Здравствуйте, Эмиль Золя! - Арман Лану
- Дата:20.06.2024
- Категория: Документальные книги / Биографии и Мемуары
- Название: Здравствуйте, Эмиль Золя!
- Автор: Арман Лану
- Год: 1966
- Просмотров:1
- Комментариев:0
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казалось бы, его должен был искушать соблазн денег. Однако ничего подобного не было в действительности. Честолюбец не был корыстным человеком. Он много тратит, принимает гостей, слишком много ест, богато одевается. Толстый, довольный, улыбающийся, прямой и чистосердечный человек. Единственная слабость, которая вызовет смех у Леона Доде: он с восхитительным бесстыдством щеголяет цифрами тиражей своих книг.
— Когда, мой дорогой, я увидел, что тираж достиг 10 000, я сказал себе: он наверняка дойдет до 60 000. Не так ли, Шарпантье?
Поток расширяется, жизнь становится спокойной. Жировые клеточки множатся пропорционально печатным листам. Подчиняясь Неторопливому ритму, романы следуют один за другим. Весной 1882 года Золя размышляет о «Человеке-звере». Он подбирает материалы «для современного магазина, истории одного магазина в годы Второй империи». Выходит в свет «Накипь». Между тем Гюисманс и Сеар, отношения которых такие же, как у кошки с собакой, единодушно советуют ему:
— Золя, старина, чаще бывайте на людях! Вы становитесь отшельником!
Алексис, внимательно наблюдавший за Золя с тех пор, как замыслил написать о нем книгу, изображает его «крепким и коренастым мужчиной, молодцом, в жилах которого течет прекрасная латинская кровь, разбавленная при скрещивании и испорченная его нервозной чувствительностью». Всегда та же мерка! «Он испытывает постоянное беспокойство — это его обычное состояние. Он вполне здоров, но считает себя больным. Его ничто не радует. Все время его преследует одна и та же идея. Он живет, как умирал Делакруа, — разъяренным». Но Золя не мнимый больной. Его навязчивые идеи реальны. Тоска ночью, и как следствие этой тоски — суеверие. Он никогда ничего не предпринимает 17 числа, в день смерти своей матери. Страх. Страх смерти.
И вместе с тем в нем есть какой-то неукротимый пыл. Об этом свидетельствует, бесспорно, «Накипь», а также полные страсти сборники статей: «Натурализм в театре», «Наши драматурги», «Романисты-натуралисты», «Кампания» и «Литературные документы» — тяжелая артиллерия, которую он ввел в бой при наступлении натурализма. Он написал «Накипь», целясь в буржуазию. Он бросает упрек Гюго: «У Гюго недержание человеколюбия». Он не хочет, чтобы Дюма-отцу воздвигли статую. Он выпускает «Кампанию», направленную против политики. Он ополчается на протестантов. На Гамбетту. На студентов Эколь нормаль. Он против всех. Против. Собратья по перу начинают смотреть на него как на литературную филоксеру.
15 августа 1882 года в предисловии к сборнику «Кампания» он так пишет о себе:
«Да, я действительно одержим страстями, и от этого часто бываю несправедлив. Именно в этом моя вина, и ее нельзя оправдывать тем, что страсть эта возвышенна и очищена от всех мерзостей, которые ей приписывают. Но я заявляю еще раз, что никогда не отдам свою страсть обывателям с их снисходительной мягкотелостью и жалким пресмыкательством. Это страсть, которая пылает, страсть, которая согревает сердце, — неужели это ничто! Нет, жить только так, возмущаясь, яростно, негодуя против лживых талантов, против обманчивых репутаций, против всеобщей посредственности!»
Он бурно реагирует на события повседневной жизни, чтобы как-то забыть о своей драме. Когда страсть охладевает, он уходит с головой в работу, подобно тому как в юности он обретал успокоение, уходя в болезни.
Каждое утро писатель пробуждается словно от обморока. Чувствуя тяжесть во всем теле, он приступает к туалету, которым занимались в ту эпоху мужчины, к туалету на научной основе, но еще не отвечающему требованиям гигиены, гуляет по улице с собаками и затем приступает к работе — это его наркотик. Чернильница, бювар, бумага — все на своем месте. Если их нет, его охватывает ярость. Он усаживается за стол, машинально чистит скребком перо, перечитывает свои заметки и, возвращаясь к тому, на чем остановился накануне, «выдает» свои четыре страницы (пишет он на обычной школьной бумаге, разрезанной пополам); на каждой странице без полей — около тридцати строк. Золя питает безграничную любовь к печатному слову. Чтобы облегчить труд типографа, он каждую букву пишет отдельно.
Золя склонился над объемистой, перевязанной ремешком рукописью «Дамское счастье». Что-то томит его. Он встает, подходит к зеркалу — на него смотрит сорокалетний седеющий мужчина, с восковым лицом, на котором обращает на себя внимание затуманившийся взгляд и пенсне.
«Если бы у меня были дети, я бы дал им простые имена: Поль, Дениза, Жак…»
В январе 1882 года «Накипь» с цензурными сокращениями начинает печататься в газете «Голуа». 26 января автора вызывают в суд по заявлению некоего Дюверди. Дело в том, что у героя романа, советника апелляционного суда Дюверди, в реальной жизни оказался однофамилец, адвокат апелляционного суда Дюверди. Начинается процесс. Адвокат, нанятый истцом, заявляет:
— Мы могли бы без особых опасений разрешить использовать наше имя Жюлю Сандо или Октаву Фейе, но отнюдь не г-ну Золя!
В романе «Накипь» («Pot-Bouille» — арго: pot — «горшок», bouille — «вареное мясо» — является синонимом «pot-au-feu» — «горшок с мясом») Золя сводит счеты с буржуазией. Та отвечает ему мелкой местью с помощью мелких процессов, затеваемых мелкими людишками. Суд обязывает Золя изменить имя Дюверди. Тотчас же один Вабр, трое Жоссеранов и один Муре предъявляют требование, чтобы писатель убрал их имена из романа! Золя вне себя от ярости. Он уже десятки раз объяснял, что придает именам своих персонажей такое же значение, как своему собственному.
«Я восстановлю имя Вабр, которое заменил на „Безымянный“, чтобы показать, к каким нелепостям можно прийти, если в точности выполнять решение гражданского суда. Одним словом, я предуведомляю однофамильцев моих действующих лиц (это уже профессиональная одержимость: его действующие лица кажутся ему более реальными, чем реально существующие люди), что если я и уберу из своего романа хоть одно из этих имен, то только по настоянию судебных властей. Пусть подают на меня в суд. Сколько будет протестов, столько будет и судебных процессов. Поступая так, я хочу, чтобы юриспруденция стала наконец основываться на четких, ясных принципах».
Золя делает все, чтобы противник выставил себя в смешном виде; он заставляет его перейти в атаку, чтобы показать вопиющую нелепость спора. Так он набивает руку для разрешения других принципиальных вопросов.
Рабочие заметки показывают, что Золя хотел выразить в «Накипи».
«Говорить о буржуазии — значит бросить французскому обществу самое суровое обвинение. Три адюльтера, лишенных сексуальной страсти; адюльтер, обусловленный воспитанием, физиологической ущербностью и глупостью. Новый дом буржуа напротив дома на улице Гут-д’Ор. Изобразив народ, изобразить в обнаженном виде буржуазию, показать эту буржуазию более омерзительной, чем народ».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Гюстав Флобер - Анри Труайя - Биографии и Мемуары
- Тургенев - Юрий Лебедев - Биографии и Мемуары
- Месяц в Париже - Елизавета Саши - Русская современная проза
- Элен и ребята. Часть вторая - Луи Бардо - Короткие любовные романы
- Собрание сочинений. Т. 8. Накипь - Эмиль Золя - Классическая проза