В мире поддлунном... - Адыл Якубов
- Дата:18.11.2024
- Категория: Любовные романы / Роман
- Название: В мире поддлунном...
- Автор: Адыл Якубов
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, он знает: в природе все, от муравья до человека, от камня до звезды, — все возникает из четырех незыблемых стихий: земли, воды, огня и воздуха. Он сам однажды написал в стихах:
Огонь и прах, вода и воздух — из их частиц мир создан сплошь.Единство в этом, совершенство, все остальное в мире — ложь.
О Абу Али, сказанное тобой не вполне верно! Мир — да, сплошь из частиц четырех стихий состоит, но есть ведь и душа. В мире. И в тебе, в человеке смертном. Четыре стихии связаны друг с другом закономерно. Но есть ведь что-то и вне этих закономерностей самодостаточных. Как врачевателю, ему, кроме них, ничего не нужно. А как философу, думающему над устройством и смыслом жизни?.. Аллах создатель всего? Конечно. Его волей возник мир, свод небес, душа в человеке. Но почему, раз возникнув, все живет уже без поправок со стороны? Разве не так?
О свод небес! Загадочная твердь!Творцом я заклинаю, мне ответь —Ты сам себя приводишь во вращенье?Иль обречен извне на вечное движенье?
Ты безграничный! Смертный не посмел.Твоих вращений отыскать предел.Гадаю я, наметив путь звезды,Есть бесконечность, большая, чем ты?
Но откуда придет ответ на этот вопрос? Загадки тянутся все вглубь, все вглубь, бесконечной цепью, и перед бесконечностью их немеет разум, голова склоняется перед непостижимой тайной, перед небесами. Но ведь не унижая разум человеческий! Ибо не на что уповать человеку, кроме благости творца, во-первых, и собственного разума, во-вторых… Да, человек одарен разумом, стало быть, способностью мыслить, познавать мир, в котором живет, устраивая свою жизнь опять же не иначе как на основе разума, стало быть, честности и справедливости.
Ибо честность и справедливость — столько же требования аллаха, сколь и законоположения разума: лучше сказать — второе есть воплощение первого. А человек, увы, до сих пор не может выйти из плена неразумных помыслов и недостойных, ничтожных вожделений. Не потому ли он игрушка, кукла в руках шахов-завоевателей, вроде султана Махмуда. Желание властвовать над себе подобными — низко, неразумно. Но слова мудрых отвергаются — почему? И в этом воля аллаха? Или одно неразумие, противоположное этой воле?.. Неразумно, несправедливо люди устраивают свою короткую, столь короткую жизнь… Ну, а зачем жизнь оказывается столь короткой, смерть же — непобедимой?
Смерть… И старость, преддверие ее.
Басмой волосы окрашу, снова буду молодым,Но не ранее, чем ворон сможет стать, как я седым
Горькие шутки шутила с нами жизнь, Абу Али!
4Опять пробудилось в душе давнее воспоминание. Встала перед глазами бухарская лекарня в самом конце Джуи Мулиен.
Темная ночь. Все спит в лекарне. Но не он, молодой лекарь Абу Али. В самой крайней маленькой комнатушке он сидит и читает книгу Джолинуса, раздел о строении человеческого тела.
Слышится стук в дверь. Он испуганно поднимает голову. На пороге первый его учитель Абу Мансур Камари. Учитель — да предоставит ему аллах место в раю! — в белой накидке поверх халата, завязал рот белым платком, стоит и испытующе глядит на ученика. Абу Али знает: они должны спуститься в темный, донельзя холодный подвал, вскрыть труп человека — нищего, скончавшегося в тот день.
Абу Али весь покрылся холодным потом: учитель в белом на мгновенье показался ему привидением, воплощением умершего.
В углу двора в небольшом помещении хранились высушенные лекарственные травы, а внизу, в погребе, где и летом бывало по-зимнему холодно, лежали тела умерших бедняков. Этого мрачного подвала боялись не только больные, но и сторожа. Трупы хранились там, пока родные умерших не забирали их для погребения. Иногда за телом какого-нибудь нищего так никто и не приходил.
Темная ночь… Все спят, и сторожа задремали, во дворе — ни звука, ни огонька. Учитель, неслышно ступая, прошел в угол двора, спустился по крутым ступенькам под навесом в подвал-«холодильник». Зажег свечу, которую принес с собой.
До этого мига Абу Али под руководством Абу Мансура вскрывал мертвых животных — овец, коз, собак, кошек, изучал внутреннее их строение. Мертвого человека он сегодня будет вскрывать впервые, и от страха у него мурашки ползут по телу.
Учитель, не надеясь на дверную цепочку, подпирает дверь еще и толстым поленом. Потом, присев у изголовья усопшего, долго читает молитву. И Абу Али сидит на корточках у порога, повторяет суру из корана, слово в слово за учителем. Его душа успокаивается, будто молитвой этой они попросили у умершего прощения за свое грешное намерение и дух усопшего их молитву принял.
Учитель ставит на пристенную полочку принесенную свечу, а Абу Али, придя в себя после молитвы, начинает готовить ланцеты, таз и кувшин с водой.
Умерший лежит с открытыми глазами, словно наблюдает за ними — неодобрительно.
Пройдут годы. Чтобы в совершенстве познать анатомию человека, Ибн Сина множество раз будет тайно вскрывать трупы, он изучит строение каждой части тела, самые мелкие кровеносные сосуды. На всю жизнь он запомнит сказанное Букратом-хакимом: «Кого не вылечит лекарство, того трава вылечит. Кого трава не вылечит, того вылечит нож. Кого не вылечит нож, того избавит от страданий смерть». Ибн Сина умел и любил делать хирургические операции, но не преувеличивал их благодетельности для болящих. В пятитомном «Каноне» деяниям ножа посвящено куда меньше места, чем лечебным травам, например, или приготовлению разных пилюль, отваров и порошков. Он доверял ножу многое, но и гигиене операций — невиданное дело! — немалое. Во всяком случае, душевное, животворное начало в человеке, его нафс, ножом не сохранишь.
С другой стороны, без знания анатомии — не обойдешься, а без ножа, без вскрытия, — не узнаешь, как устроен человеческий организм.
Поэтому — долой страх перед грехом! Долой страх перед этим мертвым нищим с открытыми глазами, который неодобрительно следит за ними!
Учитель говорит внятным шепотом:
— Да простит нас аллах, сынок! Я доживаю свой долгий срок, а это дело делаю ради тебя. Узнать то, как создал всевышний своего раба, человека, — это, поверь мне, совсем не грех. Наоборот, создатель одарил человека умом, чтобы тот знал, как помочь ближнему. Не бойся, сынок, бери ланцет и подойди поближе!..
Да, Ибн Сина посвятил себя исцелению недугов. Сколько ни было в мире болезней, он стремился изучить их все. Почтенный Абу Бакр ар-Рази полагал: «Один врач не может лечить все болезни». Абу Али Ибн Сина считал иначе. Он изучил около трех тысяч полезных при врачевании трав. Описание болезней в книге «Аль-Канон» заняло пять огромных томов, описание лечебных трав в книге «Аш-Шифа»— два тома! Все болезни Ибн Сина подразделил на два больших вида — сложные и несложные, и поэтому он создает сложные и несложные лекарства. Иногда приходилось смешивать сотни трав и плодов, чтоб сотворить сложные лекарства. А когда и эти лекарства оказывались бессильными, он обращался к джаррахие — хирургии. Десятки инструментов придумал он, множество новых приспособлений. Тысячи исцеленных благословляли его имя… А смерти — не победил, нет…
Что же такое жизнь? И что такое смерть? Зачем, зачем же существо, именуемое человеком, приходит в этот мир подлунный и почему уходит потом из него?
5Туман рассеялся, и степь предстала во всей красе своей.
Вон белые редкие облака вспыхнули, воспламенились в небе. Солнце из-за горизонта брызнуло сияющими веселыми лучами, и засверкали, заиграли, заискрились капельки росы на траве, на листьях деревьев, а над зелеными купами садов вдали повисло семицветие радуги…
За садами чуть виднелись плоские крыши глинобитных домов, а в центре кишлака сверкал, разноцветно отражая радугу, купол мечети, — вот и он до боли напоминал Ибн Сине мечеть Афшаны. По пятницам на площадь перед афшанской мечетью собиралось множество людей — не только из окрестных кишлаков, но даже из Бухары. Для молебна, конечно, ведь пятница — праздничный день, день большой службы в мечети, но еще и просто так, себя показать, людей поглядеть. Были тут и горделивые аристократы на красавцах иноходцах, и многомудрые улемы, все до единого одетые сплошь в белое, и странствующие дервиши в лохмотьях, и просто попрошайки, нищие, изъязвленные, безрукие и безногие калеки. О, кишлак Афшана, окруженный садами, гудел тогда, будто большущий улей.
Афшана! Опять Афшана!.. Больше тридцати лет прошло, как он покинул родной край, но остаешься наедине с невзгодами своими — и воспоминания одолевают. Перед глазами встают родной кишлак, афшанские сады, зеленые («Ах, какие зеленые, какие милые!» — про себя добавил Ибн Сина) степи вокруг.
- Сборник 'В чужом теле. Глава 1' - Ричард Карл Лаймон - Периодические издания / Русская классическая проза
- Кубачинские рассказы - Ахмедхан Абу-Бакар - Советская классическая проза
- ‘Али ибн Абу Талиб - Фазл Компани - Биографии и Мемуары
- Ожерелье голубки - Ибн Хазм - Древневосточная литература
- Караван историй.Анастасия Волочкова. Ночная волчица. - Анастасия Волочкова - Публицистика