Кремлевские жены - Лариса Васильева
- Дата:11.09.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Кремлевские жены
- Автор: Лариса Васильева
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маршалы и генералы, храбрецы и воины уходили в тюрьму режима, который они отстояли в боях, увлекая за собою своих женщин, а те вели себя с разной степенью мужественности.
Но можно ли винить женщину в том, что она ведет себя по-женски, то есть боится тюрьмы, допроса, пытки, расстрела и в страхе теряет голову?
Можно ли? А почему бы и нет, если мы равны. Но равны ли мы?
Ничего не утверждаю, ни в чем никого не убеждаю, просто пересказала вкратце первое «Дело», прочитанное мною в кресле, из коего правил бал сам Сатана.
* * *На следующее утро я, уже не так взволнованно, не так эмоционально, почти спокойно села в дьявольское кресло. Раскрыла долгожданное
«Дело» Михайловой-Буденной О. С.1905 года рождения, уроженки Екатеринослава, дочери железнодорожного служащего, до ареста солистки Государственного Большого театра Союза ССР, жены Маршала Советского Союза Буденного С. М.»
Собственноручные показания О. С. Михайловой-Буденной. Даны 14 марта 1938 года:
«Родилась в 1905 году. Отец — крестьянин, сирота, попал в город, прослужил тридцать шесть лет на железной дороге. Начала учиться в Курске в 1915 году. От царского режима у меня остались очень тяжелые воспоминания, так как отец отдал меня в гимназию. Неправильная речь, дешевые платья, вся одежда, а также звание крестьянки вызывали у соучениц насмешки. Классные дамы детям богатых родителей и сановников не разрешали со мной играть на переменах и без стеснения говорили им при мне, что у них нет ничего общего со мной. «Твой папа мужик?» — спрашивали меня.
Дабы избежать насмешек, отец в 1915 году приписался к городским мещанам. Окончила я школу в 1920 году в Вязьме и сразу же вышла замуж (пятнадцати лет?! — Л.В.) за коменданта станции Вязьма Рунова. Годы военного коммунизма, разрухи переживала безропотно, но без особого энтузиазма: происходит то, что должно происходить, на фронтах немцы и генералы предают, значит, царь не годится, а главное, что теперь никто не будет называть мужичкой. Это меня вполне удовлетворяло, хотя и голодно. В 1924 году я развелась с Руновым, он был алкоголик, пропивал свою и мою зарплату, да еще тащил из моего скудного гардероба. В 1924 году я, получив двухнедельный отпуск, поехала посмотреть Ессентуки, так как не представляла себе, что такое курорт. Здесь меня Кулик, Тютькин и Георгадзе познакомили с С. М. Буденным. Добиваться этого знакомства я не добивалась, ибо Семена Михайловича знала только по маршалу Буденному… Овдовев, Семен Михайлович предложил мне оформить связь, на что я дала согласие и переехала к нему.
В этот период умер Фрунзе и получил назначение нарком Ворошилов. Вначале за столами тосты поднимались за вождя Первой Конной Буденного, потом тосты стали подниматься за вождей Первой Конной Буденного и Ворошилова. Последние годы конармейцы уже смело поднимали бокал за создателя Первой Конной и за вождя Красной Армии Ворошилова. За здоровье Сталина — человека эпохи, вождя мирового пролетариата — тосты всегда поднимались с энтузиазмом. В период особенно острой и уже совершенно открытой борьбы с оппозицией Троцкого конармейцы, посоветовавшись с Семеном Михайловичем, дружно объединились и решили поддерживать Иосифа Виссарионовича.
Мои личные отношения с Семеном Михайловичем были следующие: в начале знакомства я его полюбила за ласку. Несмотря на то что он меня очень любил, он давал мне почувствовать, что я — человек маленький, что совершенно верно, не имею заслуг и пользуюсь материальными благами, предоставленными мне не по праву, что он пользуется машинами и домами отдыха ЦИКа, потому что заслужил, а при чем здесь я, что при нем моя роль ухаживать и заботиться о его здоровье и хорошем настроении, что, конечно, правильно, он говорил, что я должна зарабатывать себе славу сама…»
Папка с «Делом» Михайловой не рассказывает, что происходило с Ольгой Стефановной между этим собственноручным показанием и письмом к Ежову, наркому внутренних дел, в котором Ольга Стефановна с первых же строк начинает оговаривать мужа: «С Буденным я жила двенадцать лет и привыкла видеть в нем человека жесткого, ни перед чем не останавливающегося для осуществления своих целей. За двенадцать лет я пережила много побоев, самодурства, угроз и т. д. Семен Михайлович грозил мне убийством, выдачей ГПУ как шпионки. Следствие (проследим внимательно эту фразу. — Л.В.) от меня требовало, чтобы я рассказала все, что мне известно о преступлениях и преступных замыслах кого бы то ни было против советской власти (то есть безразлично кого, лишь бы рассказала, то есть донесла. — Л.В.). Я ничего не рассказывала, так как прежде всего я должна была рассказать о Буденном, мести которого продолжала бояться. За двенадцать лет совместной жизни с Буденным у меня накопилось много фактов, свидетельствующих о том, что он вел какую-то нехорошую работу против руководителей нашей страны, и в первую очередь против Сталина и Ворошилова, и об этих фактах я и хочу сообщить в этом заявлении».
И далее она, бедненькая, уже, по-видимому, разрушенная самим фактом тюрьмы и акциями следствия, начинает фантазировать, мешая реальности с вымыслом, пытаясь притянуть за уши полуфакты, полусобытия вроде таких: «В период острой борьбы с Троцким я спросила Семена Михайловича, за кем мы с ним пойдем, за Сталиным или за Троцким. Семен Михайлович сказал, что это острый вопрос, сломя голову бросаться в крайности здесь нельзя, надо немножко выждать, как будут развертываться события дальше, тогда и решать вопрос будем».
Или такое: «У Семена Михайловича на Дону были темные связи. Мы с ним возвращались с курорта. Во Владикавказе с ним поздоровался какой-то железнодорожник, а затем в купе за бутылкой вина этот железнодорожник долго рассказывал, как он со своим отрядом окружил красных, как душил за горло партизанский отряд, что у него получилась мертвая хватка, его еле оттащили от трупа командира…»
Или такое: «Семен Михайлович всегда держался обособленно от Тухачевского, Якира, Уборевича и Корка, однако в конце 1936 или начале 1937 года Семен Михайлович был на даче у Тухачевского, сказал, что они заключили между собой деловой договор, будут во всем помогать друг другу и не будут ссориться, одним словом, дружба до гробовой доски. Семен Михайлович и Егоров зачастили на дачу к Тухачевскому, что резко бросалось в глаза».
Мария Васильевна Буденная рассказала мне, как спустя много лет вернулась из тюрьмы и ссылки Ольга Стефановна и говорила ей, что следствие вынудило ее давать показания против Буденного, утверждая, что он уже в тюрьме, изобличен, изобличил ее. Ольга Буденная рассказывала, как ее били и пытали.
Тут же в «Деле» есть показания некой К., «подсадной утки»: «Вместе со мной в камере сидит артистка ГАБТ Ольга Михайлова, бывшая жена Буденного. По ее словам, Буденный не только знал, но и был участником антисталинского, антисоветского военного заговора. Михайлова говорит, что ей приходило в голову донести на него, но она не знала, к кому обратиться, она думала, Ворошилов не поверит и расскажет об этом тому же Буденному. Когда начались аресты и разгром военных кадров заговорщиков, Буденный очень боялся за себя и ждал ареста. Во время пленума ЦК 1937 года он также ходил сам не свой… Она сказала, что ей теперь ясно, что во время поездки в 1923–1930 годах в Сибирь Буденный под видом чаепития со старыми партизанами организовывал повстанческие отряды… Михайлова склонна считать, что Буденный хотел ее убрать и скомпрометировать политически, зная о ее связи с артистом Алексеевым, боялся, что, уйдя к нему и выйдя из-под его влияния, зная о ряде его антисоветских настроений, она может ему повредить.
Насколько я поняла, Михайлова скрыла все изложенные факты от следствия, так как, по ее словам, она была на допросе в полуневменяемом состоянии, во-вторых, ее про Буденного почти не спрашивали, в-третьих, она боялась говорить про него, в-четвертых, она только сейчас стала многое понимать и оценивать и, наконец, в-пятых, она ждала справедливого упрека, почему не донесла своевременно».
Далее К. сообщает, по-моему, главное: «Михайлова находится сейчас в состоянии тяжелой депрессии, и беседовать с ней очень трудно, не всегда вызовешь на откровенность. 14.7.1938 года».
Но может ли это быть главным для следствия? Увы!
Далее идет серия допросов, касающихся посещения посольств. Ольга Стефановна сознается в том, что иногда бывала в посольствах без Буденного, например, когда итальянский посол Аттолико предлагал ей спеть. Рассказывает о вопросах, которые ей задавали в посольствах: «На одном из приемов в латвийском посольстве один из свиты Мундерса спросил меня, почему не расстреляли Радека, на что я ответила: значит, он еще нужен будет.
В японском посольстве спросили, где находится Буденный, и сообщили, якобы он, по слухам, на Дальнем Востоке, готовит войну против Японии. Интересовались, почему я служу, я всегда отвечала, у нас кто не работает, тот не ест, и я люблю искусство.
- Стихотворения - Борис Пастернак - Поэзия
- Железный поток - Александр Серафимович - Русская классическая проза
- Кремлевские призраки - Игорь Харичев - Русская современная проза
- История с Живаго. Лара для господина Пастернака - Анатолий Бальчев - Биографии и Мемуары
- Как Горбачев прорвался во власть - Валерий Легостаев - История