Детский мир (сборник) - Андрей Столяров
- Дата:25.10.2024
- Категория: Фантастика и фэнтези / Боевая фантастика
- Название: Детский мир (сборник)
- Автор: Андрей Столяров
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они были, казалось, загипнотизированы равномерными проблесками.
С уродами это случалось.
И тогда Барма, мгновенно оценив обстановку и еще раз подивившись чудесному умению Цыпы, будто детские кубики, перестраивать сложнейшие планы, увязанные до мельчайших деталей, незаметно для посторонних — чуть кивнул и опустил колючие веки.
Он давал таким образом понять, что согласен, и немедленно уловивший это его согласие Цыпа быстро поднял над головой скрещенные палки рук, а потом очень резко бросил их вниз, точно разрубая ладонями какие–то путы:
— Поехали!..
Низкий болезненный стон раздался во дворике.
Барма даже не успел заметить, как все это произошло, но вдруг по периметру замкнутого дворового пространства, словно призраки, обрисовались гвардейцы с поднятыми винтовками и, решительно выставив перед собой жала штыков, будто на учении, двинулись в медленную атаку.
Лица у них были бледные и сведенные судорогой, а мундиры с огромными пуговицами на обшлагах казались облитыми кровью.
— Коли!..
Барма увидел, как один из уродов, вероятно, задержанный в здании и поэтому первый попавший в смыкающиюся живорезку, с человеческим недоумением посмотрел на гвардейца, прыгнувшего, как чертик, вперед, и вдруг с тем же недоумением взялся за грудь, в середине которой чернело штыковое отверстие, — грузная коричневая туша его задымилась, как будто сгорая внутри, очертания в мгновение ока стянулись к бугристому позвоночнику, высохшими хворостинами захрустели вдруг лапы, изогнувшиеся от боли, и уже через три секунды обугленный медвежий скелет с прикипевшими к костяку рыжеватыми клочьями шерсти заскрипел, сохраняя еще, по–видимому, присутствие жизни, а затем, словно каменный, развалился на неровные части: череп и грудная клетка по отдельности ударились о булыжник.
Стон, разнесшийся в воздухе, заметно усилился.
Далее Барма смотреть не стал, оцепление судорожных гвардейцев его миновало, и он, повернувшись, как будто все уже было закончено, прошел в мэрию, в ее административную часть, где перед кабинетом Начальника Хозяйственного департамента, сгорбившись и зажав обе руки коленями, терпеливо, словно обыкновенный проситель, сидел Ценципер, у которого лишь блеск чуть моргающих глаз выдавал неистовое внутренее напряжение, и сказал, постаравшись, чтоб голос звучал, как всегда холодно и высокомерно:
— Мухрас сейчас у себя… Вместе с ним — женщина… Быстро!.. — А когда Ценципер поднялся, расправив плечи и лишь этим движением обозначив, ту жуткую силу, которая до определенного времени в нем дремала, то добавил, немного все–таки морщась от чувства брезгливости. — Женщину можешь взять себе… Но — тихо, тихо… И учти: Мухрас, по–моему, что–то подозревает…
После чего, услышав короткое хриплое: «Сделаем», вырвавшееся, казалось, не из человека, а из некоего человекоподобного существа, не задерживаясь, прямо–таки с неприличной поспешностью пересек коридор, протянувшийся перед ним гладью затоптанного линолеума, и прикрыв почему–то распахнутую дверь Отдела связи и транспорта, через гулкую пугающую громаду мраморного вестибюля торопливо направился в левое, необитаемое крыло, где в пристроенном флигеле находилась его собственная квартира.
Он безумно спешил и поэтому лишь отмахнулся от замотанной в шаль, старушечьей низкой фигуры, неожиданно выступившей навстречу ему из–за лестничной балюстрады, ему было сейчас не до назойливых посетителей, с посетителями он вообще старался не контактировать, и только уже с чиновничьим опытом увернувшись и почти скрывшись в двери служебного хода, на которой поблескивал в полумраке внушительный цифровой замок, он вдруг неожиданно понял, кто именно к нему обратился, и остановился, как вкопанный, чувствуя болезненное стеснение в области сердца.
— Мама! — сказал он, прижимая к груди холодные руки. Мама, боже ты мой!.. Что вы здесь делаете?!.
В ответ старуха — пальцами, похожими на куриную лапку цепко схватила его за лацкан расстегнутого пальто и, приблизив лицо, на котором, как насекомые, двигались разнообразные угри и прыщики, голосом, будто у старой колдунью, произнесла:
— А это ты видел?..
Она чуть ли не в нос тыкала ему скомканным зеленым листочком, где под верхним обрезом краснели слова «Копировать запрещается», а внизу под печатью, изображающей легкий кораблик в орнаменте, словно след червяка, безобразно темнел его собственный росчерк — вязь чернил, исполненный типографским способом.
— Это ты видел? Своей дочери присылаешь казенное извещение!.. Жену совсем погубил, теперь — дочь на очереди?.. Я тебя задушу!.. Вы тут, в мэрии, как я вижу, совсем с ума спятили!..
Губы у нее прыгали от волнения, а колючие синие, будто небо, глаза то и дело, казалось, выбрасывали электрические разряды.
Точно и в самом деле колдунья.
— Немедленно отмени!..
Барма мгновенно все понял и, освободившись от цепких старушечьих пальцев, которые уминали замшу, прошипел — тихой яростью перекрывая визгливые интонации:
— Идите домой, мама! Я все улажу!..
А затем, сильно дунув в подшитый изнутри рукава серебряный тонкий свисток, приказал мгновенно выросшему перед ним дежурному офицеру:
— Отвезите ее! В журнале происшествий — не регистрировать!..
— Есть! — кивнул офицер, вытянувшись всем телом.
И не обращая внимания на протестующие вопли старухи, чрезвычайно почтительно, но вместе с тем непреклонно, взял ее сзади сразу на оба локтя:
— Прошу вас, мадам!..
— Отпустите меня!.. — прорычала старуха.
— Мадам!..
— Не прикасайтесь ко мне своими грязными лапами!..
И тотчас из–за мраморного заборчика балюстрады, рядом толстых балясин отчеркивающего подлестничную темноту, выступила еще одна незамеченная прежде фигура, и мальчишеский голос, дрожащий от ненависти и презрения, произнес:
— Пойдемьте, тетя Аделаида!..
Интонации были настолько знакомые, что Барму как будто ударили.
Он отшатнулся.
И вдруг, узнавая, сказал — растерянно, с какой–то жалкой искательностью:
— Здравствуй, Гансик…
Он даже протянул руку, чего, конечно, делать не следовало.
И рука его повисла в воздухе.
А немного придурковатый по внешности юноша в щепках прядей, которые, как клочья соломы, топорщились на одуловатой башке, посмотрел на него — опять же с ненавистью и презрением — и сказал, вероятно, укладывая в свои слова какой–то дополнительный смысл:
— Тетя Аделаида, нам здесь нечего делать!
Руку, висящую в воздухе, он как бы проигнорировал.
Тогда Барма, чувствуя сатанинскую мрачную ярость, поднимающуюся изнутри, крайне медленно отвернулся, точно ничему не придавая значения, и распорядился — голосом, который уродовала жестокая судорога:
— Отвезете обоих! Доставите их под охраной! Немедленно!.. — И вдруг каркнул, не сдерживаясь, прямо в одевшееся испугом лицо офицера. — Что вы смотрите, как болван?.. Выполняйте!..
Он боялся, что ярость его может выплеснуться в нечто непоправимое, и поэтому сразу же после выкрика, одеваясь невыносимой краской стыда, повернулся и, буквально ощущая лопатками прицельное, как из пистолета, внимание Гансика, очень быстро прошел по короткому переходу, сверкающему металлическим креплением стен, и, стремительно миновав неуютный казенный предбанник, где, завидев его, подскочили два одурелых гвардейца, плоским, вытянутым, необычного цвета и формы ключом отомкнул предохранительную решетку своей служебной квартиры.
Руки у него дрожали, и он бешено откинул портьеру, скрывавшую внутренние помещения.
Действительно!
Каждый щенок теперь, видите ли, будет его презирать, будет говорить о продажности и об измене общему делу. Еще хватит у них ума вынести приговор, и — решиться, и — привести его в исполнение.
Идиоты!
И он был до такой крайней степени обескуражен столкновением в вестибюле, до такой жуткой ясности представлял себе все последствия этого нелепого эпизода, что не сразу обратил внимание на изменившуюся тишину в смежных комнатах, и лишь только когда включил верхний электрический свет, потому что окна в квартире были тщательно занавешены, когда бросил на кресло пальто и достал прежде запертые сигареты, когда чиркнул уже спичкой о коробок, предвкушая редкое удовольствие, то каким–то особым интуитивным прозрением, на которое он всегда полагался, неожиданно понял, что в квартире он сейчас не один, и, уже распластываясь в невероятном падении, перекатываясь по ковру, чтобы выскользнуть из сектора возможной стрельбы, выдирая пистолет из внутреннего кармана, он все тем же интуитивным прозрением понял, что спасительные секунды непоправимо упущены и что он уже, по всей видимости, покойник — безнадежный и ожидающий лишь констатации данного факта.
Он был в этом абсолютно уверен. Однако выстрелы почему–то не грохотали, а вместо них из–за громады трехстворчатого платяного шкафа раздалось отчетливое предупреждающее покашливание и негромкий иронический голос оттуда же, из–за шкафа сказал:
- Мишель и Мышиный король (СИ) - Алёна Сокол - Любовно-фантастические романы
- Великий мышиный сыщик: Бэзил и Кошачья пещера - Ева Титус - Прочая детская литература / Детские остросюжетные / Детские приключения
- Будущий огонь - Андрей Столяров - Публицистика
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Будешь моей, детка (СИ) - Градцева Анастасия - Современные любовные романы