Форма входа
0/0
60-е. Мир советского человека - Петр Вайль
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Прочая документальная литература
- Название: 60-е. Мир советского человека
- Автор: Петр Вайль
- Просмотров:2
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно 60-е. Мир советского человека - Петр Вайль. Жанр: Прочая документальная литература. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги 60-е. Мир советского человека - Петр Вайль:
Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».
Читем онлайн 60-е. Мир советского человека - Петр Вайль
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Облеченные доверием партии и народа, ученые не могли не чувствовать своей ответственности перед обществом. Для них – единственных в стране – наука была не мифом, а реальностью. Они видели в ней социальный рычаг и не имели права пренебрегать ее возможностями. Научная интеллигенция явочным порядком реализовала запретные для других конституционные свободы. Когда в 1966 году в ЦК было направлено письмо об опасности реабилитации Сталина, под ним стояли подписи крупнейших ученых страны – П. Капицы, Л. Арцимовича, М. Леонтовича, А. Сахарова, И. Тамма.
Вот как позицию ученых выразил академик Капица:
Чтобы управлять демократически и законно, каждой стране абсолютно необходимо иметь независимые институты, служащие арбитрами во всех конституционных проблемах. В США такую роль играет Верховный Суд, в Британии – Палата лордов. Похоже, что в Советском Союзе эта моральная функция выпадает на Академию наук СССР53.
Знания, которыми обладали ученые, превращали их в элиту, противопоставленную и политикам, и военным, и просто обывателям. Социальная пирамида должна была перестроиться так, чтобы наверху ее оказались аристократы духа. Государственная логика вынуждала ученых принять роль пастыря. Они знали, что надо делать, и могли доказать, почему надо делать именно так. Но доказать – на своем языке, языке авгуров, понятном только им. Неразумная толпа с восторгом взирала на храм науки, пока таинства совершались внутри него.
Ученые не могли не вмешиваться в дела общества. Но когда вмешивались, они переставали быть учеными, а становились диссидентами. Их тайное жреческое служение делалось явным. Когда наука говорила о нравственности, она профанировала свой культ, низводя его до общепонятных тезисов.
Ученый растворил двери храма и пошел в народ или правительство. Снимая с себя сан, он превращался в гражданина.
Однако в России это место было занято поэтом. Это про него было известно, что он «гражданином быть обязан». Логика, переведенная на язык государственных интересов, отнюдь не выигрывала в убедительности: ей не хватало поэзии. Она была всего лишь верной.
Ученые видели в науке рычаг, партия увидела в ней средство шантажа. Война, в которой одна сторона располагала логикой, а вторая – грубой силой, оказалась бесперспективной для противников. Гражданские тенденции советской науки искореняли вместе с наукой. (Жорес Медведев вспоминает, что после Праги, в связи с политически неправильными настроениями ученых, в Обнинске был ликвидирован теоретический отдел Института ядерной энергии. Некому стало работать54.)
Жрецы, которым общество предписывало упиваться чистой наукой, не выдержали искушения и спустились на землю. Тогда в них увидели шарлатанов и побили камнями. Ничего нового в этой истории, конечно, нет.
Как только ученые решили разделить с правительством ответственность за общество, и правительство и общество мстительно припомнило ученым практические результаты. И кукурузу, и изобилие, и коммунизм, который был все еще на горизонте.
Абстрактное знание терпели, пока оно было знаменем эпохи. Но когда сами физики захотели спуститься с эмпиреев, чтобы заняться черной работой государственного строительства, общество увидело в них равных. Перед равным стесняться не стоило. Раз ученые опустились до реальности, реальность сможет за себя постоять. Когда физики перестали шутить, с ними перестали считаться.
Все это означало, что спор между физиками и лириками вступил в новую фазу.
Научные метафоры питали поэзию, она училась рифмовать элементарные частицы. Но за всем этим стоял храм внечувственной голой абстракции. Эпоха воспринимала науку поэтически, но только потому, что сама наука казалась цитаделью трезвой прозы.
Когда таблица умножения не справилась с коммунизмом, ее признали ошибочной. Недавних кумиров обозвали «образованщиной». На разгул материализма Россия ответила идеалистической реакцией. Лирики брали реванш у физиков, и романтическое невежество отплясывало на руинах уже ненужных синхрофазотронов. Правда ушла в почву.
И все же увлечение научной религией не прошло даром. Слишком праздничным был дух свободного творческого труда55. Храмы науки с их выставками нонконформистов, с песнями бородатых бардов, с не виданным раньше веселым обиходом превратились в музеи. Но именно в них выросла слегка самоуверенная, ироничная элита.
Научная религия потеряла своих адептов, общество разочаровалось еще в одном мифе. Но привилегированное ученое сословие осталось. Осталось, чтобы лелеять свою привилегию: помнить, что дважды два – четыре.
Марш энтузиастов
Накануне праздника. Школа
Мир взрослых – это утопия. Взрослые могут делать все, чего нельзя детям: поздно ложиться спать, есть сладкое, не ходить в школу. Каждый прожитый год – это ступень к счастью. Ступень к свободе. А пока – белые пришитые воротнички. Бурый галстук, скатывающийся в трубочку. Страх. И невозможность поверить, что учительница была маленькой. Бабочка тоже не поверит, что была куколкой.
Дети думают, что хотят вырасти. Они думают, что у взрослых хорошо.
Граница между взрослыми и детьми непреодолима. Принципиальная разница заключается в том, что взрослые строят мир детей, как хотят, а сами живут, как получится. В первую очередь общество навязывает свои социальные модели детям. Собственно, только здесь они и существуют в чистом виде. Ребенок вынужден их принимать не обсуждая. Он лишен свободы выбора.
Дети вообще живут в специально созданных для них взрослыми условиях – детских садах, школах, пионерских лагерях. Они имеют дело не с реальностью, а с вымыслом, который им приходится считать правдой.
Общество хотело бы, чтобы взрослые воспринимали мир как дети. Дисциплина, упорный труд, любовь и доверие к начальству – всего этого ждут от хороших детей и от хороших взрослых. Мир, воспринятый сквозь призму детских представлений, отличается цельностью, полнотой и целесообразностью. Взрослые тщательно следят, чтобы он таким и остался. Против детей они всегда выступают единым фронтом. Они не могут позволить себя скомпрометировать – авторитет важнее правды.
Хрущевские разоблачения, потрясшие всю страну, не коснулись детей. Им просто о них не сказали. Сталин не мог быть плохим, потому что Сталин был взрослым. В стихах из «Родной речи» вместо Сталинграда стали читать Волгоград, что даже не повлияло на рифму.
В либеральную эпоху дети жили в заповеднике консерватизма. По молчаливому сговору взрослые решили оградить юное поколение от разочарований.
Ребята ранних 60-х читали те же книги, что и их ровесники сталинской эпохи. Их учили по тем же учебникам, на тех же примерах. Для миллионов пионеров героем оставался все тот же Павлик Морозов.
Первоклассники 61-го года были чуть ли не единственными в стране, кто осуществлял преемственность поколений. За это неразборчивое доверие общество одаряло детей сладостным чувством социального комфорта: разрешало детям любить родину.
Родина была абсолютно прекрасна. У нее не было пороков. Вся она была, как старший брат, как отец, как мать, как одна большая семья. И своя, личная, семья казалась всего лишь филиалом общегосударственного единства.
Мир взрослых был щедр, и могуч, и интересен. Он был строг, но справедлив. Ребенок видел его только таким, каким взрослый мир хотел себя показать. Дети не должны были знать о существовании денег, очередей, боли, смерти.
Дети и не знали. То есть в их конкретной, уникальной ситуации все это было. Были очереди за белым хлебом («Ладушки, ладушки, Куба ест оладушки»). Были злые учителя, пьяные родители. Но зло казалось ненормальным исключением из стопроцентно нормального мира. Оно никак не омрачало праздник, потому что плохое было здесь и сейчас, а хорошее всегда и повсюду.
У советского ребенка по определению было счастливое детство. Эта формула так же нерасчленима, как сочетание «красна девица». Слова теряли смысл, но оставляли ощущение счастья, которое дает любовь.
Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Советскую Родину…1
Нужно было только слиться с родиной. Шагать вместе с ней в бодром марше. Раствориться среди ее красивых улыбающихся людей. Чтобы детство было счастливым, надо довериться родине. Она того заслуживает.
Пионер вступал в жизнь, сознавая уникальность своего положения. Он знал, что его родина – венец творения. История существовала только для того, чтобы наступило «сейчас». Долгая эволюция вела к тому, чтобы из питекантропа сквозь ряды рабов и крепостных пробился простой советский человек с микроскопом в руках. Сам пионер был частью этой эволюционной лестницы: октябренок – пионер – комсомолец – коммунист. Путь неизбежный, как старение.
Корней Чуковский приводит слова маленькой Гали, включившей Некрасова в число советских поэтов: «А разве он не советский? Ведь он же хороший»2. Советскими были и Пушкин, и Пугачев, и Илья Муромец. «Советский», «русский», «хороший», «наш» – все это синонимы.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу 60-е. Мир советского человека - Петр Вайль бесплатно.
Похожие на 60-е. Мир советского человека - Петр Вайль книги
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- Желание и умение делиться душевным теплом - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Науки: разное
- Переводы - Бенедикт Лившиц - Поэзия
- Карман ворон - Харрис Джоанн - Иностранное фэнтези
- 1С: Зарплата и управление персоналом 8.2. Понятный самоучитель для начинающих - Алексей Гладкий - Программы
