12 шедевров эротики - Гюстав Флобер
- Дата:19.06.2024
- Категория: Любовные романы / Остросюжетные любовные романы
- Название: 12 шедевров эротики
- Автор: Гюстав Флобер
- Год: 2016
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Появлению их в буластовском доме предшествовал утренний визит к Прасковье Семеновне Адели, которую Маша не видала уже два года. О приезде ее шепнула Лусьевой горничная. Маша, в радости, сорвалась с постели, как бешеная, и ринулась искать старую знакомую по всем комнатам. Но Адель была у хозяйки, а на половину Прасковьи Семеновны, как в некое святая святых, женщины, которыми она торговала, не допускались строжайше. Грозная дама так хорошо знала окружающую ее всеобщую ненависть рабынь и прислуги, что даже горничными лично при себе держала двух своих племянниц, слепо преданных ей, безобразных, но страшно сильных физически, девок с Белого озера. Одна из них на ночь ложилась, как верная собака, у порога спальни, другая — на ковре подле кровати, — только тогда Прасковья Семеновна почитала свой опочив безопасным и спала, не робея, что которая-нибудь из благородных «воспитанниц» перережет ей, сонной, горло…
Свидание Адели с Буластовой продолжалось очень долго, часа три. Наконец Маша подстерегла Адель, уходящую, в большом зале, и, хотя гостью с почтением провожала сама Буластова, девушка не вытерпела, — забыла всю субординацию, так и бросилась:
— Адель! Милая! Вас ли я вижу? Как я счастлива!
Адель за два года переменилась неузнаваемо: совсем другой человек, величественная матрона какая-то…
— Здравствуйте, Marie… — благосклонно и свысока, как принцесса, изрекла она, протягивая Лусьевой руку, затянутую в черную перчатку. — Я тоже очень рада вас видеть.
— Ах, Адель!.. — восклицала Маша, хотя и несколько смущенная слишком сдержанной встречею.
Адель чуть-чуть улыбнулась строгим лицом.
— Не зовите меня так, Marie. Адели больше нет на свете. Есть Александра Степановна; сегодня еще Степанова, завтра Монтраше!..
— Вы выходите замуж? за вашего Этьена, не правда ли? Ах, поздравляю вас! Ах, как это хорошо!
На вопросы и восклицания Маши Адель важно и снисходительно кивала головою.
— Вы, дорогая Прасковья Семеновна, — обратилась она к Буластовой, — позвольте мне поговорить с Марьей Ивановной несколько минут?
Та, начинавшая было уже поглядывать на Лусьеву зверем, мгновенно расплылась в масляную улыбку.
— Ах, душечка, Александра Степановна! Да хоть целый день! Разве я моих барышень стесняю? Для такой-то дорогой гостьи…
И она павой уплыла в свои апартаменты.
— А ты, Люлюшка, — сразу переменила тон Адель, проводив Буластову взглядом, — умнее не стала… Дисциплины не понимаешь! Разве можно было так бросаться ко мне? Хозяйки — народ ревнивый… этого не любят! Если бросаешься на шею к старой хозяйке, значит, у новой жить нехорошо… Смотри! Она тебе припомнит!..
— Ну их всех тут совсем! Пускай! Притерпевшись!.. Уж очень я вам обрадовалась! Да дайте же поцеловать вас… гордая какая стала!.. Ведь я никого с тех пор не видала из наших… понимаете, никого!
— Скоро многих увидишь, — утешала Адель, благосклонно расцеловавшись с Лусьевой. — К Прасковье Семеновне переходит значительная часть дела покойной Полины Кондратьевны…
— Ка-ак вы сказали? — охнула Маша. — Покойной? Полина Кондратьевна умерла?
— Скончалась… Разве ты не видишь, что я еще в трауре? Да, Marie! He стало нашей благодетельницы!
* * *Маша была так поражена, что пропустила мимо ушей титул благодетельницы, не слишком-то, в отношении ее, подходивший к старой «генеральше». Адель продолжала:
— И, представь, как странно она умерла: от радости. Она сорвала банк в Монте-Карло… Умница старуха! Такая оказалась на этот раз благоразумная: перевела выигрыш в Петербург… И тотчас же телеграфировала мне: «Встречай, завтра выезжаю». А дня через три пришла полицейская телеграмма из Берлина: «Ваша родственница, Полина Рюлина, постигнутая в вагоне курьерского поезда апоплексическим ударом, помещена нами в Моабитский приют, положение безнадежное». Конечно, я сейчас же собралась и помчалась в Берлин. Застала уже при последнем издыхании… Да! Сколько неудач перенесла, а вот удачи не выдержала!.. Очень грустно, конечно. Но всем надо умереть, а она была уже близка к семидесяти.
— Вы теперь богачиха, Адель! — поздравила Маша.
— Да, этот выигрыш и ликвидация дела дают мне недурные средства, — спокойно согласилась Адель. — Мы сейчас покончили с Прасковьей Семеновной относительно обстановки и прочего… Эх, Люлю, бедняжка! Если бы ты оставалась еще у нас! Теперь была бы свободна!.. Все насмарку! Понимаешь? Все!
— Бывает счастье, да, видно, не для нас! — пробормотала бледная, с мучительно сжавшимся сердцем Маша.
Адель оглянулась, не подслушивает ли кто, и, выразительно глядя в глаза Лусьевой, сказала тихо, но внятно:
— У вас тут есть одна… Катерина Харитоновна… Знаешь? Ты с ней посоветуйся… рекомендую!
Маша встрепенулась и насторожилась.
— Я уже говорила…
— Тем лучше. Баба умная, слова на ветер не скажет, когда не пьяна. Жаль, что это с ней редко бывает… Ну, а теперь — до свиданья или, правильнее будет, прощай! В Монпе-лье ты вряд ли попадешь; а я в Петербург не скоро… пожалуй, что и никогда. Ну его к черту!
— Постойте… подождите… минуточку!.. — цеплялась за нее Маша. — Ну, — а Ольга — что? Как она поживает?
Адель слегка поморщилась.
— Ты о какой Ольге? О Брусаковой, что ли? Об Эвелине? Ну да, конечно! Я забыла! Ведь вы друзья были, как два попугая… Неразлучные… inseparables… Ну, с ней плохо!.. Пакет ее я, конечно, уничтожила, но ей оттого не легче. Она в Швеции, в лечебнице для алкоголиков…
— Боже мой!.. — ахнула Маша.
— Безобразно пить стала… — брезгливо говорила Адель. — Две белых горячки в зиму. Фоббель был деликатен: отправил ее в лечебницу на свой счет… Конечно, очень благородно с его стороны… А впрочем, кто же и споил ее, как не он? Вместе в охотничьем домике чертей по стенам ловили… «Студент» отравился. Слышала? В газетах писали.
— Нет… Совсем, значит, с ума сошел?
— Кто знает? Он в «Аквариуме» был с Ремешкою… Вдруг подходит к ним какой-то господин. Смотрит на «Студента» в упор и говорит: «Так вот ты где? Ловко!..» «Студент» побледнел, а господина — как не бывало: пропал в публике. «Студент» говорит Ремешке: «Ты — как хочешь, а мне здесь оставаться больше нельзя…» И уехал в город. Вернулся Ремешко поутру домой, а «Студент» лежит под письменным столом, уже холодный: «Жить надоело. В смерти моей прошу никого не винить…»
— Поди, хлопот-то, хлопот вам было?
— Нет, ничего… Конечно, неприятно, но — могло быть хуже. Если бы его проследили, тогда — действительно — история была бы. А тут — что же? Жил был титулярный советник и дворянин Иван Лазаревич Войков, и пришла ему фантазия покончить свое существование посредством цианистого кали… Свалили на несчастную любовь. Жозька перед следователем трагедию распустила, будто из-за нее… Ну и квит. Только паспорт погас.
- Собрание речей - Исократ - Античная литература
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Метроном. История Франции, рассказанная под стук колес парижского метро - Лоран Дойч - Публицистика
- Виктор Орлов - Тигр Внутреннего Разрыва - Виктор Орлов - Психология
- Его кексик (ЛП) - Блум Пенелопа - Эротика