Матрица бунта - Валерия Пустовая
- Дата:17.08.2024
- Категория: Документальные книги / Публицистика
- Название: Матрица бунта
- Автор: Валерия Пустовая
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Аудиокнига "Матрица бунта" от Валерии Пустовой
📚 "Матрица бунта" - захватывающий роман, который погружает слушателя в мир интриг и загадок. Главный герой, *Артем*, оказывается втянутым в опасное противостояние с системой, которая пытается контролировать каждый шаг человека. Он становится символом сопротивления и борьбы за свободу мысли.
🎧 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги онлайн на русском языке. Здесь собраны лучшие произведения разных жанров, включая бестселлеры и культовые книги. Погрузитесь в мир литературы вместе с нами!
Об авторе
Валерия Пустовая - талантливый писатель, чьи произведения поражают глубиной сюжета и острыми социальными комментариями. Ее книги всегда вызывают интерес у читателей и заставляют задуматься над важными вопросами.
Не пропустите возможность окунуться в увлекательный мир "Матрицы бунта" и присоединиться к борьбе за свободу и истину. Слушайте аудиокниги на knigi-online.info и расширяйте свой кругозор!
🔗 Ссылка на категорию аудиокниги: Публицистика
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рациональное, механистическое препарирование литературы вообще чуждо Павлову. Он нарочно бережет в себе познавательную невинность — простодушное неведение о том, как живет бог его словесности. Простодушным такой подход к литературе выглядит теперь, в эпоху победившей инструментальности: чем текст отопрешь, то и получишь, и открывшееся благодаря единственно подходящему к дверце золотому ключику признают равноценным тому, что добыто с помощью лома. Павлову ближе мистический путь постижения — через вчувствование в неслучайность, «неотвратимость» реалий текста. «Знать — это еще не значит понимать. <…> Есть вещи духовного свойства, которые ни в истории, ни в теории отложиться не могут — как не оставляет никаких следов полет».
Эта непостижимость, осененность судьбоносной неотвратимостью роднят тайну литературы с тайной самой жизни. И действуют в литературе и жизни, по Павлову, одни и те же силы: добро и зло, борьба и сострадание. «Сострадать написанному — как живому сострадать, потому что написанное, сотворенное — это и есть ожившее живое». Органично поэтому, что он переносит из жизни в литературу и главное действующее лицо — душу, и главную, по его убеждению, миссию этой души — выстаивание против мирового зла. «Любое зло, будь оно книжное или жизненное, требует от человека одного и того же нравственного преодоления». «Духовное состояние» становится предметом анализа и критерием оценки литературы. И главным аргументом в полемике выступают духовные принципы самого Олега Павлова.
«Есть ли Бог для людей и высшая справедливость? <…> Мальчиком маленьким из книг я узнал, <…> поверил — есть. Человеком взрослым, сознательным, как автор книг, снова отвечаю — есть. Есть потому, что я в это верю». Вера и есть основа критических высказываний Павлова. Поэтому-то его критика, как духовное учение, внятна прежде всего человеку одной с ним веры и, мало того, одного с ним пути к этой вере. Никакая понятийная полемика, никакие измы и теории не могут считаться адекватными средствами в полемике с этой книгой. Спорить с Павловым возможно только на том же языке — веры. Противопоставить ему можно только свое «духовное состояние», свое понимание зла в литературе. Что мы, не скрою, теперь и попробуем сделать.
Потому что книга критики Олега Павлова задела меня за живое.
И в этом, наверное, одна из ее удач: редко какой критический текст способен заставить после прочтения продолжить думать о нем и часами увлеченно с ним полемизировать.
В построении «Антикритики» видна подчеркнутая декларативность. В ней три части. Первая отдана масштабным по замыслу статьям («Остановленное время», «Метафизика русской прозы», «Русская литература и крестьянский вопрос»), в которых, пожалуй, преобладает исторический взгляд на русскую литературу, и потому их читатель может оставаться более-менее спокойным. Две же другие части поставлены друг к другу в оппозицию и не оставят равнодушным никого. Ведь вторая часть книги целиком посвящена оппонентам Павлова, а третья вся отдана под гимны полюбившимся автору писателям (М. Тарковский, А. Вяльцев, В. Никитин, В. Отрошенко, Ю. Петкевич, А. Яковлев). С аргументами против/за тех и других немало найдется охотников поспорить.
Подзаголовок книги нас не обманывает. Критика Павлова — это критика именно «глазами писателя». Если Быков и Кобрин в аналитике решают соблюсти правила игры и меняют свои амплуа, то Павлов предпочитает остаться при своем основном призвании, пренебрегая канонами аналитического жанра, главным из которых является, пожалуй, требование сосредоточенности на Другом. Павлов по-писательски видит в чужом тексте себя: свои боли, свои позиции или же их попрание. И это в его случае принципиально. Именно Павлов представляет нам тип писателей, которые берутся за критику исключительно из желания иметь дополнительный, помимо своей прозы или поэзии, доступ к умам читателей. Причем доступ прямой, без всяких обходных образных путей.
Позиция Павлова выражена в названиях его четырех заметок о «хороших» писателях, которые в книге идут одна за другой, так что получается что-то вроде декларативного стиха на восточный манер: «Пути и тропы». / «Стыдом и болью»/ «Ищущий правду» / «Господин Сочинитель».
Господин Сочинитель — это вера Олега Павлова в писателя с большой буквы. Вера утопическая, потому что в образе этого Господина так мало доступных воплощению черт, так мало снисходительности к человеческой ипостаси Писателя. В этом образе торжествует абсолютное начало, аккумулированное из представлений о писателе классического девятнадцатого века. Павлов удачно подбирает для божественного образа Писателя эпитет «громадный»: «громадная личная тема», «громадная судьба». В отличие от века двадцатого, сделавшего акцент на интимной психологии писательской личности, на проблеме сложного контрапункта в ней гениальности и болезненности (проблема эта как раз очень занимает Дмитрия Быкова), — век девятнадцатый обращен к общественной роли писателя, к его именно что громадности — заметности богатыря-Пересвета на поле брани с тьмой-тьмущей вражин. И Павлову дорог этот максимально далекий от писателя-человека образ «Господина Сочинителя». Того, который только крепче от бед и поношений. Того, кто знает о себе «непоколебимо, что не является ничтожеством». Того, наконец, кто не станет верить в конец русской литературы, потому что если поверит в это — тут же необходимо пустит себе «пулю в лоб».
Потому что Такой Писатель немыслим вне контекста традиции, его взрастившей, вне контекста многими судьбами освященных вер и принципов, моделей письма и поведения. «Не слышался даже мерный скрип моей авторучки», — характерное смещение в образе: мерно скрипит не ручка, нервная и скользкая, — скрипит требующее навыка правильного нажима перо. Павлов-писатель принес нам из позапрошлого века скрип пера и благовест о неумирающей русской традиции.
«Традиция», «правда», «опыт» — ключевые, даже по частотному анализу, слова в критике Павлова. «Опыт» у него не просто прожитое, а настоящее познание, приобщение к «правде» через личный опыт. Но «опыт» еще и синоним традиции, совокупности текстов русской классической литературы (в этом смысле фраза «воплощенные опыты» означает похвалу состоявшимся в русле традиции современным писателям).
Вопреки спорам о многих литературах, Павлов признает собственно литературой только тексты в духе высокой «национальной художественной традиции». Подобные тексты он называет «прозой» — в разрядку и в смысле самом возвышенном. Потому что «проза» для Павлова все равно что «поэзия» в устах иного утонченного эстета: это оценочное, восторженное прозвище литературы. В представлении Павлова о русской «прозе» немало простодушия. Он переоценивает абсолютность «классического типа» «нашей национальной литературы», полагая, что когда-то на Руси были читаемы и творили исключительно Пушкины с Достоевскими, что с ними никогда не смела соперничать ушлая беллетристика — «совершенно новый», по мнению Павлова, «тип литературы». Классика у Павлова — абсолют, по законам которого строится мироздание русской литературы. Классика — архетип всего русского, так что ход поперек литературной традиции воспринимается им как возмутительная попытка «преобразования самого русского культурного типа».
Вера в абсолютность модели писателя и литературы образца девятнадцатого века сопротивляется в Павлове веяниям новых эпох. По отношению к новому, не освященному «опытом», Павлов весьма насторожен.
Досадно читать сетования Павлова на какое-нибудь нововведение в литературном журнале — на том лишь основании, что прежде «ничего подобного в журналах не заводилось». И столь же досадно, когда Павлов попрекает именем классика — современность. Когда, скажем, убеждает нас в том, что «Новый мир» жив одним днем — «Одним днем Ивана Денисовича». По Павлову, «духом и смыслом» журнала, сыгравшего в судьбе этого произведения роль «отпавших ступеней ракеты», бесполезных после запуска классика, так и останется Солженицын. Будущее русской литературы, прогнись под прошлое «громадного писателя»!
Нельзя не заметить и то, что Павлов довольно скептически относится к индивидуальному в литературе: неизбежные издержки сознания писателя, сориентированного на пафос общественного служения. Традиция у Павлова выступает свидетельницей того, что у русской литературы «коллективное, как бы общинное творческое начало» (вариант вопроса о курице и яйце: Достоевский ли славен русским народом или народ — Достоевским?). Любопытно в этом смысле, что Павлов, приводя примеры художественных произведений, указывает только названия, имена авторов вынося за пределы текста или по крайней мере в его конец: словно не личность автора стала причиной появления текста, а мистическая сила безлично приумножаемой традиции «русской прозы»!
- Категория вежливости и стиль коммуникации - Татьяна Ларина - Культурология
- Собрание сочинений в 14 томах. Том 5 - Джек Лондон - Классическая проза
- Неизвестная революция 1917-1921 - Всеволод Волин - История
- Русская весна. Антология поэзии - Коллектив авторов - Поэзия
- Разговор дороже денег. Как блогинг меняет общение бизнеса и потребителей - Шел Израел - О бизнесе популярно