Форма входа
0/0
История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов
- Дата:22.07.2024
- Категория: Документальные книги / Критика
- Название: История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена.
- Автор: С Кормилов
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Уважаемые читатели!
Тут можно читать бесплатно История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов. Жанр: Критика. Так же Вы можете читать полную версию (весь текст) онлайн книги без регистрации и SMS на сайте Knigi-online.info (книги онлайн) или прочесть краткое содержание, описание, предисловие (аннотацию) от автора и ознакомиться с отзывами (комментариями) о произведении.
Описание онлайн-книги История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов:
Книга является пособием по истории русской литературы XX века (20-90-е годы). Она представляет собой первый том, за которым последует продолжение - «Литературный процесс» (в двух частях). Пособие призвано отразить современный научный взгляд на основные художественные ценности и тенденции развития русской литературы XX века.Издание предназначено для студентов филологических факультетов российских университетов, а также для аспирантов и преподавателей, - всех, кто занимается русской литературой.
Аудиокнига "История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена."
📚 Эта аудиокнига погружает вас в увлекательный мир русской литературы XX века, рассказывая о ее основных именах и ярких творческих личностях. Вы узнаете о великих писателях и поэтах, о их произведениях и влиянии на литературное развитие.
🎧 Слушая эту аудиокнигу, вы окунетесь в атмосферу творчества и станете свидетелем великих литературных событий XX века. Каждая глава книги раскрывает новые факты и аспекты литературной жизни того времени.
🖋️ Главный герой аудиокниги – история русской литературы XX века. Ее развитие, основные тенденции, влияние именитых писателей на формирование литературного канона – все это вы найдете в этой увлекательной книге.
Об авторе:
С Кормилов – известный литературовед, исследователь и публицист. Его работы посвящены русской литературе разных эпох, их влиянию на культуру и искусство. Автор прославлен множеством книг и статей, которые пользуются популярностью у читателей.
🔊 На сайте knigi-online.info вы можете бесплатно и без регистрации слушать аудиокниги на русском языке. Здесь собраны бестселлеры и лучшие произведения разных жанров, чтобы каждый мог найти что-то по душе.
📖 Погрузитесь в мир книг вместе с нами! Слушайте аудиокниги, расширяйте свой кругозор и наслаждайтесь литературными шедеврами в любое удобное время. Книги – это удивительный источник знаний и вдохновения, который всегда доступен каждому.
Читем онлайн История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
В 1960 г. Набоков возвращается в Европу, на сей раз — в Швейцарию, где и проводит последние семнадцать лет своей жизни: пишет новые романы на английском — «Бледный огонь» (1962), «Ада, или Желание» (1969), «Посмотри на арлекинов!» (1974) - и переводит с русского на английский свои прежние произведения. К швейцарскому периоду относится и знаменитый прозаический перевод с обширными комментариями «Евгения Онегина»(1964).
Ключом к удивительному и во многом уникальному для русской литературы дару Владимира Набокова оказывается его псевдоним, под которым он выступал до 1940 г., последнего для его русской прозы, — Владимир Сирин. В средневековой мифологии сирин — райская птица–дева с женской головкой и грудью. В русских духовных стихах птица сирин, спускаясь на землю, зачаровывает людей своим чудесным пением — поистине райским, неземным. В западноевропейских легендах сирин воплощает несчастную, не нашедшую приюта душу. Неземная красота, чудесная гармония звуков, внутренняя трагичность — вот что стояло за этим претенциозным псевдонимом молодого писателя. В этой претензии, безусловно, обоснованной, проявлялась жизненная и творческая позиция Набокова, реализовавшаяся в его литературном поведении.
Эта позиция шла вразрез с незыблемыми, казалось бы, принципами, утвержденными гуманистическим пафосом русской литературной традиции. Весь литературный опыт предшествующего столетия утверждал жалость к «маленькому человеку», открытому Пушкиным в «Станционном смотрителе», сострадание «униженным и оскорбленным» Достоевского — Набоков не видит в литературе места жалости и состраданию. Русский XIX век утверждал любовь как величайшую общечеловеческую ценность — в романах Набокова нет любви, но лишь жалкая пародия на нее. Трагедия «лишнего человека» — от Онегина до Обломова — объяснялась невозможностью для мыслящей личности общественного служения в условиях скверной действительности — для Набокова сама мысль об общественном служении или социальном пафосе литературы кажется кощунственной и недостойной искусства и художника. Чехов объясняет трагедию Ионыча тем, что жизнь прошла мимо, не затронув и не взволновав, — для Набокова здесь не может быть трагедии, ибо куда важнее внутренняя жизнь личности и субъективное ощущение счастья и состоявшейся жизни. Стоит ли говорить о неприятии Набоковым и его героем любого суда, будь то суд «общественности», стоящей справа или слева от художника, или же суд собственной совести героя, находящегося чаще всего вообще вне нравственного закона, как в «Лолите» или «Камере обскура».
Эта позиция была столь нова для русского художника, что прозу Сирина сразу же встретил хор недоуменных голосов эмигрантской критики. Первым и наиболее очевидным способом объяснить эти странности писателя было объявить его «нерусским». Эту примитивную ошибку сделал, в частности, Георгий Иванов в журнале «Числа», заявив, что в романе «Король, дама, валет» «старательно скопирован средний немецкий образец», в «Защите Лужина» — французский, что оригиналы хороши, и копия, право, не дурна, и что суть писательской техники Сирина составляет счастливо найденная идея перелицовывать на удивление соотечественникам наилучшие заграничные образцы. С этим были согласны почти все. М. Цетлин, размышляя о первых романах Набокова, говорил, что они «настолько вне большого русла русской литературы, так чужды русских литературных влияний, что критики невольно ищут влияний иностранных». Это было наиболее простое псевдорешение того неразрешимого, казалось бы, уравнения, которое составила в отношении к Набокову Зинаида Гиппиус, назвав его талантом, которому нечего сказать. Талант — и пустота… Так она сформулировала противоречие сирийского творчества, ощущаемое почти всеми современниками, писавшими о нем. Очень точно это противоречие определил В. Варшавский, размышляя о «Подвиге» и находя там «утомительное изобилие физиологической жизненности… Все чрезвычайно сочно и красочно и как–то жирно. Но за этим разлившимся вдоль и вширь половодьем — пустота, не бездна, а пустота, плоская пустота, как мель, страшная именно отсутствием глубины».
Талантливо — бесцельно. Красочно, сочно — и пусто. Великолепная демонстрация писательской техники — и отсутствие нравственного закона. Красиво — но зачем? «Замечательный писатель, оригинальнейшее явление», «талант подлинный, несомненный, абсолютно–очевидный», «исключительный, несомненный талант»(все эти эпитеты принадлежат Г. Адамовичу) - и полное отсутствие привычного гуманистического пафоса любви к людям: «У него отсутствует, в частности, столь характерная для русской литературы любовь к человеку», — сетовал Г. Струве. «Душно, странно и холодно в прозе Сирина», — вторил ему Г. Адамович. «Людям Сирина недостает души… Мертвый мир…» — добавлял он же по поводу романа «Отчаяние». «Чувство внутреннего измерения, внутренний мир человека и мира лежат вне восприятия Сирина, — присоединялся к этому единодушному хору Ю. Терапиано, анализируя «Камеру обскура». — Волшебство, увлекательное, блестящее — но не магия… Пусто становится от внутренней опустошенности — нет, не героев, самого автора».
Если и видели современники Сирина позитивную сторону его творений, то только с внешней, формальной стороны. Наиболее показательной здесь является вполне доброжелательная статья В. Ходасевича, где он использовал метафору, ставшую потом расхожей, сравнив писателя с фокусником, «который, поразив зрителя, тут же показывает лабораторию своих чудес. Тут, мне кажется, — пишет Ходасевич, — ключ ко всему Сирину. Его произведения населены не только действующими лицами, но и бесчисленным множеством приемов, которые, точно эльфы или гномы, снуя между персонажами, производят огромную работу: пилят, режут, приколачивают, малюют, на глазах у зрителя ставя и разбирая те декорации, в которых разыгрывается пьеса. Они строят мир произведения и сами оказываются его неустранимо важными персонажами. Сирин их потому не прячет, что одна из главных задач его — именно показать, как живут и работают приемы».
Своего рода заключающим ряд недоуменных констанций признанием в невозможности для современников и попутчиков по эмиграции разрешить это неразрешимое уравнение сирийского творчества стала глаза о нем в знаменитой монографии Глеба Струве «Русская литература в изгнании», вышедшей первым изданием в 1956 г, в Нью–Йорке: «Дальнейшее творчество Сирина показало, что выйти на путь человечности он был не в состоянии — для этого в нем должен был произойти какой–то коренной внутренний переворот… Всего яснее это становится при чтении его последнего произведения, написанного по–русски — автобиографии «Другие берега» (1954)… Здесь, как только Набоков пробует выйти в область человеческих чувств, он впадает в совершенно нестерпимую, несвойственную ему слащавую сентиментальность (напоминающую, правда, некоторые ранние его стихи). Кроме того, здесь, в рассказе о невыдуманной, действительной жизни на фоне трагического периода русской истории с полной силой сказался феноменальный эгоцентризм Набокова, временами граничащий с дурным вкусом».
Для того чтобы решительно, во всеуслышанье и сразу заявить в своем творчестве такую позицию, идущую вразрез с общепринятыми представлениями о высокой и трагической миссии русской литературы, не испугавшись суда литературной эмиграции, воспитанной на тех же демократических идеалах XIX века, что сказались и в советской литературе (а среди этих традиций — нетерпимость в отношении не только иной общественно–политической позиции, но и эстетических взглядов), нужно было обладать и мужеством, и чувством глубочайшей внутренней независимости и самодостаточности — ив частной, и в литературной жизни. Набоков, думается, обладал ими: черты личности обусловили характер творческого дара и особенности его художественного мира.
Глубинной чертой его мироощущения было неприятие любого соседства — как чисто бытового, так и литературного (ставшее следствием совершенно искреннего презрения ко всем жившим и живущим — единственным исключением, повторимся, был его отец). Поэтому одиночество мыслилось им как совершенно естественное и единственно возможное состояние — просто по невозможности существования кого–то равного в жизни и литературе. Этой брезгливой нетерпимостью к соседу, к тому, кто в силу жизненных обстоятельств оказывается рядом, наделены те герои Набокова, которым он что–то доверяет от самого себя. Чувствует физическое отвращение Лев Глебович Ганин («Машенька»), когда застревает в лифте вместе с Алферовым, нащупывая, вынужденный пожать в темноте руку, которая тыкалась ему в обшлаг. Князь Годунов–Чедынцев из «Дара» страдает от вида тупого в своем типичном самодовольстве немца в трамвайном вагоне. Так же искренне и почти физически страдал Набоков, когда его имя оказывалось в каком–то литературном ряду — предшественников или современников. Он напрочь отрицал влияние кого–либо из предшественников на собственное творчество и терпеть не мог, когда его об этом спрашивали, а о том, что у него есть нечто общее с современниками, не могло быть и речи. Известно, что Набоков прекратил отношения с Глебом Струве, посвятившем ему главу в своей книге и поставившем ее в контекст глав, посвященных другим авторам русской эмиграции, — речь о соседстве не могла идти даже на книжной странице! Когда Солженицын, получая Нобелевскую премию, обратился к Набокову с письмом, в котором говорил о правомерности присуждения этой премии не ему. Солженицыну, а Набокову, тот на письмо не ответил, а в частных беседах, в частности, со своим биографом Эндрю Филдом, рассказывал об орфографических ошибках, допущенных автором письма.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов бесплатно.
Похожие на История русской литературы XX века (20–90–е годы). Основные имена. - С Кормилов книги
- Очень средний кризис. Не очень среднего возраста - Ирина Дорфман - Русская современная проза
- Две смерти - Петр Краснов - Русская классическая проза
- Средний танк Т-34 - Михаил Барятинский - Техническая литература
- Бурный XVI век. Габсбурги, ведьмы, еретики, кровавые мятежи - Фрэнсис Вейнс - Исторические приключения
- Наш современник — Чехов - Юрий Нагибин - Критика
