Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций) - Бенгт Янгфельдт
- Дата:14.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)
- Автор: Бенгт Янгфельдт
- Год: 2009
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
пообещала вернуться, как только освободится. Снова появившись в квартире вечером, она с удивлением обнаружила, что Маяковский ждет ее, стоя у дверей. ££Он взял коробку со шляпкой, другой рукой сжал мою руку, и после этого все стало хорошо”. Маяковский снова удостоверился, что его любят или, по крайней мере, что кто-то о нем заботится.
После этого кризиса Элли переехала в Гринвич-Виллидж, чтобы быть ближе к Маяковскому. Они встречались каждый день, но, кроме Бурлюка, лишь немногие знали о характере их отношений. Образ Элли не встречается и в его поэзии, разве что косвенно в стихотворении “Вызов”: “Мы целуем / — беззаконно! — / над Гудзоном / ваших длинноногих жен”. (В первоначальном наброске вместо множественного числа “мы” использовалось единственное — “я”.)
Что же привлекло Маяковского в Элли, помимо внешности — больших глаз, стройной фигуры, молодости? Как и многие из ее поколения, Элли за несколько лет увидела и пережила больше, чем другие за всю жизнь. Ей было всего тринадцать, когда произошла революция, которая внесла в существование ее семьи хаос, неопределенность, неуверенность в будущем — в любой момент они могли расстаться с жизнью. Для того чтобы выжить, ей приходилось рассчитывать только на себя. Лишения и горести, испытанные в России за шесть послереволюционных лет, сделали ее сильным человеком. Если к этому присовокупить врожденный ум, станет понятно, что Маяковский видел в Элли вторую Лили: умную, начитанную, самостоятельную, требовательную. Именно к таким женщинам его влекло.
Когда 28 октября Маяковский ступил на борт корабля “Рошамбо”, который должен был доставить его в Гавр, он сделал это не по зову долга, а потому, что не мог больше оставаться в Нью-Йорке, даже если бы хотел. У него попросту не было денег. Его многочисленные выступления отчасти объяснялись экономическими соображениями. Но к концу октября деньги кончились, и не только из-за того, что жизнь в Нью-Йорке стоила дорого. 22 сентября Лили сообщила ему, что получила визу в Италию — она собиралась на курорт Сальсомаджоре в окрестностях Пармы. Общая сумма телеграфных переводов, которые Маяковскийпослал ей в октябре, составила 950 долларов — примерно те же
тысяч франков, которые он брал с собой в путешествие. Откуда взялись эти средства? За выступления ему платили немного. Часть суммы он занял, о чем свидетельствуют расписки. Что-то наверняка выиграл. Но факт остается фактом — сам Маяковский поки- дал Нью-Йорк без цента в кармане.
Несмотря на безденежье, до своего отъезда он купил Элли теплую одежду — в Нью-Йорке резко похолодало, так низко температура не падала здесь никогда. В универмаге “Блумин- гейл” ей купили коричневый шерстяной костюм и, по словам Элли, “самое дешевое твидовое пальто, какое мы смогли найти”. “Потом он оплатил мне комнату за один месяц — 50 долларов или около того”. На самом себе он сэкономил. Вопреки привычке купил простую и дешевую куртку, и если из Парижа Маяковский ехал первым классом, то восемь дней обратного пути он провел на дешевой койке на самой нижней палубе, под дансингом: “Я в худшей каюте из всех кают — / всю ночь надо мною ногами куют”.
Многие пришли на причал попрощаться. Элли не хотела провожать его, но Маяковский ее уговорил. Поцеловав ей руку, он поднялся на борт. Когда корабль отчалил, Рехт отвез ее домой. “Я хотела броситься на кровать и рыдать <… > но не могла, — вспоминала Элли. — Моя кровать была устлана цветами — незабудками. У него совсем не было денег! Но он был такой”. Это было в его стиле: не несколько цветов и не один букет, а устланная цветами кровать. Типичный пример гиперболизма Маяковского: ухаживая за женщиной, он посылал ей не одну корзину цветов, а несколько, не одну коробку конфет, а десять, покупал не один лотерейный билет, а весь тираж…
Роман с Элли был наиболее продолжительным и серьезным с момента знакомства с Лили в 1915 году. Уже почти год он не чувствовал себя обязанным хранить ей верность. “Мы разошлись окончательно”, — доверился он Элли, рассказывая, что Лили пыталась покончить с собой, приняв лекарство, от которого на какое-то время ослепла. И все же он ее ревновал. Ожидая в Париже мексиканскую визу, он узнал от знакомых, что Лили проводит отпуск на Волге. “Ведь это ж мне интересно хотя бы
только с той стороны что ты значит здорова!” — упрекал он ее. Он знал, или чувствовал, что она отдыхала не одна…
Ответ Лили говорит сам за себя: “Пиши подробно как живешь (С кем — можешь не писать)”. У обоих были многочисленные связи; различие состояло в том, что Маяковский безумно страдал, узнавая о приключениях Лили; она же скорее всего была благодарна ему за отношения с другими женщинами — при условии, что они не угрожали их с Осипом общей жизни. Это давало ей моральное право на свободу собственных действий. К тому же из-за романа на другом конце земного шара вряд ли стогило тревожиться! И тем не менее именно отношения с Элли Джонс имели последствия, о которых никто пока не догадывался.
Новые правила 1926-1927
Жить надо вместе; ездить — вместе.
Или же — расстаться — в последний раз и навсегда.
Лили — Маяковскому
В 1926 г. Варвара Степанова сфотографировала Маяковского, Шкловского и Родченко в садике дома в Гендриковом переулке.
Какие чувства испытывал Маяковский, покидая американский континент? За четыре месяца в Мексике и США и его внутренний агитатор, и внутренний лирик нашли удовлетворение: первый — в стихах и выступлениях, второй — в личной сфере. Кроме любовной связи с Элли Джонс, путешествие принесло ему приступы сильной ностальгии, разбуженной ежедневными встречами с Давидом Бурлюком. Бурлюк принимал участие в организации выступлений Маяковского и сделал иллюстрации к двум стихотворениям, вышедшим отдельными книгами во время его пребывания в Нью-Йорке.
Но каким бы политически “прогрессивным” Бурлюк ни был, старые друзья, разумеется, говорили не только о политике. Стихотворения, иллюстрированные Бурлюком, — “Необычайное приключение…” и “Христофор Колумб” — не были политическими произведениями. Бурлюк являлся не только "отцом русского футуризма”, но и в определенном смысле “отцом” Маяковского, именно он открыл его поэтический талант и сделал его поэтом. В 1910-е годы они вместе боролись за эстетические идеалы футуризма, а после революции — за свободу искусства от государства. Бурлюк был одним из ближайших друзей Маяковского, их очень многое объединяло. Если поэт и мог облегчить душу перед кем-либо, то именно перед ним. Признание, услы- шанное Бурлюком от Маяковского в Нью-Йорке — “Вот семь лет как я очень скучаю”", — нельзя считать проявлением усталости, депрессии или временного смятения чувств. Тем более что оно перекликается с записью в дневнике, который Маяковский вел во время разлуки с Лили зимой 1923 года и где он упоминает “один от семнадцатого года до сегодняшнего дня длящийся теперь никем не делимый ужас”" '.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Пролог в поучениях - Протоиерей (Гурьев) Виктор - Православие
- Облако памяти - Дина Идрисова - Русская современная проза
- Загадка и магия Лили Брик - Аркадий Иосифович Ваксберг - Биографии и Мемуары
- Волшебное облако - Патриция Уилсон - Современные любовные романы
- Дата на камне - Леонид Платов - Прочие приключения