнут и его позиция будет лишь ужесточаться. 14 октября правительство А. Вайды-Воевода подало в отставку, капитулировав перед Титулеску. Триумфально поддержанный Палатой депутатов, 20 октября Титулеску был назначен министром иностранных дел Румынии в новом правительстве Ю. Маниу, и сообщения из Бухареста не оставляли сомнений, что оно потребует от СССР новых уступок по всем статьям пакта.
Переговоры о заключении договора о ненападении между СССР и Румынией были по существу закончены, и Москве оставалось «использовать последние недели существования кабинета Эррио», чтобы изыскать пути преодоления установленной Парижем взаимосвязи между заключением Францией и Румынией пактов ненападения с СССР[1189]. Выход был найден в письменном обязательстве полпреда Довгалевского о готовности СССР подписать – в любой момент в течение четырех месяцев – согласованный ранее текст пакта ненападения с Румынией, «включая Заключительный протокол, предложенный г-ном Кадере» (тем самым оставалось в силе требование определить «споры» между сторонами как «существующие»)[1190]. 29 ноября договор о ненападении между СССР и Францией был подписан; Польша согласилась более не откладывать ратификацию пакта ненападения с Советским Союзом.
Вопреки внешнему впечатлению от формулировки постановления Политбюро от 4 октября 1932 г., оно по существу перечеркнуло последнюю реальную возможность заключения договора ненападения между СССР и Королевством Румыния, поскольку основывалось на всепоглощающем стремлении утвердить характеристику споров между двумя странами как existants или, по меньшей мере, présents. Мотивы этой настойчивости, как показывает записка наркома Литвинова Генеральному секретарю ЦК ВКП(б) от 10 октября, вряд ли сводились в убежденности советского руководства в том, что отказ от такого определения нанесет ущерб позиции СССР по бессарабской проблеме (во что, судя по всему, верил Стомоняков). Возможно, Сталин и другие члены высшего руководства, выступавшие в качестве авторитетных представителей Политбюро при решении международных вопросов (Молотов, Каганович), делали ставку на то, что жесткостью своей позиции СССР либо добьется однозначной дипломатической победы, либо, при срыве пакта, усугубит противоречия между Румынией и ее союзницами – Францией и Польшей. С другой стороны, упорство в переговорах с Румынией компенсировало «необыкновенно быструю уступчивость, которую мы, после долголетних споров, проявили в переговорах с Польшей о заключении пакта ненападения»[1191], вынужденное согласие с принципом «круглого стола» – взаимосвязанностью переговоров о ненападении со всеми западными соседними государствами возмещалось отсутствием такого договора на одной из самых неспокойных границ Европы – «линии Днестра». Ущерб, наносимый тем самым международным позициям Румынии, должен был подтолкнуть Польшу и другие сопредельные государства к большей уступчивости перед растущей силой СССР.
К этой интерпретации рассматриваемого решения склоняет и тот факт, что девятью месяцами позже СССР и Румыния стали инициаторами региональной («Лондонской») конвенции об определении агрессии, при заключении которой вопрос о Бессарабии был совершенно оставлен «в стороне», чего тщетно добивалось румынское правительство в 1932 г. В преамбуле констатировались равные права государств «на защиту своих территорий», и на комментарий Литвинова – «подписав конвенцию, мы вручили вам Бессарабию», Титулеску мог горделиво ответствовать: «Господь, а не вы, предоставил нам Бессарабию»[1192].
30 октября 1932 г.
Опросом членов Политбюро
55/27. – О взаимоотношениях с Эстонией.
Принять предложение НКВТ о закупке в Эстонии в течение 4 квартала товаров для Торгсина на сумму в 200 тыс. р.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Исторические кладбища Санкт-Петербурга - Александр Кобак - История
- В защиту науки (Бюллетень 1) - Комиссия по борьбе с фальсификацией научных исследований РАН - Прочая документальная литература
- Язык программирования C++. Пятое издание - Стенли Липпман - Программирование
- Великий князь Николай Николаевич - Юрий Данилов - Биографии и Мемуары