В мире поддлунном... - Адыл Якубов
- Дата:18.11.2024
- Категория: Любовные романы / Роман
- Название: В мире поддлунном...
- Автор: Адыл Якубов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рябой вложил в ножны окровавленную саблю. Когда его отряд вновь повернул на большую дорогу, он заметил Бируни и Маликула шараба. Вгляделся, подозвал своих всадников. Быстро подскакали они к Маликулу шарабу, свалили наземь, связали его, помчали…
Бируни закричал:
— Господин мушриф! Этот дервиш ни в чем не виновен!
Рябой мушриф даже не взглянул на ученого. Погрозил ему плеткой, потом ожег ею своего белолобого скакуна, все еще ржавшего, яростно раздувая ноздри от запаха крови, крикнул: «Вперед!» — и пустился в Газну.
Глава двадцать вторая
«Сегодня незадолго до восхода солнца шейх вышел из шатра и куда-то ушел, а после полудня вернулся с седо власым, но чернобородым старцем, который вел за собой мула. Оставив старца в шатре, шейх и я, его покорный слуга, поднялись на холм, что возвышался неподалеку от палатки. Там, сняв свой чекмень и расстелив его на траве, шейх прилег, дав мне знак расположиться рядом.
Я присел возле и с нетерпением стал ожидать его слов.
Прикрыв глаза, шейх долго о чем-то размышлял, а затем спросил:
— Есть какие-либо вести из Хамадана?
— Нет никаких вестей, — ответил я.
— Как только прибудет подмога, отправимся в Исфахан, — сказал шейх.
Это приказание меня удивило. Только вчера шейх, услышав о прибытии из Исфахана послов эмира Масуда, тайно покинул Хамадан, а сегодня собирается отправиться именно в Исфахан?
— Говорят, в Исфахане свирепствует черный мор! — сказал шейх. — Мор косит людей, болезнь переходит из дома в дом, с одной улицы на другую.
Какая горькая новость! Мне показалось, что на мою голову опрокинули кувшин ледяной воды.
— О наставник, разве идти в город, где свирепствует мор, не то же самое, что быть в положении бабочки, летящей на огонь и в нем сгорающей?
Во взгляде шейха я увидел ледяной блеск. Он едко усмехнулся:
— Хвала тебе, сынок, хвала… В самом деле, пусть исфаханцев косит мор, пусть падает несчастье на весь народ, а человек, прозванный „великим исцелителем“, постоит в сторонке, в безопасности! Хвала тебе, дорогой!
Я покраснел. Мне стало стыдно за непродуманный свой возглас. К тому же я вспомнил, что младший брат шейха, Абу Махмуд, — в Исфахане. После продолжительного молчания, я решил повернуть разговор в другое русло, стал расспрашивать шейха про холеру и черный мор, чуму, — болезни, приводящие к гибели многих тысяч людей. Откуда берется мор, который будто пожар охватывает города и целые государства?
— Причину таких болезней следует выяснять на месте, а для этого нужно поехать туда, где они бушуют, — сказал шейх, не упуская из виду того, о чем говорил прежде. Потом смягчился, стал объяснять: —Великие лекари Букрат-хаким, Джолинус, Абубакир ар-Рази, а также историки Рума, Индии и Китая свидетельствуют, что в густонаселенных городах, например таких, как Исфахан, после осад и голода начинают свирепствовать холера или чума, которую народ назвал черным мором. В книгах мудрецов часто упоминается, что во время бедствий на земную поверхность выползает всяческая мелкая тварь — грызуны, насекомые, — вот они-то переносят черный мор из одного дома в другой. Черный мор — очень заразная болезнь, и переносят ее крысы и мыши, это они сеют бедствия и смерть! Нет ничего странного, что именно в. Исфахан пришла болезнь. Город был осажден, там голод…
Я вспомнил левое побережье реки Зарринруд. Исфахан — город немалый, но благоустроенных улиц и домов в нем наперечет, там, где живет знать, на правом берегу, а только мост перейдешь — и глазам предстают кривые-косые переулочки, полуразрушенные лачуги, почти что шалаши, низкие и темные лавчонки — мастерские кузнецов, шорников, изготовителей колыбелек, камнетесов, ножовщиков. Я представил себе, как всюду у дувалов валяются неубранные трупы, как рыщут одичалые кошки и собаки, как перебегают из лачуги в лачугу крысы, и меня стал бить озноб.
— Говорят, у страха глаза велики, — продолжал между тем шейх. — Иногда люди впадают в панику, принимают за холеру или за черный мор другие болезни. Не знаю, что сейчас в Исфахане. Но если там черный мор, как рассказывает мой знакомый, путник, прошедший через Исфахан, то избавиться от него — дело очень тяжелое. Все станет ясным на месте. Ну, а лекарства, лечебные травы, какие у нас здесь есть, — все нужно собрать, разложить по коробкам и сундукам. Все повезем с собой! Путник, который пришел со мной — его зовут Шокалон, — поможет тебе.
— Кто этот путник? Он родом из Исфахана?
Вопрос почему-то заставил шейха задуматься.
— Нет, он родом из моей Бухары, — помолчав, ответил шейх. — Из Афшаны, где родился и я. Детские наши годы прошли вместе, в одной махалле. Я уехал из Бухары навстречу многим бедам, и он тоже, оказывается, перенес множество лишений.
После чего шейх поведал мне удивительную историю.
Между сыном этого бородача путника из Афшаны и дочерью одного тюркского бека разгорелась самозабвен ная любовь. Но однажды ночью какие-то люди напали на стоянку бека, похитили дочь и увезли ее сюда, в Исфахан, в дар эмиру Масуду.
— Я должен обязательно увидеть этого несчастного юношу, — твердо сказал шейх. — Обязательно… Ты еще молод, сынок, и не знаешь, какими бывают страданья любящих сердец. Говорят, кто не испытал мук любви, тот еще не родился на свет!
Я в шутку попросил наставника рассказать, что же говорит наука об этих страданиях.
— Ты напрасно улыбаешься, Абу Убайд, — сказал с мягким укором шейх. — Ты знаешь, что в третьей книге „Аль-Канона“ я описал любовь как заболевание вроде наваждения.
— Да, наставник, я помню все признаки, вами там пе речисленные: ввалившиеся глаза, веки непрерывно движутся, больной часто смеется без видимой причины или как будто видит приятное глазу и слышит приятное уху…
— Как будто… В этом все дело. Потому и наваждение!
— Ну да… — продолжал я припоминать. — Дыхание у заболевшего часто прерывается, он постоянно вздыхает…
Шейх поднял руку. Остановил меня. Задумчиво покачал головой:
— Все так и есть… И все же о любви нельзя рассказать… О ней можно слагать стихи и песни, но описать прекрасную болезнь невозможно. Вся прелесть неизъяснимого этого чувства пропадает.
Посмотрев на печальное лицо наставника, я подумал, что он не просто описал признаки прекрасной болезни, этого мучительного наваждения, он сам пережил любовь, он страдал. В юности шейх, должно быть, выглядел красавцем — высокий рост, худощавая, но сильная фигура, лицо, отмеченное печатью ума и сдержанной страстности, проникновенные голубые глаза. Я знаю, сколько женщин вздыхало о нем, искало сближения с ним. Заррина-бану, дочь Кабуса Ибн Вушмагира, правителя Джурджана, приглашала его к себе во дворец, будто для того, чтобы шейх написал книгу о способах измерения расстояний. Шейх написал заказанный трактат. А заказчица призналась в любви к ученому. Правительница Рея — Саида тоже влюбилась в него, но не получила любви в ответ. Шейх, можно сказать, из-за этого и покинул Рей.
Шейх глубоко знал женскую душу, загадочную для большинства мужчин. Потому, я думаю, знал душу, что никто лучше него не знал организм женщины и все его заболевания. Я это понял лет пять назад, когда прочитал соответствующие главы „Канона“. Сколько описано там бед, нападающих на женщин! Различные опухоли, затрудненные месячные очищения, тяжесть родов и еще большая тяжесть бездетности, и ко всему — способы лечения всех болезней, вплоть до необходимо благодетельного вмешательства ножа, с подробнейшим описанием лекарств — и самых сложных, и самых простых. Прочитав эти главы, я буквально онемел от простой мысли: ведь чтобы написать все это, нужно было выслушать, осмотреть тысячи и тысячи тяжело больных женщин, вникнуть не только в видимые, но и в невидимые признаки заболеваний. А наши женщины — как они стыдливы, молчаливы, иные женщины совсем не показываются лекарю, иные же — тянут с леченьем до тех пор, пока Азраил не появляется в дверях их жилищ. Я помню, как в Исфахане один богатый торговец глубокой ночью привез свою возлюбленную в бессознательном состоянии — днем „было стыдно“. К лечению женщин шейх относился всегда с большой чуткостью, поэтому к нему обращались чаще, чем к кому-либо…
Шейх все еще был в плену грустных мыслей. С тяжелым вздохом он сказал мне:
— Я должен увидеть и ту несчастную девушку, которую отправили в дар эмиру Масуду.
Я спросил, знает ли он бедняжку.
— Нет, я знал мать этой несчастной…
Я не осмелился спрашивать дальше.
Когда наступили сумерки, шейх удалился в шатер. После вечерней молитвы велено было зажечь свечи, принести бумагу и перо. Я понял, что душа шейха склонилась к сочинению поэзии и музыки, а для этой работы ему нужно было уединение (научным занятиям присутствие учеников отнюдь не мешало).
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Кубачинские рассказы - Ахмедхан Абу-Бакар - Советская классическая проза
- ‘Али ибн Абу Талиб - Фазл Компани - Биографии и Мемуары
- Ожерелье голубки - Ибн Хазм - Древневосточная литература
- Караван историй.Анастасия Волочкова. Ночная волчица. - Анастасия Волочкова - Публицистика