Матрица бунта - Валерия Пустовая
0/0

Матрица бунта - Валерия Пустовая

Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно Матрица бунта - Валерия Пустовая. Жанр: Публицистика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги Матрица бунта - Валерия Пустовая:
Сборник статей, посвящённых литературному процессу, новым книгам и молодым, многообещающим авторам. В галерее литературных портретов Валерии Пустовой — Виктор Пелевин, Андрей Аствацатуров, Слава Сэ, Сергей Шаргунов, Марта Кетро, Елена Крюкова, Дмитрий Данилов, Роман Сенчин, Владимир Мартынов, Олег Павлов, Дмитрий Быков, Александр Иличевский, Захар Прилепин, Павел Крусанов, Дмитрий Орехов, Илья Кочергин, Дмитрий Глуховский, Людмила Петрушевская, Виктор Ерофеев, Ольга Славникова и другие писатели.

Аудиокнига "Матрица бунта" от Валерии Пустовой



📚 "Матрица бунта" - захватывающий роман, который погружает слушателя в мир интриг и загадок. Главный герой, *Артем*, оказывается втянутым в опасное противостояние с системой, которая пытается контролировать каждый шаг человека. Он становится символом сопротивления и борьбы за свободу мысли.



🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения разных жанров, включая бестселлеры и культовые книги. Погрузитесь в мир литературы вместе с нами!



Об авторе



Валерия Пустовая - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной сюжета и острыми социальными комментариями. Ее книги всегда вызывают интерес у читателей и заставляют задуматься над важными вопросами.



Не пропустите возможность окунуться в увлекательный мир "Матрицы бунта" и присоединиться к борьбе за свободу и истину. Слушайте аудиокниги на knigi-online.info и расширяйте свой кругозор!



🔗 Ссылка на категорию аудиокниги: Публицистика

Читем онлайн Матрица бунта - Валерия Пустовая

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 121

Однако по мере углубления в чтение замечаешь, что сквозь пышущее здоровье, трезвость и полнотелость статей Быкова проглядывает полыхание какого-то иного, больного жара. Если литературу и идею искусства Быков воспринимает здраво и адекватно, без павловской вины, то в восприятии жизни и жизнестроительных идей цельность и однозначность идеала свойственна Павлову гораздо больше, чем Быкову. Мироощущение Дмитрия Быкова базируется на разломе, он необыкновенно чуток к распадению, к трагике противоречий.

Это мироощущение и определяет самобытность Быкова-критика. И в отношении его позиций — Быков всегда заранее полусогласен с оппонентом, потому что восприимчив к неоднозначности любого решения, к правоте и в то же время неполноте каждой из сторон. И в отношении стиля — сатиро-элегического, воплощающего одновременно отчаяние и надежду.

Лучший раздел в книге — «Юбилейное» — посвящен литературным классикам и их интерпретации в свете актуальных вопросов нашей жизни. Именно жизнь, ее модели, секрет выстаивания и гибели прежде всего интересуют Быкова. Поэтому акцент в его историко-критических статьях сделан на героев литературных произведений и их авторов, символизированных Быковым до героев жизненной эпопеи. Воспеть своего Героя важно Быкову прежде всего. А в нем — идеал самого себя, привлекательную для него самого жизненную позицию. Неслучайно кажется, что о Чехове, Тютчеве и Салтыкове-Щедрине Быков пишет как о своих других «я».

Его идеал — фигура «масштабная и трагическая», человек «больших страстей». Оттого-то в эссе о Лимонове появляется ницшеанский мотив «мучительного и благотворного преодоления человеческого в человеке». И очень характерна поправка Быкова к теории классовой борьбы: что конкуренцией классов движут не экономические мотивы, а «гордость и стремление к самореализации». Гордое, вполне себя сознающее и последовательное в своем жизневоплощении человеческое «я» — это один, светлый, позитивный полюс быковского идеала Героя.

Но мироощущение Быкова не позволяет ему принять этот идеал за целое. Что его смущает — неполнота? неправдоподобие? Скорее всего разломное мироощущение Быкова просто не выносит цельности даже самого позитивного образа, торжество для него подозрительно своей претензией на окончательность и полноту, так что праведник без изъяна оказывается заведомо не прав. Недаром в суждениях Быкова заметна мания преследовать победителей и уличать их в потерях, так что во всякой фанфарной хвале у него звучит поминальная нота.

В этом смысле показательно возражение Быкова против распространенной интерпретации романа Набокова «Дар». Считать, что Набоков из двух своих героев, торжествующего здорового Чердынцева и осмеянного болезненного Чернышевского, выбрал первого, — по Быкову, «опасное и смешное заблуждение». Чердынцев смешон Быкову тем, что прячется от истинного существа жизни в ловушку благополучия, которое уменьшает масштабы его разочарований, но зато и понимание жизни мельчит, делая его «плоско-поверхностным».

«Чернышевский гибнет за иллюзорную цель, прожив невыносимую жизнь», — вот оно, дополнение к гордости и несломимости идеального Героя. Отчаяние и трагедия — плата за дар неусредненности. И жизненная стратегия такого Героя — ему под стать. Это позиция «бессмысленного», но — «сопротивления». Его Герой — маргинал, отщепенец, но не подпольщик. Это маргинал, не покладающий рук в надежде улучшить общую жизнь. И награда ему — не результат его усилий, который, по Быкову, ждать и глупо, и смешно, — а обретение «почвы и опоры в собственном отчаянии». Поэтому-то он выделяет в Тютчеве решимость «с таким отсутствием иллюзий, с таким трагическим самозабвением» делать «мертвое дело». Поэтому ему привлекательно в Салтыкове-Щедрине упорство одиночки, вынужденного противостоять одновременно «государственной и либеральной лжи». «Хорошей» альтернативы нет, но отказаться от выбора в пользу бездействия тоже не альтернатива. Быков за переворот, но против фронды, за оппозицию, но против подполья. За то, чтобы «выбирать меньшее из зол и в сотый раз терпеть поражение».

Романтическому идеалу Быкова противостоят его антигерои — Нина Берберова, Евтушенко, Довлатов. Нападки Быкова на них можно оспорить, но значимы не сами оценки, а их подоплека: Быков выбирает в антигерои тех, в ком он увидел малейший намек на умение поспеть за жизнью, прийтись ей в пору, основанное, по его мнению, на страхе хоть раз «почувствовать себя на отшибе».

Статьи об уже вошедших в историю писателях особенно удаются Быкову потому, что тут он в близкой ему, спасительной сфере максимальностей. Когда речь идет о гениях, Быков избегает полуправд и настаивает на абсолютности истины об искусстве. До олимпийской вершины литературных богов не доползла трещина мировой раздвоенности. Там сбережены «бессмертие», «вертикальная иерархия ценностей», «гений», «осмысленность бытия». Гимн торжествующему над жизнью искусству — статья о Цветаевой «Сто десять, или Все впереди».

Однако трагика мироощущения Быкова, подобно платоновской тяжести привязавшейся к земному души, стаскивает его с вершин абсолюта в «горизонтальный мир» относительностей. В земных условиях идеал литературы слишком воздушен и не годен для строительства. А Быков, мы помним, не может позволить себе отсидеться в дали от общей стройки. Пусть бы даже прибежищем его стало то, во что он больше всего верит.

Присуждающий вечную правоту литературе, Быков в анализе современности сосредоточивается на ее оппонентке — жизни. Статьи Быкова о текущей словесности — не столько определение собственно литературных тенденций, сколько основанная на идеологической трактовке литературы диагностика кармы русского общества. «Непреодолимые органические пороки» Отечества и соотечественников — вот что раскапывает и пытается вырвать с корнем он на поле текущего литпроцесса. Манифестальная в этом смысле рецензия — «Зори над распутьем» («Новый мир». 2004. № 4), посвященная «итоговым повестям» либерала и почвенника — Леонида Зорина и Валентина Распутина. «Пожалуй, время эстетической критики в каком-то смысле действительно прошло<…>. Не качество этих произведений для меня сейчас важно, а их симптоматичность»; «хорошая проза появится сама, как только мы выбьемся из болота спекуляций и подмен». Полагая, что литература «не живет» без «вертикальной иерархии ценностей», Быков эти ценности находит только в сфере идеологической, по сути, проводя мысль о том, что правильное понимание жизни само собой обеспечивает и правильное понимание литературы.

В поэзии для него оказывается «хорошо» то, что сказано «прямо и безжалостно» («Вокруг отсутствия» // Новый мир. 2001. № 8). А Набоков разделяет вину либералов, которые «отказываются делать выбор». В такой критике, где торжествует идеологический пафос над эстетическим, неизбежно итоговое огрубление смыслов и смещение ценностей. Посыл хэмингуэевского Старика оказывается предельно прост — всем на подражание: «Это не значит, что старику не следует выходить в море. Ясно же, что означает море в этой истории. Это, так сказать, жизнь». А главным принципом критики становится «отказ от единства» — так называется статья, в которой Быков резко выступает против примирения почвенного и либерального лагерей литературы, забывая, что ему не любы не столько убеждения оппонентов, сколько их тексты, в разговоре о которых можно спокойно избежать партийных мет.

И вот что интересно: взявшись решить эстетическую судьбу текста, Быков бывает проницателен, как Кассандра. Напротив, в гадании на судьбу общества невольно жульничает, выдавая желаемое за действительное. Яркий пример — его концепция народа в отличном эссе о Шолохове «Дикий Дон». Читая, как Быков пытается навязать народу умение «сформулировать» законы и ценности, оторвать его от архаической привязанности к роду, отучить от «самомнения, традиций и жестокости», — невольно вспоминаешь статью Павлова «Русская литература и крестьянский вопрос», в которой точно уловлена основа мироощущения, по выражению Павлова, «людей земли» и, по сути, воспроизведена модель взаимоотношения Быкова и общества: интеллигенция все суетится и хочет народ куда-то направить, а тот стоит остолбенело и слышит только архаический зов почвы. А когда разрушена идея земли и разворошена бесхозяйственностью сама почва, — не слушает уже ничего и только стоит остолбенело…

Но Быков любит отчаянный труд, «бессмысленное сопротивление». Энтузиазм его статей — это вызов его же собственному пониманию их напрасности. Идеологические проекты — попытка нагрубить собственному пессимизму. В России никогда ничего не изменится, но мы замыслим переворот. Положение наше отчаянное, но надо надеяться. Поэтому и читатель, к которому адресует свои выступления Быков, — самый широкий. Со всеми его самыми массовыми предрассудками, самыми общими представлениями, которые Быкову интересны как метки на пути к сердцу его идеального читателя — нашего общества. Многочисленность которого только оттеняет его, Быкова, отчаянное ощущение одиночества.

1 ... 16 17 18 19 20 21 22 23 24 ... 121
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Матрица бунта - Валерия Пустовая бесплатно.

Оставить комментарий

Рейтинговые книги