Сборник критических статей Сергея Белякова - Сергей Беляков
- Дата:19.06.2024
- Категория: Документальные книги / Критика
- Название: Сборник критических статей Сергея Белякова
- Автор: Сергей Беляков
- Просмотров:3
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не стоит думать, что Лимонову нужны успех и богатство. Ему необходим азарт борьбы, сражения, необходимо чувствовать, что он противостоит Системе, ненавистному обывателю (“человеку — прямой кишке”), государству, всему миру, если угодно. “Мне кажется, я один понял современную эстетику бунтов и народных демонстраций, услышал шорох снежинок о красные флаги…” Вот ради этого “шороха снежинок” и ради “рыка народа”, сотрясающего кремлевские башни, ради славы, ради искусства, ради наслаждения боем он и руководит самым одиозным и самым шумным политическим движением России.
Впрочем, не только ради этого. Лимонов — природный человек войны, ландскнехт, но он нуждается в общении с себе подобными. Где же их взять в современной буржуазной России? Лимонов идет по пути всех радикальных революционеров — берет в оборот юношей и подростков. В том возрасте, когда организм еще окончательно не сформирован, еще не осознана ценность жизни, когда психика податлива и ранима, и обычного молодого человека, видимо, можно хоть ненадолго превратить в человека войны. Взрослые для Лимонова — безнадежные обыватели. От них нечего ждать. А вот подростки — другое дело. В “Моей политической биографии” он рассказывает об “эволюции” национал-большевистского типа. Сначала нацболами были юные очкарики-интеллектуалы, потом в партию пришли простые ребята и девчонки из спальных районов. В любом случае соратники Лимонова — люди молодые, их энергия и темперамент как нельзя лучше соответствуют идеалам старого романтика. Они в большинстве своем не люди войны, но они подобны людям войны. Лимонов знает им цену. Некогда один романтически настроенный молодой серб, вооруженный браунингом, повлиял на ход истории. “Он бессмертен навсегда”.
Лимонов верит в своих нацболов, с гордостью уподобляет их хунвейбинам. А в его мечтах “банды диких девочек громят города и волосы их раздувает ветер”.
Константин Воробьев — Кремлевский курсант
В его душе не находилось места, куда улеглась бы невероятная явь войны.
Константин Воробьев, “Убиты под Москвой”Проза Константина Воробьева появилась слишком рано. Главные ее темы — коллективизация, “окопная правда” 1941 года и плен — относились к категории запретных или полузапретных, любой неверный шаг писателя в то время могли трактовать как злостную клевету на Красную армию и власть. Когда в 1946-м он отправил свою первую повесть в журнал, о ее публикации не могло быть и речи. Появившаяся много лет спустя на страницах “Нового мира” повесть “Убиты под Москвой” — одна из вершин советской военной прозы — была разгромлена критикой. Между тем именно Воробьеву удалось тонко и достоверно показать психологию человека на войне, мужественного, хорошо подготовленного, честно исполнившего свой долг, но оставшегося чуждым войне, не способного до конца адаптироваться к ее реальности, не принявшего ее кровавые и несправедливые законы.
Герой Константина Воробьева совсем не походит на героев современной “чеченской” прозы, плохо обученных, деморализованных призывников или циничных и, в общем-то, тоже деморализованных омоновцев, контрактников, офицеров, многократно преданных и обобранных собственным же командованием, с “гражданки” впитавших презрение к армии, начальству и самому государству.
Но курсанты Воробьева отличаются и от лейтенантов Юрия Бондарева. Герои “Горячего снега”, “Последних залпов” не пережили кошмарный абсурд первых месяцев войны, которая еще только становилась Великой Отечественной.
Виктор Астафьев попал на фронт уже в 1943-м и застал страшную, кровопролитную, но все-таки совсем другую войну. Мало общего у Воробьева и с героями Генриха Бёлля, для которых омерзительна не только война, но и сама военная служба, жизнь в казарме: “Кристоф подумал, что здесь он жить не сможет <…> его ум и душа окоченели, а тело слушалось лишь по привычке. <…> Ему мерещилось, будто за каждым углом болтается в петле самоубийца, и казалось немыслимым, что бывают люди, живые люди, которые могли бы просуществовать хотя бы несколько месяцев в этом застенке…” Фронт же сделал самого Бёлля убежденным пацифистом: “Нет ничего более безумного и преступного, чем война. <…> Я ненавижу войну, до глубины души ненавижу войну <…>. Но я ненавижу также и ад лазарета, ненавижу ад униформы, вообще любую униформу ненавижу как таковую”.
Герои Воробьева — капитан Рюмин, младшие лейтенанты Алексей Ястребов (“Убиты под Москвой”) и Сергей Воронов (“Крик”), рядовые курсанты — профессиональные военные. Они сами сознательно и добровольно выбрали эту опасную, но почетную и, наверное, самую “престижную” в конце тридцатых профессию. Жизнь в казарме, учения, стрельбы для них — нормальные будни. Они были убеждены в превосходстве Красной армии над любым “вероятным” противником. Они верили, что “огневой залп нашего любого соединения в несколько раз превосходит чужой”.
Здесь придется сделать отступление. При всей автобиографичности военной прозы Константина Воробьева его лейтенантов не следует отождествлять с ним самим. Воробьев видел раскулачивание, пережил голод в плодородной Курской области, лишь по счастливой случайности избежал ареста за юношеские антисталинские стихи. Его взгляд на сталинский режим и Красную армию не был наивным. Но своих лейтенантов он взял из действительности. Спортивная военизированная городская молодежь, комсомольцы, “ворошиловские стрелки”, верившие в превосходство советского строя, советской техники, советской военной организации над врагом, — тоже реальность: “…все молодое поколение вышло на улицу. <…> В одну ночь юноши и девушки поняли, что пробил их звездный или смертный час. От волнения они не могли оставаться дома. Им хотелось быть вместе, но не в семье. <…> Вдумчивые и взволнованные, они прощались с московскими улицами, дворами, друг с другом. Поколение шло навстречу своей судьбе”.
Кремлевские курсанты — высокие красавцы, элита, не полуголодные колхозники, не московские ополченцы. Армия их вовсе не отвращает, напротив, курсанты воспринимают службу едва ли не романтически. Вчерашний курсант счастлив, когда связной по ошибке называет его лейтенантом, подняв на ступеньку выше. Новенькие “фасонистые” сапоги младшего лейтенанта печатают первый снег. Капитан в кожаных перчатках легкомысленно помахивает стеком, команда “Воздух!” звучит четко и “торжественно-напряженно, как на параде”, поход напоминает курсантам тактико-инженерные занятия. Война не пугает. Фронт представляется курсантам “величественным сооружением из железобетона, огня и человеческой плоти”. Учебная рота идет на фронт.
Впрочем, романтику начинает разрушать реальность войны. Почему уже пятый месяц немцы продвигаются к Москве? Почему курсантов, будущих офицеров, пришлось бросить в бой, как обыкновенную пехоту?
Одна из ключевых фигур повести — капитан Рюмин. Прямой, высокий, “в талии как рюмка”. Курсанты подражали своему командиру, и он об этом знал. Но с первого же фронтового дня его авторитет неуклонно разрушается, а сам Рюмин превращается из молодого, ответственного и мужественного офицера в деморализованного старика. Курсанты встречают хорошо вооруженный заградотряд войск НКВД. Капитан сначала даже не понимает, что за отряд замаскировался в скирдах давно скошенного клевера, на кого направлены стволы “максимов”, и пытается навести порядок: “Что за подразделение? Командира ко мне!” Но сцена кончается унизительной проверкой документов у самого Рюмина и насмешливым приказом: “Давайте двигайтесь, капитан Рюмин! Туда двигайтесь!”
Все идет не так, как планировалось. На вопрос ротного, получат ли курсанты хотя бы пулеметы, командир полка отвечает: “Ничего, капитан!”
Абсурд войны открывается курсантам раньше, чем ее жестокость. Отряд еще не успел вступить в бой, а вокруг уже происходит что-то непонятное, необъяснимое. Вместо ожидаемых немцев курсанты увидели людей в советской форме, “шли они как-то зигзагами, рассеянно, мелкими кучками и поодиночке”, и курсанты было решили, что это просочились немецкие диверсанты.
С одной группой шел пожилой безоружный красноармеец:
“— Где ваша… винтовка, товарищ боец?!
— Я воевал не винтовкой, а дивизией, лейтенант! — тоже фальцетом крикнул красноармеец и стал по команде „смирно”. — Приведите себя в порядок! Как стоите? Я генерал-майор Переверзев!”
Появление переодетого генерала без оружия и документов показалось ротному столь диким, чудовищным событием, что он даже попытался скрыть его от подчиненных, объявив, что “генерал” — просто контуженый боец. Но вскоре “мимо деревни прошло до батальона рассеянной пехоты, проехали несколько всадников и три повозки. <…> отступающие наталкивались в поле на посты курсантов, забирали вправо, и рядом с ними по полю волочились длинные четкие тени. <…> Теперь и без контуженых все было ясно…”
- Аквариум. (Новое издание, исправленное и переработанное) - Виктор Суворов (Резун) - Шпионский детектив
- 25 истин YouTube-криэйтора - Токовенко Алексей - Интернет-бизнес
- История одного листа - Надежда Скорнякова - Эзотерика
- Прусское наследство (СИ) - Романов Герман Иванович - Попаданцы
- Бизар - Андрей Иванов - Контркультура