В мире поддлунном... - Адыл Якубов
- Дата:18.11.2024
- Категория: Любовные романы / Роман
- Название: В мире поддлунном...
- Автор: Адыл Якубов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адыл Якубов
В этом мире подлунном…
Абу Райхан Бируни Ибн Сина (В Евпропе Авиценна)Глава первая
Настоящее имя поэта — Кутлуг-каддам, но этого не знал никто. В Газне он известен как Малик-аш-шароб, по-простонародному Маликул шараб, что означает «повелитель вина», а стало быть, и тех, кто любит вино.
А питейное заведение, пусть никем и не сравниваемое с дворцами султана Махмуда, — да продлит аллах годы сиятельного владыки! — славится тоже всеми в городе. Невзрачная лачужка, что находится на самой окраине? Это как посмотреть… Ну да, она приютилась далеко от сада Феруз и сада Махмуда, от беломраморного султанского дворца и чиновных палат с позолоченными фасадами, от лазурнокупольных величественных мечетей, цветников, орошаемых водой из серебристых фонтанов, от шумных караван-сараев и базаров, где тесно человеку среди благоустроенных торговых рядов. Лачужку можно было найти в уединенном уголке в Афшане, в той части города, которую аллах предназначил для бедняков да нищих. Но ведь не всякий бедняк от рождения бедняк: тут собирались поэты, певцы и музыканты, еще не нашедшие признания или уже утратившие его, собирались изгнанные из дворца неудачливые колдуны-звездочеты, и воины, не пожелавшие приумножать воинскую славу сиятельного владыки, и попросту беглые люди, где-то когда-то кому-то служившие, Бродячий ночной люд… Чаще всего никто из приходящих сюда под покровом тьмы не имел за душой ни монетки, но едва ли не каждый был горд и по-своему знаменит. Среди музыкантов оказывались прославленные мастера: не просто сетарчи, а Бобо Сетари[1] и не просто гиджакисты, а Пири Гиджаки[2]. И средь хафизов не редки были такие, к кому обращались: Бобо Хафиз Булбули[3]. Поэты же все величали друг друга, не скупясь, «повелителями слов», не иначе… Даже горбун-лавочник из Гургана, мастер играть на нае[4], всего охотней откликался, когда его называли Пири Букри, что означает «святой горбун».
Лачужку свою «повелитель вина» унаследовал от отца, Карагуляма, — верного слуги победоносного воителя эмира Сабуктегина, отца нынешнего победоносного и сиятельного владыки, султана Махмуда Газнийского.
В юности Маликул шараб тоже был возлюблен султаном, приближен к сердцу и очам его, ну, а потом… Э, если б не та юная, четырнадцатилетняя красавица! Если б не она, Маликул шараб, может, и не стал бы Маликулом шарабом, оставался и по сей день Кутлуг-каддамом, одним из самых близких людей победоносного. Ну, и что тогда? Чего бы достиг он? Довольства, счастья? Высоких должностей — эмирства, например? Э, нет! Управляй ты половиной мира — счастлив не будешь. Скорей, чем срок тебе на роду выпал, от забот помрешь — вот и все! За вином да в беззаботности время проходит медленней.
Секретам виноделия Маликул шараб научился у одного старого садовника-гератца. Теперь сам стал винным чародеем, доказал, что не только в Герате, но и в Газне такие возможны. Вкушать вино Маликула шараба приходил не один лишь мелкий люд, и не только поэты-несчастливцы, и вообще несчастливцы некоторые наделенные богатством и знатностью вельможи тоже не гнушались посещать лачужку. Да что там вельможи! Даже такой ученый, как Абу Райхан Бируни, временами наведывался. И любимец султана, непревзойденный поэт Унсури. И сам визирь победоносного и сиятельного, отъявленный пьяница и женолюб Абул Хасанак… хоть порога не переступал, но своего человека за вином к Маликулу шарабу посылал неоднократно.
Правда, иногда то надзиратели рынков, то особенно шейхи-духовные отцы поднимали крик, обвиняя Маликула шараба в безбожии, пытались выгнать его из Газны, но, к счастью, сорок пять Лет назад молодой тогда Махмуд, еще не султан, а эмир, прогнав от себя, отринув от сердца верного своего слугу Кутлуг-каддама (да, да, все из-за юной, четырнадцатилетней красавицы, которая приглянулась им двоим, но больше благоволила… ха-ха-ха…) издал на века нерушимый указ: «Из дворца долой, а по-иному не наказывать». Вот и живет Маликул шараб, не тужит. Прозябая живет? А это как посмотреть…
Обыкновенно костер беседы в питейной лачужке у Маликула шараба разгорается в сумерках, после захода солнца. Сегодня же любители-посетители стали являться раньше обычного.
Как всегда, пространство у самой двери осталось анашистам калекам в лохмотьях да нищим-дервишам. Неподалеку от входа расположились ученики из медресе, иные любители поэзии, жаждущие выпить и узнать что-либо новое. На почетные места были приглашены два путешественника, приехавшие откуда-то в Газну: один постарше, лет пятидесяти, благообразный человек, с проседью в бороде и усах, украшенный чалмой, одетый в синий бархатный халат, поверх которого белела накидка, второй был молод, худобой лица и тела похож на дервиша, только одет не в рубище, но и небогато.
Через некоторое время явились с музыкальными инструментами под мышкой Бобо Сетари и Пири Гиджаки, завсегдатаи, желанные мастера музыки. А вслед за ними Бобо Хафиз Булбули, совсем уж старик, однако седеть но желавший, бороду и усы красящий, и с ним Пири Букри, тоже немолодой возрастом и, как мы уже знаем, любитель ная, низенький, с непомерно большой головой таких говорят: сам худ — голова с пуд.
Черный Паук — его еще и так называли за глаза. Родом он из Хорезма, родного края Абу Райхана Бируни. В Газне на базаре «Афшан шал» Пири Букри держал лавку.
О горбуне музыканте разные слухи шли в городе. Будто покупает он и ворованные товары, будто обладает неисчислимым богатством в золоте и драгоценных камнях; будто игра его на пае — для отвода глаз… Аллах ведает, что тут было правдой, а что — ложью. Во всяком случае, Маликул шараб не испытывает к горбуну ничего, кроме дружелюбной жалости. В свою очередь Пири Букри ценит и самого винодела, и его дружеское участие к себе: вот уже пятнадцать лет с тех пор, как приехал из Гурганджа, прошло, и чуть ли не каждый вечер в питейном заведении Маликула шараба играет-заливается най, да так, что сам плачет и других до слез доводит. Играет горбун — и людям кажется, что сама душа выплакивает какое-то неутешное горе в звуках печально-сладких, и забывают люди нехорошие слухи о Пири Букри.
Месяц назад Пири Букри обратился к виноделу с некой тайной просьбой, удовлетворение которой, как поговаривали, было делом весьма щекотливым, Маликул шараб вынужден был отказать. Пири Букри перестал посещать уютную лачугу, а Маликул шараб переживал его отсутствие, душевно страдал из-за того, что обидел старого приятеля. Понятно, как сильно обрадовался он сегодня, когда увидел у себя вместе с «певцом-соловьем» и «святого горбуна». Приказал талибам [5] принести из погреба целый хум[6] вина десятилетней выдержки.
Любители-ценители одобрительно зашумели:
— Да сопутствует тебе удача, Маликул шараб!
— Да живет Маликул шараб сто лет…
Когда-то Маликул шараб умел, как говорится, выпить, — мало кто мог сравниться с ним в этом занятии. Но, перевалив за шестьдесят, достигнув возраста пророка, несколько ослаб: сам теперь не столь часто, как прежде, прикладывался к сладостным источникам, больше угощал других, с тем, однако, чтоб лились и поучительные, и веселые беседы — не одно вино. За красивую газель, интересный рассказ, сердечную песню исполнитель вознаграждался чашей доброго вина, и в предвиденье такого вознагражденья настроение певцов и поэтов поднималось само собой, равно как и состязательный их дух.
Но вот сегодня Маликул шараб, отпивая вроде бы по глоточку-другому, сильно захмелел.
Оно и понятно, скажем еще раз: сегодня пришел старый приятель — Пири Букри, целый месяц его не было, обижен был, а нынче прибыл, осчастливил лачужку да еще сыграл такую мелодию вместе с Пири Гиджаки, что не осталось ни одного, кто не прослезился бы в ответ… Ну, и путники, прибывшие в Газну, в столицу государства сиятельного султана… Они оказались хорасанцами, земляками великого Абулкасима Фирдоуси, и когда беседа подошла к «Шахнаме», то уж, ясное дело, не минула она и сиятельного и могущественного, — ведь это Махмуд Газнийский обидел поэта, а поэт едкими стихами отозвался на обиду. Тут беседа разгорелась, будто пламя от ветра. Одни восхваляли поэта: другие, наоборот, его упрекали: «Коль Абулкасим мудр, зачем он венец своей мудрости — поэму „Шахнаме“ — посвятил султану, которого не любил? Больших подарков ждал? Но разве это мудро?»
Третьи, струхнув не на шутку, тихо и незаметно оставляли круг спорящих. Маликул шараб не спорил и едва ли даже слушал: неверными жестами поправлял он свою старую, конусом, дервишскую шапку, оглаживал свой бязевый старый халат, бередил и без того растрепанную бороду: перед ним будто витал сам досточтимый Абулкасим Фирдоуси, да уготовит ему аллах место в раю, — некогда, перед тем как покинуть Газну, покойный поэт пожаловал в эту вот невзрачную лачугу, к Кутлуг-каддаму. А за день раньше, помнится, по городу пронесся вихрь противоречивых слухов. Одни утверждали, будто султан Махмуд выказал поэту большую милость, распорядился за каждую строчку великой «Шахнаме» выдать по золотому, но иные, наоборот, говорили, что султан не одарил поэта даже простым халатом, а деньги, все же заплаченные, — хотя сколько их там было, тех денег? — Абулкасим взял да и пошел тут же в баню, все их там и раздал банщикам да нищим, а сам сочинил едкие стихи про султана!
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Кубачинские рассказы - Ахмедхан Абу-Бакар - Советская классическая проза
- ‘Али ибн Абу Талиб - Фазл Компани - Биографии и Мемуары
- Ожерелье голубки - Ибн Хазм - Древневосточная литература
- Караван историй.Анастасия Волочкова. Ночная волчица. - Анастасия Волочкова - Публицистика