Письма из заключения (1970–1972) - Илья Габай
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Прочая документальная литература
- Название: Письма из заключения (1970–1972)
- Автор: Илья Габай
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне очень тепло от описаний тезоименитства моего сына. Мне как-то всегда хотелось, чтобы ему было весело и раскованно в кругу своих достопочтенных сверстников. В твоем описании он (внешне) какой-то мне незнакомый. Но письма у него сейчас стали интересными, я чувствую духовную близость, а иногда мне хочется снять почтительно шляпу. То Блока процитирует, то, знаешь ли, порассуждает о картине неизвестного мне художника Рождественского – ужас как быстро растут люди. Представляю себе, как далеко ушел Марат. Подожду немного – и начну набрасывать тезисы предстоящей беседы с ним ‹…›
О «Короле Лире» начитан и, конечно же, хочется посмотреть. Гамлет, по-моему, был все-таки больше фильмом Смоктуновского, нежели Козинцева, а здесь, судя по прессе, совсем не так. Я в своей жизни не видел даже, а слышал одного-единственного Лира, и то на еврейском языке, в котором, каюсь, но силен не многим более, чем в древнегреческом. Ну, и по слышанной пластинке, и по описаниям Михоэлс стал для меня эталоном Лира. А здесь видишь как! Говорят, там очень интересен шут, и вообще: не один Ярвет, а все прибалты играют прекрасно. Особенно, я читал, актер, который играет в «Мертвом сезоне». А очень ли заметно, что в кино говорит не сам Ярвет?
Бог с тобой, Алинька, что ты такое пишешь?! Почему это тебе нужно было бы отказаться от защиты? Я понимаю, когда такая проблема возникает у нашего брата: тут бывает, что ты должен разоблачить почитаемого тобой Кафку, и все представляется как испытание собственной щепетильности и чистоплотности. Но я не представляю, почему и как в твоей сугубо практической и очень благородной сфере могут возникнуть подобные нравственные сомнения. Чем же это плохо – почитать специалистов, подытожить собственную работу, ну и попутно, между прочим, несколько улучшить прозаическую сторону своего бытия? Кстати, в твоем отпуске я усматриваю практические выгоды и для себя: будешь мне писать почаще (это раз!) и я одолею свою фтизиатрически-педиатрическую дремучесть (это два!) ‹…›
В последнее время хлынула на меня пресса, прочел я несколько журналов этого года – без особо острых впечатлений пока. Сегодня пришел «Новый мир» № 1, но я его, вопреки своим привычкам, еще даже и не просмотрел. Так что поговорим о нем в следующем письме, которое, надеюсь, не отложится на долгое время. Крепко целую тебя и твоих домашних
Илья.
Юлию Киму
24.2.71
Здравствуй, Юлик!
Получил сегодня два твоих письма. Помимо всего прочего, в них первые по-настоящему успокоительные сведения об Автозаводе[107], что меня согрело, и очень.
Я рад, что твои творческие дела более или менее благополучны. Тебе вряд ли стоит прислушиваться к снобистским голосам извне, да и к своему собственному тоже. Песни ж для тебя не ремесло, отнюдь, – часть твоей творческой стихии, и еще, я уверен, когда наладится окончательно материальная сторона жизни и можно будет в этом жанре делать только до конца интересное самому себе, пойдут вещи и помасштабнее (размером и формой), покраеугольнее.
Глава, о которой у нас зашла речь, волнует меня прежде всего тем, что она слабая, слишком прямая и риторичная. Я ее скорее всего выброшу, композиционно здесь ничего не пострадает. В отличие от еще пары глав, переделать которые у меня пока нет мозговой силы, а выбросить нельзя, – потому что они повод для последующего, дорогого еще мне пока, разговора. Вся беда в том, что противоречивую этическую проблему в упомянутой главе (проблема, для чего жить: для актуального – переход его в сиюминутность, суетность, по-моему, неотвратим – или «для вечного») никак нельзя решать односложно и прямолинейно. А не так – кишка оказалась тонка.
Рад, что Ирка оправилась, и очень жалко, что ее пока не хватает на письма (я действительно жалею именно об этом, а не высказываю претензии). Геологическую экспедицию я все-таки никак не могу ей советовать: там требуются физические усилия, а она, мне кажется, сейчас не имеет никакого права на усталость. А филонить по знакомству – это, наверно, для более забронированной совестливости. Так что кругом трудно, и я не устану занудно повторять, что все усилия надо направлять на получение возможности закончить учебу. Мне еще так представляется, что сейчас, в новом качестве, Ирише это будет просто-напросто и приятно: труд, в котором даже в самом плохом варианте что-нибудь да извлечешь. Я вспоминаю, что в дни сессии я с удивлением открыл, что даже в истории педагогики есть нечто такое, что следует вполне душевно принять к сведению. Ну, что именно, – сейчас, конечно, безнадежно позабыто.
О каких-то перспективах с «Недорослем» мне писала Майя (жена Федорова и дочь Рошаля; напоминаю, потому что ты, может, зовешь ее поофициальнее). Дай-то бог. В твоем письме прочувствовыется много взыска к себе, в чем-то, я убежден, совершенно напрасного. По этому поводу я тебе открою секретик: я вчера отослал письмо твоей сестре. Секрет, разумеется, не в этом, а в том, что мне пришлось волноваться в этом письме из-за совершенно нелепых ее этических треволнений: как честный человек, она, видишь ли, должна была бы не писать диссертацию. Уму непостижимая ересь! Отнесись к этому все-таки как к секрету: передавать содержание своих писем Алинька меня не уполномочила, но, помимо прочего, я хотел бы, чтобы в серьезный период ее жизни родственники знали о такой глупой червоточине и были бы в соответствии с этим по возможности бдительны. Как будто бы можно сомневаться в праве работать по призванию – ересь и только.
О многом надо было бы поговорить, но разве все впихнешь в одно письмо? Пиши чаще, как и обещал. Крепко тебя целую и низко кланяюсь всем твоим домочадцам
Илья.
P.S. Какие ты там связки порвал? Мне об этом написал Гера, а ты ни слова. Сильно ли ты мучился в этой связи?
Илья.
Герцену Копылову
24.2.71
Дорогой Гера!
Ты в конце своего припоздавшего письма выражаешь надежду, что «оно (т. е. письмо) позабавит меня». Так оно бы, может быть, и было бы, если бы ты не сообщал довольно печальные вещи. У меня ведь все-таки, при всем моем скептическом отталкивании от модного ореола вашего брата-физика, укоренилось прочно убеждение, что уж лысенковские ситуации вам просто не по профилю работы, ни к чему.
Ты ничего не сообщаешь, чем это практически может для тебя обернуться[108]. Достаточная ли панацея твоя докторская степень, твои научные труды и премии? Есть ли на всякий случай организации с близким научным профилем? Эгоистически говоря, твои друзья не были бы огорчены, если б это вдруг обернулось работой в Москве, но я вполне отдаю себе отчет в том, что это может не совпадать с твоими творческими и житейскими пристрастиями ‹…›
Сейчас более или менее стала поступать подписка, и я закопался в журналах, оставив более серьезное чтение для паузы. Так вот почувствовал необходимость даже с риском потерянного времени вникнуть в сегодняшние дела нашей литературной планеты: как она там без меня, вертится ли?
Среди нового (и не очень нового) журнального чтения мелькают имена притчей во языцех: все тех же Евтушенко и Вознесенского. По-моему, им сейчас самая пора дать читающей России время для отдыха от своих имен – так убого, как я понимаю, они раньше не писали. Дело вот в чем, по-моему: художник (настоящий) обязан стремиться написать лучше, чем в прошлый раз, доказать, что у него, кроме набитой руки, есть еще НЕЧТО за душой (совсем иная статья, получится ли, тут уж никто не виноват, если нет и даже если какое-то время автор не чувствует поражения). А Евтушенко в «Литературной России» и Вознесенский в «Юности» (в конце прошлого года) просто откровенно не стыдятся перепевать самих себя, высасывать из пальца значительные благоглупости. У Евтушенко, например, такое четверостишие (надо полагать, с «подтекстом»): женщина должна быть доброй; вот как она почувствует, что она добра, значит, она стала женщиной. Чем это принципиально отличается от позиции Кобзева – бог весть.
Я пишу, а сам боюсь: не продиктована ли хоть отчасти моя филиппика обыкновенным чувством конкуренции. Думаю, что нет: я все-таки давно уже дел в русской словесности привык не принимать близко к сердцу. Парадоксальное впечатление, но мне кажется, что в наши дни, у нас, ветер востока довлеет. Среди того, за чем мне удается следить, проза Айтматова, стихи Кулиева и Гамзатова – людей, работающих постоянно, представляются мне едва ли не самым значительным.
Среди политических событий я совершенно недоуменно выделяю действия Меира Кахане. Я действительно считаю такие счеты к скрипачам или хору вещью суетной и непонятной, даже беспринципной. Независимо от политических пристрастий, просто не могу ухватиться за логическую ниточку в таких поступках. Мне кажется, что они действуют в полном противоречии с национальными традициями мудрости и достоинства. Впрочем, не исключено, что я чего-нибудь не понимаю.
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Английский язык с Р.Л.Стивенсоном. Остров сокровищ - Роберт Стивенсон - Морские приключения
- Вошь - Павел Викторович Парменов - Прочий юмор / Юмористическая проза / Юмористическая фантастика
- Срубить крест[журнальный вариант] - Владимир Фирсов - Социально-психологическая
- Английский язык с Эрнестом Хэмингуэем. Киллеры - Ernest Hemingway - Классическая проза