Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций) - Бенгт Янгфельдт
- Дата:14.10.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Ставка - жизнь. Владимир Маяковский и его круг(Без иллюстраций)
- Автор: Бенгт Янгфельдт
- Год: 2009
- Просмотров:0
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Расставаясь в тот вечер, Маяковский сказал, что хочет увидеться с Элли на следующий день. Утилитарное отношение забыто, верх взяли чувства. “Он заходил ко мне каждое утро, и мы проводили день вместе, читая и гуляя. <… > Нас постоянно куда-то приглашали. Он везде брал меня с собой, мог бы, но никогда не оставлял меня одну”. Их отношения вскоре стали интимными, но это они тщательно скрывали. Элли все еще былазамужем за Джорджем Джонсом и имела только временный вид на жительство в Америке; если бы муж с ней развелся — а когда они ссорились, он угрожал разводом, — ей было бы трудно остаться в стране. Но и Маяковский должен был быть осторожным: роман с эмигранткой не просто навредил бы репутации пролетарского поэта, но мог оказаться опасным для жизни; если раньше он об этом не знал, то несчастье на Лонг-Лэйке показало, что рука ГПУ простирается далеко за пределы отечества. “Мы всегда использовали официальную форму обращения, — вспоминала Элли. — Ни он, ни Бурлюк никогда не называли меня иначе как Елизаветой Петровной, в знак уважения. На людях он целовал мне руки. При американцах он называл меня только “миссис Джонс”.
В официальных хрониках визита Маяковского в Нью- Иорк говорится только о его выступлениях и встречах с американскими социалистами и коммунистами. Но чем он занимался помимо этого? “Маяковский всегда работал, — вспоминала Элли. — Он особенно любил гулять по Пятой авеню днем, а по Бродвею — ночью”. В ее памяти остался стук, который издавали его ботинки с металлическими подковками. Ели они чаще всего в недорогих армянских и русских заведениях или в детском ресторане на Пятой авеню. “Он все время околачивался на East Sid’e, т. е. в русских и еврейских кварталах, сам себе с другим шутом Бурлюком давая дешевые завтраки”,»— докладывал один из его соотечественников в Москву. Денег у Маяковского было мало, наличность быстро закончилась. Он был, констатировала Элли, “самым бедным мужчиной”, которого она когда-либо встречала.
Маяковский много времени проводил в бильярдных на 14-й улице и часто посещал негритянские кабаре в Гарлеме. Элли вспоминала, как в The Negro Club все мужчины были в смокингах, женщины в вечерних платьях — за исключением Маяковского, Бурлюка и Элли, которые к тому же оказались единственными белыми на вечеринке. Ни Маяковский, ни она не танцевали, он — потому что не любил, она — потому что в детстве ей внушали, что танец — грех. В другой раз их позвал к себе Майкл Голд. Потом они оказались в роскошнойквартире у Грамерси-парка в южном Манхэттене, где одна женщина спрашивала у Маяковского, что он думает о Сергее Есенине, который недавно приезжал в США со своей женой Айседорой Дункан. “Языковой барьер не позволяет мне адекватно ответить на вопрос”, — отозвался Маяковский. Мероприятие было скучным, и через какое-то время Маяковский встал и по-русски объявил, что Елизавета Петровна устала и он должен доставить ее домой. Он предпочитал проводить время с Элли, а не с людьми, с которыми не мог говорить и которые часто относились к нему как к экзотическому аттракциону: поэт, к тому же русский! В рассказе “Как я ее рассмешил” Маяковский юмористически описывал свои ощущения:
Должно быть иностранцы меня уважают, но возможно и считают идиотом, — о русских я пока не говорю. Войдите хотя бы в американское положение: пригласили поэта, — сказано им — гений. Гений — это еще больше чем знаменитый. Прихожу и сразу:
Гив ми плиз сэм ти!
Ладно. Дают. Подожду — и опять:
Гив ми плиз…
Опять дают.
А я еще и еще, разными голосами и на разные выражения:
Гив ми да сэм ти, сэм ти да гив ми, — высказываюсь. Так и вечерок проходит.
Бодрые почтительные старички слушают, уважают и думают: “Вот оно русский, слова лишнего не скажет. Мыслитель. Толстой. Север”.
Американец думает для работы. Американцу и в голову не придет думать после шести часов.
Не придет ему в голову, что я — ни слова по-анг- лийски, что у меня язык подпрыгивает и завинчивается штопором от желания поговорить, что подняв язык палкой серсо2, старательно нанизываю бесполезные в разобранном виде разные там О и Be. Американцу в голову
не придет, что судорожно рожаю дикие, сверханглийские фразы:
Ес, уайт плиз добль арм стронг…
И кажется мне, что, очарованные произношением, завлеченные остроумием, покоренные глубиною мысли, обомлевают девушки с метровыми ногами, а мужчины худеют на глазах у всех и становятся пессимистами от полной невозможности меня пересоперничать.
Но леди отодвигаются, прослышав сотый раз приятным баском высказанную мольбу о чае, и джентльмены расходятся по углам, благоговейно поостривая на мой безмолвный счет.
Переведи им, — ору я Бурлюку, — что если бы знали они русский, я мог бы, не портя манишек, прибить их языком к крестам их собственных подтяжек, я поворачивал бы на вертеле языка всю эту насекомую коллекцию..
И добросовестный Бурлюк переводит:
Мой великий друг Владимир Владимирович просит еще стаканчик чаю.
Маяковский много общался с представителями радикальных еврейских кругов и напечатал два стихотворения в переводе на идиш в газете “Фрейгайт”. По выходным он иногда ездил в принадлежащий “Фрейгайт” загородный лагерь “Нит Гедайге”, кото- рый находился в 6о километрах к северу от Нью-Йорка на реке Гудзон; однажды он отправился туда в компании Элли и Бурлюка. Для ночлега им с Элли предоставили одну палатку, что повергло обоих в смущение. Он не хотел, чтобы ее воспринимали как “сексуальную партнершу” Маяковского. Они поссорились и по требованию Элли вернулись последним поездом в Нью-Йорк, где она запретила провожать ее домой и отказалась идти к нему. Несмотря на молодость, Элли обладала весьма сильным характером.
Судя по всему, это была не первая их ссора. Далее история развивалась типично для Маяковского, который от друзей требовал подчинения в любых ситуациях, а от близких женщин —
Судя по этому рисунку Маяковского, связь между ним и Элли была весьма “напряженной”.
чтобы они принадлежали только ему одному. Когда дело доходило до конфликтов, он применял эмоциональный шантаж, в случаях с Эльзой и Лили даже угрожая самоубийством. С Элли, пообещавшей ему, что она будет “видеться только с ним”, он так далеко не зашел; но манера поведения была та же.
Три дня они не общались, после чего хозяин, у которого Маяковский снимал жилье, позвонил Элли рано утром и сообщил, что Маяковский тяжело болен и не выходит из дома. Придя в квартиру на Пятой авеню, Элли обнаружила, что он лежит на кровати лицом к стене: “Я уже видела его таким. Таким же депрес- сированным”. Элли разогрела ему немного куриного супа, который купила по дороге. “Не ходи на работу. Не уходи! — умолял ее Маяковский. — Я не хочу быть один — пожалуйста! Прости, если обидел тебя”. Ей нужно было идти, ее ждала работа, но она
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Пролог в поучениях - Протоиерей (Гурьев) Виктор - Православие
- Облако памяти - Дина Идрисова - Русская современная проза
- Загадка и магия Лили Брик - Аркадий Иосифович Ваксберг - Биографии и Мемуары
- Волшебное облако - Патриция Уилсон - Современные любовные романы
- Дата на камне - Леонид Платов - Прочие приключения