Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь - Корней Чуковский
- Дата:20.07.2024
- Категория: Документальные книги / Прочая документальная литература
- Название: Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь
- Автор: Корней Чуковский
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Аудиокнига "Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь" от Корнея Чуковского
📚 "Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь" - это удивительная коллекция сказок, написанных талантливым писателем и поэтом Корнеем Чуковским. В этой аудиокниге собраны самые яркие и запоминающиеся произведения, которые покорили сердца не только детей, но и взрослых. Каждая сказка - это маленький мир, где волшебство сочетается с жизненной мудростью.
Главный герой книги - это дети, которые вместе с автором отправляются в увлекательное путешествие по стране фантазий и приключений. Они встречают разнообразных персонажей, решают загадки и учатся важным жизненным урокам.
🖋️ Корней Чуковский - известный советский писатель, поэт, литературный критик, автор множества произведений для детей и взрослых. Его яркий талант и уникальный стиль покорили миллионы читателей по всему миру.
На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны бестселлеры и лучшие произведения различных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
🎧 Погрузитесь в мир волшебства и фантазии вместе с аудиокнигой "Сказки. От двух до пяти. Живой как жизнь" от Корнея Чуковского. Пусть каждая сказка станет для вас новым приключением и источником вдохновения!
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Замечательно, что в этих экзерсисах преобладает женская рифма. Почти семьдесят процентов изученных мною рифмованных слов, произносимых детьми до двухлетнего возраста, имеют ударение на втором слоге от конца. Дактилические окончания почти никогда не встречаются. Дочь моя Мура на третьем году своей жизни начала упиваться такими созвучиями:
Биля, биля, унага, унаваляя.Биля, биля, унага, унаваляя.
Раньше этого возраста дактилические окончания были ей недоступны.
А дактилические рифмы приходят к ребенку еще позднее. Лишь в четырехлетнем возрасте Саша Менчинский мог сообщить своей матери:
«— Мама, я придумал рифму: „Каретно-Садовая — здоровая“».[134]
Но сейчас я говорю не о стихах, а исключительно о рифмованных звуках. Зачатки этих звуков наблюдаются уже в младенческом лепете. О них есть последовательная запись у Павловой: когда ее Адику было семь месяцев и одиннадцать дней, он стал повторять много раз: гра-гра-ба-ба-ба… Через пять дней он затянул: аб-лям-лям-ба… Еще через две недели тянет без перерыва: дай-дай-пр-пр-пр… На двенадцатом месяце он уже организовал эти звуки в хорей:
Мама-ма,Мама-ма!
Через три недели у него появились и другие хореи: например, ня-ня-ня. Из этого материала на втором году жизни у него создалось много двухсложных слов, уже санкционированных взрослыми, например: ки-ки — кошка, тук-тук пароход, цо-цо — извозчик, ням-ням — еда, там-там — музыка и т. д..[135]
Каждое такое «ням-ням» является по существу прарифмой. Таким образом, уже в лепоте семимесячных детей можно заметить зачатки рифмованной речи.
Сперва, как мы видели, рифма возникает у детей поневоле: такова структура их лепета. Без созвучий они не могут обойтись. «Батя, ватя, матя, сатя» — это просто легче сказать, так как в каждом из этих слов изменяется лишь один-единственный звук, прочие же можно повторять по инерции.
Но именно поэтому «батя» и «ватя» не являют собою стиха, ибо подлинный стих начинается там, где кончается автоматическое произнесение звуков и начинается смысл.
III. ПА и МА
Эмбрионом такой осмысленной рифмы необходимо, как мне кажется, считать одну неразрывную пару младенческих слов, которая неизбежно возникает в сознании ребенка, растущего в нормальной семье. Я говорю о звуках па и ма.
«Папа» и «мама» — эти два слова являются для ребенка как бы прообразом всех дуализмов и всех симметрии. Прежде чем человеческий детеныш узнает, что в мире есть ночь и день, огонь и вода, белое и черное, низ и верх, смерть и жизнь, он воочию видит, что мир разделен на две части — на папу и маму.
Двухлетний Юрик, желая взобраться на диван, всегда обращается к своей матери с просьбой:
— Мамочка, мамоги.
И к отцу:
— Папочка, папоги.
Ребенок считает законом, чтобы все подобные слова были парными, чтобы всякому звуку па, входящему в состав любого слова, непременно соответствовал звук ма. Одно без другого немыслимо. Когда какая-то женщина сказала при Лиле, что у нее есть мама и мачеха, Лиля спросила:
— Значит, и папа и пачеха.
Если мачеха — значит, и пачеха. Тут привычная перекличка двух звуков, крепко объединенных в уме у ребенка.
Увидев заросли папоротника в дачном лесу, Володя оглянулся и спросил:
— А где же маморотник?
И сколько я видел детей, которые, узнав, что на свете существуют картонные папки, через несколько дней именуют их мамками.
Как широко распространена среди малых детей, в возрасте от двух до пяти, эта перекличка двух родственных звуков, показывает хотя бы такой эпизод.
Лет сорок тому назад я в ленинградском музее показывал моей маленькой дочери чучело мамонта.
Она взглянула на него и сейчас же спросила:
— А где же папонт?
И вот в 1954 году я получаю такое письмо от московского лингвиста профессора А.Н.Робинсона:
«Когда Вале было около семи лет, а Мише около трех, я повел их в университетский Зоологический музей.
— Смотрите, это мамонты, — сказал я.
— А папонты где? — спросил малыш».
Проходит еще несколько лет, и в апреле 1957 года житель Нижнего Тагила инженер Е.Мосар сообщает мне снова о том же.
«Сережа Левелецкий четырех лет, — пишет он, — сын моего коллеги по работе, увидел в журнале картинку с изображением мамонта.
— Мамочка, — спросил он, — а мамонты теперь бывают?
— Нет, деточка, мамонтов давно уже нет.
Сережа задумался.
— А папонты есть?»
Как бы ни были различны эти дети, наблюдаемые в разное время и в разных местах, характерна одинаковость их своеобразных речений. Тем-то, повторяю, и замечателен детский язык, что чуть ли не каждое новое слово, «изобретенное» ребенком у нас на глазах, «изобретается» снова и снова другими детьми, в другую эпоху, при других обстоятельствах. Ибо законы языкового мышления у всех русских детей одинаковы и вследствие этого не могут не приводить к одним и тем же формациям слов. В каждой сотне писем, полученных мною из разных концов страны, найдется не меньше тридцати (а порою и больше!), где, как некую новинку, мне сообщают слова, которые давно уже вошли в эту книгу и теперь «изобретаются» снова новым поколением детей. К числу этих слов, как мы видим, принадлежит и папонт, возникший из мамонта, благодаря тому, что в уме миллионов ребят с первых же месяцев жизни установлена крепкая связь между звуками ма и па.
Известный юрист Анатолий Федорович Кони рассказывал мне, что в восьмидесятых годах, когда среди адвокатов вошло в моду ссылаться на психопатизм преступников, курьер суда выразился про какую-то барыню, будто она психоматка.
Здесь та же перекличка ма и па, та же простодушная уверенность, что па относится только к мужчинам, а женщинам должно быть присвоено ма.
IV. ПЕРВЫЕ СТИХИ
Типичность этого явления несомненна. Едва ли существует ребенок, речевое развитие которого обошлось бы уже в этот ранний период без парных чаще всего рифмованных — звуков и слов: высочина — глубочина, нянчила мамчила и т. д.
Впервые я заметил это у себя в семье. Помню, сын мой четырехлетним мальчишкой бегал по саду и как безумный выкрикивал:
Я-а больше тебя,А ты меньше комара!
Это он сочинил про сестру, но сестра уже давно убежала, а он — таковы поэты — все еще носился в пространстве, один, ничего не видя, не слыша, и по-шамански кричал:
Я-а больше тебя,А ты меньше комара!
Кружился, оглушенный своим собственным криком. И вдруг, словно из-за тысячи верст, до него донеслось:
— Обедать!
Его повели к умывальнику, потом усадили за стол, но в крови у него еще не утихомирились ритмы недавних прыжков, и он, скандируя ложкой, воскликнул:
Дайте, дайте, дайте мнеКа-артофельно пюре!
Ибо, только прыгая и махая руками, ребенок может создавать свои вирши. Прицепив к поясу тряпку, тот же мальчик бегал из комнаты в комнату и, хлопая в ладоши, заливался:
Я головастик,Вот мой хвостик!
И опять:
Я головастик,Вот мой хвостик!
И опять, и опять, и опять. Уже по самому кадансу стихов ощущаешь, что автор их прыгал, подскакивая и топал ногами. Здесь первое условие его творчества.
Вообще стихотворения детей в возрасте от двух до пяти всегда возникают во время прыжков и подскакиваний. Если ты пускаешь мыльные пузыри, тебе естественно прыгать с соломинкой возле каждого пузыря и кричать:
Как высоко! Ай, ай, ай!
А если играешь в пятнашки, тебе нельзя не выкрикивать:
Как могу, так и бью!Как могу, так и бью!
И не раз и не два, а раз десять — пятнадцать подряд. Здесь вторая особенность этих детских стихов: их выкрикивают множество раз.
Поэтому они такие короткие: две строки — длиннее нельзя. И в этом их третья особенность. С каждым новым прыжком все стихотворение повторяется снова. Оно может быть даже в одну строку, лишь бы повторялось многократно. Тот же мальчик, заткнув себе уши, кружился на месте, выкрикивая:
Как я желто говорю!Как я желто говорю!Как я желто говорю!
покуда физически не устал. Кончилось прыганье — кончилось творчество.
Детское стихотворство — признак избытка играющих сил. Оно — явление того же порядка, как кувыркание или махание руками. Печальный, хилый или сонный ребенок не создаст ни одного стиха. Для того чтобы стать поэтом, младенцу нужно испытывать то, что называется «телячьим восторгом». Ранней весной на зеленой траве, когда дети шалеют от ветра и солнца, им случается по целым часам изливать свою экзальтацию в стихах. Как всякие стихи, порожденные экзальтированной пляской, эти стихи часто бывают бессмысленными, ибо исполняют главным образом функцию музыки:
- Книга пяти колец - Мусаси Миямото - Древневосточная литература
- Стихотворения и поэмы - Юрий Кузнецов - Поэзия
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Странники войны: Воспоминания детей писателей. 1941-1944 - Наталья Громова - Прочая документальная литература
- Мы знали Евгения Шварца - Евгений Шварц - Биографии и Мемуары